– Чё, Картоха, – начальник отряда неслышно появился за спиной воспитанника, – мечтаешь о ребике?

– Мечтаю, Михаил Александрович.

– Ну, мечтай. – Капитан спустился по лестнице и натянул шапку на глаза Илюхе. – Цени доверие, которое тебе оказал начальник. В зоне девяносто человек сидит, а в ребике только двое, ты будешь третий.

– Я ценю, – заверил Картошин.

– Молодец. – Начальник отряда, придержав форменную шапку, запрокинул голову. По бирюзовому, словно вымытому небу бежали редкие облака. С крыш капала вода, пахло мокрым снегом и сырой землёй. – Жарко. Скорей бы на летнюю форму перейти.

– Смотри, Саныч, какие облака. Таких зимой не бывает, только весной и летом. Пухлые летние облака.

– Жарко, – после паузы повторил воспитатель.

– Ещё схолодает, – поёжился Картошин. – А в кабинете меня вообще мороз пробрал сначала.

– В отряд пошли. – Михаил Александрович поморщился и зашагал вперёд.

Картошин поспешил следом. Со второго этажа из комнаты дежурного на парочку смотрели начальник колонии и зам по оперативной работе.

– Думаешь, не зря, Николай Сергеевич? – спросил Александр Иванович. – Уж очень этот Картошин мелкий. Метр с кепкой. Толку от него будет чуть.

– Дело не в том, сколько будет с него толку. – Главный опер зоны проводил взглядом мощную широкоплечую фигуру капитана и семенящего рядом Картошина в большой, не по размеру, куртке и здоровенных ботинках. – Во-первых, парень заслужил, а во-вторых, кто-то же должен быть третьим.

– Это да. – Начальник усмехнулся.

– А других кандидатур у нас нет. Парням с характером за зоной делать нечего. Там нужны исполнительные, не задающие вопросов работяги. Да и тема тут одна наклёвывается. Потом расскажу.

* * *

У решётки входа в локальный участок второго отряда толпился народ. Воспитанники хотели знать, каков результат учебно-воспитательного совета.

– Чего, Картоха? – издалека закричал рыжий Виталик. – Прошёл?

Илюха молчал.

– Прошёл? Нет? – галдели пацаны.

– Да прошёл! – не выдержал начальник отряда. Он остановился, открыл массивным ключом калитку локального участка, пропустил вперёд себя Илью. – Скоро Картошин уйдёт от нас. Будет потом какашками в вас кидаться через забор.

– Мы сами его! – загалдели воспитанники. – Мы ему устроим отвальную! Вымажем с головы до ног!

– Неприемлемо, – важно покачал головой Картошин и тут же получил затрещину. Он крутнулся вокруг своей оси, но не нашёл предателя. – Э! Зашибу!

Пацаны толпой потащили Илюху в чайную – расспросить, что да как, а начальник отряда пошёл к себе в кабинет.

– Ну, рассказывай! – Пацаны усадили Картошина на лавку к столу и столпились вокруг.

– Дайте чаю налить сначала, – важничал Илюха.

– На мой, – протянул кружку сидевший напротив пацан.

– А печеньку?

– А ничего не треснет?

– Картоша-а-а! – торопил рыжий Виталик, подельник Илюхи.

– Короче, – Картошин, сложив губы трубочкой, громко потянул из кружки горячий чай, – захожу я в кабинет, а там все!

– Все? – переспросил глазастый Серёга, ещё больше округлив глаза.

– Вообще все! Опер, все замы, директора, психолог…

– А начальник? – перебил Серёга.

– Ясен красен, куда без него!

– Дальше давай!

– Ну я захожу такой. Представился. Саныч как давай меня хвалить! Парень красавчик, говорит.

– Ври больше! – не поверил Виталик.

– Клянусь! – Илюха сунул в рот печеньку. – Потом замполит говорит, мол, такого работника с удовольствием возьму. Они с зампотылом даже разругались из-за меня!

– Во врёт! – восхитился облокотившийся на холодильник Стёпа. – Писатель!

– А начальник говорит, может, на условно-досрочное лучше, Илья? А я ему – нет, Александр Иванович, я образование хочу получить!

Действительно, «малолетку» регулярно посещали с лекциями, беседами и семинарами лучшие умы области, а педагогическому составу и материальному обеспечению позавидовал бы любой лицей. Балл по ЕГЭ в школе при колонии всегда был выше среднего по области.

