Ошибка разбойника (страница 22)
– Да, – ровным голосом ответил идальго. – Судьбе было угодно, что дружба моего Фелипе с сыном дона Бернардо оказалась недолгой, но… – пожилой дворянин улыбнулся, не позволив почувствовавшему неловкость знакомому выразить соболезнования. – Я верю, наши мальчишки много раз ещё будут встречать рассвет на этой скале. Может быть, мои внуки.
Кабальеро почувствовал, как дёргается уголок его рта, а в душе возникает муторное ощущение, подозрительно напоминавшее стыд. К счастью для него, сеньор Рамирес отвернулся и стал глядеть на Хетафе, возможно, скрывая набежавшие на глаза слёзы. Дон Стефано дышал через раз, опасаясь потревожить своего спутника, но пауза оказалась недолгой. Идальго продолжил со своим обычным благодушием, а голос его звучал с неожиданной нежностью.
– Соколятам приходит время вылетать из гнезда, но для отцовского, тем более материнского, сердца они навсегда останутся птенчиками. Поэтому отец Фадрике так рассердился на нас – ему казалось, что сыну рано ещё идти на скалу… Нам пора вниз, пока не стемнело.
Мужчины спускались, не торопясь. Мысли сеньора дель Соль вновь приняли практическое направление. Он подумал, как много земель Хетафе изнывает от засухи и каким выгодным стало бы поместье дона Хосе, если бы ему удалось присоединить лучшие из принадлежащих местным крестьянам участки. Кабальеро заговорил:
– Жаль, что эта красота куда менее плодоносна, чем раньше.
– Да, но мы используем воду, которая есть, подбираем подходящие злаки. Непросто, конечно, но я надеюсь, налоговое ведомство продлит наши льготы или хотя бы облегчит бремя.
– Вы очень заботитесь о ваших крестьянах, наверное, из любви к родным краям остались в Хетафе?
– Не только. У меня грудная жаба, – коротко пояснил идальго. – В Хетафе воздух целебный, помогают прогулки в горах, а так я с трудом выдерживаю несколько дней без лекарств даже в Тагоне, не говоря о Сегилье. – И уже привычным для дона Стефано манером быстро прекращать разговоры о своих несчастьях пожилой дворянин добавил: – Наверное, судьба даёт мне понять, что не нужно отчаиваться, думая о будущем земли моих предков.
«Вот о чём говорил дон Бернардо… Значит, родной дом для идальго – ловушка!»
Хотя невозможность для идальго переехать поближе к влиятельному другу была на руку дону Стефано, он искренне огорчился, узнав о болезни сеньора Рамиреса.
– Печально, что вы большую часть времени вынуждены довольствоваться обществом простых крестьян. Вы стали очень к ним снисходительны.
– Я делю с ними беды и радости, мы оказались на равных что перед оспой, что перед интригами нашего общего соседа дона Хосе, что… – сеньор улыбнулся, – перед налоговым ведомством. И поверьте, я не испытываю ни малейшего удовольствия от мысли, что оказался первым в нашей деревне.
– И всё же крестьяне не ровня дворянам!
– А идальго не ровня состоятельным кабальеро, те – титулованным аристократам, среди которых свои ступени. На каждый задранный нос находится кто-нибудь выше. Вы и сами, наверное, видели, каким лакейством занимаются горделивые перед менее знатными людьми сеньоры, если попадутся на глаза кому-нибудь выше титулом.
Дон Стефано подобное не только видел, но и себя чувствовал почти что лакеем, когда заискивал перед герцогом. Он недовольно пробормотал:
– Разумеется, учтивость обязательна для дворян.
– Я не об учтивости, – не позволил увильнуть от ответа идальго. – Я о достоинстве, которое можно воспитать только привычкой быть среди равных. Раз в Хетафе не осталось людей одинакового со мной происхождения, то равными будут те, с кем я делю наши невзгоды и наши надежды… Вот и таверна. Доброй ночи, дон Стефано.
Кабальеро направился ужинать, про себя перебирая множество возражений, которые мог бы привести в беседе с идальго. Но спор скоро отступил на задний план, уступив мыслям о благодатных до засухи землях Хетафе. Было обидно, что земля из-за раздела на крупное поместье и множество мелких клочков осталась без подлинного хозяина, который не допустил бы ни глупую ссору, ни столь же глупые вольности, и сделал бы нищающее селение кусочком не менее лакомым, чем дочь единственного живущего в нём дворянина.