– Картоха, – в чайную заглянул худощавый, недавно прибывший пацан, – тебя Толстый зовёт.

Пацаны притихли. Илюха допил чай, встал из-за стола и пошёл на второй этаж в комнату номер восемь, где жил старший и самый главный в лагере воспитанник Илюха Толстый.

Картошин постучался в дверь, дождался разрешения и вошёл. На табурете посередине комнаты, широко расставив ноги, сидел старшак – здоровенный, похожий на гориллу.

Толстый отвечал за все «движухи» в зоне. Каждый арестант, прежде чем что-то сделать или сказать, должен был заручиться разрешением старшего, которого пацаны между собой называли «смотряга». Поставить брагу в столовой, набить наколку, сыграть в карты, «затянуть» сигареты, «пресечь» (прилюдно ударить по лицу провинившегося перед пацанами воспитанника) кого бы то ни было – все эти вопросы решались только по согласованию со смотрягой. Илюха сидел за убийство и поджог. Они с подельником, напросившись в гости к местному алкашу, хладнокровно зарезали его и подожгли квартиру.

– Здорово, малой, – кивнул Толстый. – Заходи, присаживайся.

В комнате вместе со смотрягой находились старшаки Димас, Паша и Олег. Картошин сел на предложенный табурет.

– Рассказывай, тёзка.

– Начальник сказал, что скоро выведут, – пожал плечами Илюха.

– А ты знаешь, что в ребике тебе туалеты мыть придётся? За сотрудниками мусор выносить. Машины им мыть.

– Ну машины-то мыть… – промямлил Картошин.

– Получается, что ты ни разу не порядочный арестант, – намекнул вставший рядом Паша. – Получается, вопрос за тебя надо поднимать.

– Какой ещё вопрос! – вспыхнул Илюха. – Я понятий не придерживаюсь и к освобождению стремлюсь!

– Сядь на место! – рявкнул Толстый. Вскочивший было Картошин присел на табурет, испуганно вертя головой.

– Это лагерь, малой, тут свои законы. Если человек за кем бы то ни было мусор выносит и туалеты моет, он порядочным пацаном сидеть не должен. Верно?

Толстый перевёл взгляд на молчавшего Димаса, тот кивнул.

– Чё вы докопались до пацана? – вступился Олег. – Пусть живёт, как хочет. Тем более он не в зоне будет, а в ребике.

– Ты-то откуда знаешь, что там творится, – с вызовом посмотрел на смотрягу Картошин и тут же, ойкнув, слетел с табурета на пол. Паша почесал занывшую от удара ладонь.

– Может, скачуху дать? – пожал плечами Димас.

– В смысле? – поднял брови Толстый.

– Времена меняются. Спрос на наше усмотрение: решим – сделаем, а можем ведь и не спрашивать, пощадить.

– А какой резон? – вставил Паша.

– Конечно же, не за просто так, – ответил Димас.

– Предлагай, – кивнул Толстый.

– Может быть, Картоха откупиться захочет? – сделал хитрый жест рукой Димас. – Чтобы спасти своё доброе пока ещё имя.

– У меня нет денег, – буркнул потирающий горевшую щёку Илья.

– У нас телефон пыхнул, – напомнил Паша. – Связь с лагерями оборвалась. От нас весточки ждут бродяги, смотрящий за «малолеткой», а мы молчим. Дела не решаются, общее страдает.

– Вот если бы телефон появился снова, – подхватил Димас, – человеку, за людское суетившемуся, уважение было бы.

– Тогда за него можно было бы сказать, что он для этого в ребик и рвался, чтобы пацанам помочь. Взял на себя тяжёлые обязанности за уборку, за туалеты и мусор, только чтобы зоне связь вернуть.

– Такому вечный респект был бы, – кивнул смотряга. – С этого телефона я бы лично на волю отзвонился и сообщил, что мальчоночка правильный в ребик попал, что всё у него по жизни ровно.

– Порядочным пацаном сидел бы второй ходкой в лагере, – подтвердил Паша. – Блатным, уважаемым человеком.

Илюха слушал и не верил своим ушам. А он-то обрадовался, что сумел вырваться из порочного круга воровских понятий «малолетки». Выходит, и за зоной до него может дотянуться всесильная рука блатной власти.

– А если он не согласится? – спросил старшаков смотряга. – Или согласится, а, выскочив в ребик, забудет про обещание?

– А разве мы до него не сумеем дотянуться? У нас Ваня и Витёк недавно откинулись. Мы им весточку пошлём, они приедут, выцепят пацыка, своими правами определят. Да мало ли уважаемых пацанов освободится скоро. Даже отзваниваться не надо. Мы им инструкции перед освобождухой дадим.

– Ага, – оживился Паша. – Туалетным ёршиком по щекам нахлопают, на видео снимут и до поры у себя придержат, а потом мы в помещении для воспитательной работы этот видосик всем отрядом и посмотрим.

– Что скажешь, картофельный человек? – тяжёлым взглядом посмотрел на Илюху смотряга. – Решать тебе. Решай сейчас.

Картошин затравленно озирался, искал взгляд Олега, но тот отвернулся к окну, не участвуя в разговоре.

– У меня выбора нет, – пожал плечами мальчишка.

– Выбор всегда есть. Просто у каждого он свой.

– Вы хотите, чтобы я телефон в зону затянул?

– Для начала.

– Но мне в зону хода не будет, – попытался сопротивляться Картошин. – Как я вам его передам? К тому же у меня мать пьёт, у отца другая семья. Мне даже денег взять неоткуда.

– Ну, положим, деньги у тебя будут. Тебя на ставку поставят за зоной, будешь примерно тысяч десять получать. Но это неважно. Телефон тебе привезёт наш человек.

– А как он узнает? – удивился Илюха.

– Дурак ты! – постучал ему по голове Паша. – Мы же посещаем культурно-зрелищные мероприятия в городе.

– В сопровождении сотрудников же!

– А мы всё по уму делаем, не первый год живём. Первый раз поедем – весточку оставим. Второй раз поедем – товар заберём.

– Два раза подряд не дают ездить, – всё ещё сопротивлялся Илюха.

– Поэтому мы все разом никогда и не ездим, – резонно заметил Димас.

– Короче, это уже детали, – поморщился Толстый. – Ты не о том думаешь, малой. Ты задницу свою должен думать как спасти, а не о том, как я буду трубку в лагерь загонять. Твоё дело – принять телефон и передать кому надо и когда надо или оставить там, где тебе скажут. Дело нехитрое, палева никакого.

– Экие вы уроды, – обернулся Олег. – Узнает начальник режима, он из вас инвалидов сделает, и ничего ему за это не будет.

– Молчал бы, – парировал Паша. – Хочешь чистеньким остаться?

– Ты предъявляешь, что ли? – вспыхнул Олег.

– Я констатирую!

– Этот невывозян когда писает, в унитаз попасть не может, а вы с ним за серьёзное дело базарите! Поломают вам зубы менты.

– Базарят бабки на базаре! И ты! – перешёл в атаку Паша.

– Ты чего, Олег, хочешь? – поддержал старшака Димас.

– Определить его и не возлагать надежд, – пожал плечами Олег.

Картошин по-настоящему испугался.

– Я согласен, – поспешил он. – Если вы мне скажете, что и как сделать, я сделаю, только не надо меня определять никуда.

– Для начала пятёрку мне сделаешь на этот номер. – Паша протянул бумажку с номером телефона.

– Какую пятёрку? – не понял Илюха.

– Пятерку денег. – Паша снова замахнулся, но бить не стал.

– У меня же нет денег, – захлопал глазами Картошин. – Я же говорил.

– У пацанов в ребике до зарплаты займёшь, – пожал плечами Паша. – По две с половиной всего. Потом отдашь.

Картошин пришибленно втянул голову в плечи.

– А ты думал, в сказку попал? – прикрикнул Димас. – Думал, раз мы тебя не трогаем, так можно перед ментами стелиться, как уличная чувырла? С утра до вечера он на территории веником машет, ремонтами занимается с указки отрядника, заявления бегает собирает для него по бараку!

Димас плюнул на пол.

– Думал, мы с тебя не спросим?

– Короче, – прервал Толстый. – Пятёрку сделаешь в течение недели после того, как выйдешь в ребик. Это будет означать, что ты с нами в одной теме, и мы начнём двигаться по телефону. Если денег не будет, мы поймём, что ты соскочил, и поставим на тебе крест. Понял?

Илюха молчал, будто оглушённый.

– Понял?

– Да.