22. Видит око, да зуб неймёт
На рассвете дон Стефано с трудом растолкал своего молодого приятеля.
– Дон Хуан, вы забыли, что мы приехали на охоту!
– А? Да? Так рано? – бормотал юноша, пытаясь перевернуться на другой бок.
– Уж извините, горные козлы и бараны любят щипать травку по утренней росе!
– Я не баран! – сопротивлялся избалованный отцовский любимец.
Рассвирепев, кабальеро схватил дона Хуана за плечи, одним рывком поставил его на ноги и был готов оттаскать сонного красавца за растрёпанные светлые кудри, придававшие юноше вид ангелочка.
– Вы забыли, зачем приехали в Хетафе? – грозно прикрикнул на приятеля дон Стефано.
– На охоту? – неуверенно переспросил дон Хуан.
– Да! Я позаботился о проводнике, о собаках, о ружьях! О завтраке, чёрт побери! На вас сейчас ведро воды вылью!
– Иду, я иду!
– Для начала оденьтесь! – разозлённый дон Стефано вышел из комнаты и втолкнул в неё лакея дона Хуана, предварительно отвесив затрещину парню, не посмевшему будить своего господина.
***
Поохотились славно. Застрелили двух серн и крупного козла, а вечером тушу серны отправили в дар сеньору Рамиресу, напросившись таким образом к идальго на ужин. Дон Хуан явился в гости нарядным, прекрасно причёсанным, с напомаженными усами, по молодости лет не очень густыми.
Дон Стефано ворчал про себя: «Неужели Инес польстится на юного лоботряса?» Кабальеро, с одной стороны, надеялся, что осуществит замысел выманить девушку на дурную дорожку, а потом перехватить, оставив с носом и смазливого дворянчика, и пожилого идальго. С другой стороны, было чертовски обидно осознавать, что для сеньориты миловидность юноши близкого ей возраста может оказаться привлекательнее, чем сила и ум зрелого мужчины.
В доме идальго охотников встретил ещё один гость, совершенно, по мнению дона Стефано, ненужный – капитан Фадрике Морено. Пришлось изображать удовольствие от встречи с человеком, которого кабальеро не мог разгадать, и это сеньора дель Соль уже не беспокоило, а бесило. Впрочем, охота давала мужчинам обширную тему для разговоров, позволяя за безобидной беседой скрыть подлинные намерения каждого.
Дон Хуан предстал во всей красе своей юности и сегильской моды. Он, не стесняясь, рассыпал комплименты хозяйской дочери:
– Для меня честь, сеньорита Инес, что вы отведали кусочек моей добычи! Эта серна не была и вполовину так изящна, как вы!
– Бедняжку изящество не довело до добра, – улыбнулась девушка, искоса посмотрев на поклонника.
– Почему? Животные в ваших горах на то и созданы, чтоб угодить на вертел в благородной компании! Для них это честь!
– Вы опасный человек, дон Хуан, – Инес изобразила серьёзность. – Умеете решать, что кому честь.
– И в изяществе вы строгий судья, когда присматриваете, кого съесть, – в тон ей подключился к разговору отец.
Дон Хуан не заметил насмешки и остался собой очень доволен, а более наблюдательный дон Стефано поспешил перевести беседу в русло, где светский юноша не будет выглядеть глупцом, умеющим лишь изрекать банальности.
– Сеньорита, в прошлый раз вы читали баллады, может быть, с тех пор у вас было время прочесть ещё что-нибудь?
– Стоит ли, кабальеро, говорить о книгах, когда за столом есть люди, много повидавшие за свою жизнь, и это были не страницы под переплётами? – учтиво ответила девушка.
Инес могла намекать на дона Фадрике, но бывший капер имел полное право отнести её слова на свой счёт и обрадовался, еле успев спохватиться – не слишком ли заметно расплылся в улыбке. Чуть не забыв о доне Хуане и о своих планах, кабальеро принялся за рассказ.
– Самое удивительное, что я припомню за океаном – громадные террасы, построенные туземцами. Их цари сумели устроить в своих горах, не менее красивых, чем горы в Хетафе, безупречный порядок, основанный на полном беспрекословном подчинении тамошних крестьян и мастеровых. Плоды их порядка можно будет видеть столетия спустя – так надёжно террасы укреплены.
– Порядок не помог им сохранить своё царство, – вставил идальго.
– Разумеется! Что такое даже лучшие из туземцев по сравнению с подданными эспанского короля!
– Я слышал, лесные дикари сопротивлялись успешнее, чем подчинённые мудро устроивших свой порядок царей, – обронил дон Фадрике, поправив лампу с ароматной добавкой, отпугивающей комаров.
– Верно, сеньор, – кивнул дон Стефано. – Эти негодяи порой делали вылазки и нападали на корабли, бросившие якорь в гавани около эспанского поселения. На моих глазах атаковали не успевший разгрузить товар корабль работорговцев. Налетели на своих лодках из устья реки, закидали факелами ближайшее судно и отступили, пока эспанцы тушили пожар. Мы едва успели команду спасти, к счастью, люди легко отделались, но корабль и груз капитан потерял.
– Груз? – воскликнула Инес, позабыв обычную сдержанность. – Вы сказали, корабль работорговцев, там были люди? Они смогли выбраться?
Дон Стефано не сразу сообразил, что девушка спросила его о рабах, ему было решительно всё равно, какой груз потеряли незадачливые торговцы. На миг смешавшись, кабальеро встретил пытливый взгляд карих глаз, догадался – враньё о чудесном спасении запертого в трюме товара не проведёт капитана Mорено, и состроил печальное выражение лица:
– Мне жаль вас огорчать, сеньорита, корабль затонул слишком быстро.
Девушка опустила глаза и сделала глоток отвара из своей кружки, а кабальеро решил про себя: «В следующий раз надо придумать историю спасения кота или попугайчика – ей понравится». Вслух дон Стефано произнёс:
– Дикари безнравственны и жестоки, те из них, кто способен оценить благо стать подданными эспанского короля, поистине счастливы по сравнению со своими соплеменниками.
Забытый дон Хуан решил, что настало его время вступить в разговор:
– Уверен, десяток дикарок не стоят и мизинца эспанской сеньориты! – он выразительно посмотрел на Инес.
Улыбнулись все как один. Юноша украдкой глянул на старшего приятеля, уверенный в его одобрении, и не подумал, что девушка успеет заметить быстрый взгляд.
Дон Хуан вдруг показался ей похож на кудрявую комнатную собачку – хорошенькую, балованную, привыкшую во всём полагаться на свою хозяйку. Возникшего в воображении девушки пёсика вёл на поводке дон Стефано. Инес удивилась своей фантазии – нелепо было представить высокого и мощного кабальеро развлекающимся с подобным животным, но картина получилась на удивление яркой.
Вскоре гости из Сегильи откланялись. Едва за ними закрылась калитка, дон Фадрике, оставшийся ночевать в доме друга, негромко отметил:
– Для работорговцев люди в трюме – такой же груз, как табак.
– Для нашего знакомого, думаю, тоже, – невесело подтвердил слова капитана идальго.
***
Кабальеро зашли в комнату сеньора дель Соль, который позаботился, чтобы не подслушал, как они обмениваются впечатлениями о визите в дом идальго.
– Дон Стефано, почему вы заговорили о террасах, а не, к примеру, об украшениях?
– Надо же было разбавить чем-то осмысленным ваши банальности!
– Женщинам укрепления, туземный порядок и прочие заморские байки – полная ерунда!
– Не думаете ли вы, что разбираетесь в женщинах лучше меня? – огрызнулся бывший капер.
– Вы как будто хотели произвести впечатление на идальго, а не на сеньориту!
– В конце концов, кто собрался соблазнить девушку: вы или я?
– Никак не пойму, зачем вам надо, чтобы я её соблазнил? У вас какие-то счёты с её отцом? По виду не скажешь, вы ловите каждое его слово.
Дон Стефано был зол, ноздри его раздувались – молокосос проявил неожиданную проницательность. Нужно было срочно переиграть план увезти Инес, когда она согласится бежать с доном Хуаном, но прежде, чем юноша сделает её своей. Миг поразмыслив, разбойник решил – не стоит обманывать молодого человека, считая его глупее, чем он оказался. Поэтому, успокоившись, беспечно ответил: