Когда я пытался вспомнить, во лбу начинало жечь. Лена закрыла лицо руками, но при этом не плакала, лишь её глаза намокли. Лена повернулась ко мне и сказала то, что бросило меня в холодную лихорадку.

– Ты не просто попал в кому, я солгала. Тебя избили.

У меня пересохло во рту, а в голове будто перевернулся огромный пласт памяти, стёрший всё, что было до этого момента. Перед глазами вспыхнули отдельными фрагментами картинки.

Я лежу на земле.

– Почему… почему ты раньше не сказала? – Я в удивлении немного отпрянул от жены.

– Твои родители считают, что это моя вина…

Их несколько.

– Что за бред?

– Коль, мы шли поздно из магазина, они появились буквально из темноты и попросили денег.

Удары ботинками прямо в лицо.

– Я… не помню точно.

– Ты согласился, а я нет. – Лена отвернулась от меня и закрыла лицо руками. Я пододвинулся ближе и обнял её. Тело тряслось, но не от холода.

Кровь заливает глаза.

– Это были наши деньги за квартиру. Не знаю, о чём думала. – Лена задыхалась от слёз. Я видел, как ей трудно говорить, но ещё труднее было смириться с той ношей, что легла на её душу. – Прости меня, прошу!

Тьма надвигается.

Ленино тело содрогалось так, что мне было трудно удерживать её в объятиях. Внутри что-то обрушилось, надломилось, истлело, но всё это произошло будто в прошлой жизни. Я простил её. Давно.

– Я так долго ждала и надеялась, чтобы всего лишь попросить у тебя прощения! Не могла ни спать, ни есть. Господи, прости меня!

Слышу порхание тысяч маленьких крыльев.

– Лена, тише, тише. Я прощаю тебя. Всё хорошо.

– Правда? – она подняла глаза, и я увидел два бриллианта. Она вытирала руками мокрые от слёз щёки. Я обнял Лену крепче.

– Да, но подожди. Всё равно не понимаю, почему мои мама и папа не сказали?

– Они не хотели напоминать обо мне. Моим родителям они сказали, будто надеются, что ты после комы вообще не вспомнишь о нас с Настей.

На этом моменте во лбу зазвенел сигнальный колокол. Всё это звучало так неестественно, надуманно, что я своим нутром сопротивлялся в это поверить. Промолчал, ведь хотел знать, что Лена говорит правду, но где-то внутри противился. Так быть не может.

– Поэтому мы не приехали все вместе. – Продолжила она, унимая всхлипывания. – Наши отцы чуть не подрались. Это было безумие какое-то! Я забрала Настю, и мы какое-то время жили у подруги, Вики. Ты помнишь, моя одноклассница. Я не брала трубку, когда кто-то из них звонил. Уже хотела взять и ответить, но в самый последний момент отдёргивала руку. Не знала, что скажу, а начинать самой совсем не хотелось. Потом родители сказали, что едут домой, так как твоя мама запретила посещать тебя, хотя они приезжали достаточно часто. Я уехала вместе с ними. Поэтому не поверила глазам, когда увидела СМС от твоей мамы. Я чуть не упала в обморок, и, если бы не папа, успевший меня поймать в коридоре, я вполне могла бы получить сотрясение. Мы все примчались почти сразу. Твои родители нас пустили, но на меня не смотрели.

Было больно всё это слышать. Я понимал всех, но по отдельности не мог понять никого. Мне их жалко, искренне.

– Я хотела поехать с ними на следующий день, как ты очнулся, но они сказали, что лучше съездить одной. Так и поступила. Тут они оказались правы.

Я посмотрел на Лену так, как никогда раньше. Моё сердце переполняла обида на всех, но её я любил по-прежнему. Я обнял Лену опять, и так крепко, что она почти застонала от боли. Хочу прижаться к ней максимально сильно и больше никогда не отпускать.

– Пойдём домой? – спросил я, чувствуя, как кончики пальцев начало колоть.

– Конечно. – Она встала первой и протянула руку. Меня это удивило, но я посмеялся. Вижу, как она радуется, что её муж сейчас рядом и больше никуда не денется, и это сводит с ума нас обоих. Я взял Ленину ладонь, уже успевшую замёрзнуть, и поднялся с места. Мы отправились домой. По дороге я всё ещё пережёвывал в голове то, что услышал десять минут назад. Это не давало покоя, пока мы не оказались дома. Там пахло маминым пирогом. Настю на руках поднёс папа. Не важно, что было до всего этого, сейчас мы вместе, и это главное. Я их всех простил. Позже.

Стрела

Я хотел, чтобы старшие обеих сторон поговорили. Теперь знаю и помню всё, что нужно. До сих пор искренне желаю, чтобы вся эта история осталась позади и никаких недомолвок вообще больше не существовало. Мои родители так боялись за меня, что в их глазах Лена превратилась в угрозу. Они подумали о Насте? Если бы я и вправду не вспомнил их обоих, они бы тоже распрощались с единственной внучкой? Всё это не даёт покоя, но и начать разговор никак не могу. То слова в голове не рождаются, то момент совершенно не тот. Всё не то сейчас, и всё не так.

Я уселся за свой старый стол. Лена была на работе, родители гуляли с Настей, не уходя за пределы двора. Я оказался совершенно один. Хотел написать целую речь, наполненную разными вопросами, требующими ответов. Необходимо было узнать, чего на самом деле мама и папа добивались, пытаясь отгородить меня от жены, но лист так и лежал пустым. Я сложил руки на колени и посмотрел на карандаш, бездыханно и совершенно неподвижно валявшийся на столе. Ну же, напиши что-нибудь! Потом будет легче, само всё пройдёт, неужели ты так это и оставишь?

Сейчас, видимо, да.

Я смял лист и выбросил куда-то в сторону. Услышал мягкие постукивания бумажного комка. Карандаш я аккуратно убрал в выдвижной ящик. Там была не только канцелярия, но ещё и старый тонкий фотоальбом. Открыл его, на самой первой фотографии мы втроём – мама, папа и маленький я посередине. Совершенно голый, но в тот момент на это было плевать, ибо я и говорить тогда ещё вряд ли умел. За нами плещется море, пляж практически пустой. Солнце светит откуда-то сбоку, идеально подчёркивая папин былой точёный пресс. Чёрт, да на его животе можно бельё драить! Мама в сплошном красном купальнике. Её сильно вьющиеся длинные волосы колышутся на ветру, занимая чуть ли не четверть площади фотографии. Тот, кто делал снимок, решил, что всё волосы должны попасть, даже если центр композиции сместится куда-то в сторону.

Вообще не помню, как мы ездили на море, да и я не рвался особо. Может, это покажется странным, но к бескрайним водоёмам я абсолютно равнодушен. Родился со встроенной любовью к мегаполисам и его каменным высоткам. Уверен, акушерка поздравила маму с появлением у неё здорового любителя побегать по подъездам многоэтажных домов. Я быстро пролистал фотоальбом, и случайно одна из страничек замялась, оставшись открытой на пальце. Там только папа, он стоит в лодке и держит на леске огромную рыбину. По ту сторону кадра явно мама, её всё те же невероятно длинные кудри влезают справа, делая кадр слегка сюрреалистичным. Я закрыл фотоальбом и убрал обратно. Был бы рад его снова полистать, того гляди, вспомнил бы ещё что-нибудь, но мои мысли полностью поглотились другим. Где-то в глубине души я сомневался, что Лена вчера сказала правду. Как минимум часть она утаила точно.

Зачем? Я б спросил, да вот только до сих пор не знаю, как. Я уже хотел было достать новый листок, чтобы попробовать ещё раз справиться с речью. Попытка не пытка, хотя не в этом случае. Тут в замочной скважине двери зазвенела связка ключей. Родители вернулись со спящей Настей на руках. Папа шёл сразу за мамой, втаскивая коляску в узкий дверной проём и ещё более узкий коридор, выраставший из него. Я медленно вышел из своей комнаты, нервно теребя низ футболки и то и дело поправляя домашние штаны. Понадеялся, что момент для разговора наступил, но по лицам родителей, уставленным в пол, понял, что они слишком уставшие сейчас. Как уже выяснил – всё не вовремя.

Вечером зашла Лена. Дверь я открыл сам, теперь знал больше и не хотел, чтобы родители по этому поводу переживали сильнее. Так что я просто молча встретил жену, и она, раздевшись, ушла сидеть с Настей в нашу комнату. Я вернулся на кухню, где заканчивали свой ужин мама и папа. Они уже разделались со своими порциями супа и занимались кто чем. Мама начала мыть посуду, а папа полез ковырять что-то в холодильнике отвёрткой.

Я стоял на пороге кухни, наблюдая, как родители поглощены своими делами. Я опёрся на косяк и лихорадочно искал в голове хоть что-нибудь, что поможет хотя бы начать разговор, не могу оставить всё так. Они не общаются со своей невесткой, а это просто ужасно. Даже не сразу заметил, как чуть не сгрыз большой палец, откусив большую заусеницу. Пошла кровь. Я вытер красную жидкость об футболку. Не жалко, да никто и не заметит. Вполне возможно, что уже завтра эта футболка станет половой тряпкой.

– Мам, пап, – из меня просто петардой выпадали слова. Непонятно, как действовать дальше. – Я хочу с вами поговорить.

Они оба отвлеклись и посмотрели на меня почти одновременно. Я хотел каждому уделить часть серьёзного взгляда прямо в глаза, но раздвоиться не мог, поэтому глядел куда-то посередине между родителями, от чего выглядел немного неприкаянным, как меня мама всегда называла ещё с ранних лет.

– Садитесь. – Я указал пальцами на табуретки у кухонного стола. Мама вытерла руки об полотенце и осталась на месте, а папа всё-таки прислушался к совету. – Я всё знаю, или знаю часть, но я поверил Лене. В её слова о том, как вы с ней обходились после того, как я впал… впал в кому. Хочу спросить теперь лично и услышать от вас. Это правда?

Они переглянулись, словно по взгляду друг друга хотели решить, кто ответит первым, и не солжёт ли этот человек.

– Да, но у нас просто не получилось иначе. – Спокойно ответила мама и, посмотрев на папу, получила одобрительный кивок.

– Мы вряд ли сможем сейчас всё объяснить, – сказал тихо отец, как шпион, который боится за свою конфиденциальность. Он опёрся локтями на стол, – но вышло именно так. Мы любим тебя и хотим, чтобы ты был счастлив, чего бы это ни стоило.

Они меня обманывают.

– Мы тебя не обманываем. – Сказали они хором. Мне стало не по себе. Хочу уйти в свою комнату, к Лене. Я верил им всем, но вот эти версии не сходились. Родители хотели сделать как лучше для меня, но чуть не вышло катастрофически плохо. Я ощутил нежное прикосновение маминой руки… вцепившейся в меня ногтями, от чего на пол, сползая по предплечью, закапала кровь. Я отдёрнулся, мама пялилась абсолютно чёрными глазами, а папу тут же вырвало на стол чем-то тёмно-бордовым, он не выказал ни эмоции. Густая блевотина стекла по его подбородку и полилась дальше. Моё сердце на мгновение остановилось, и в эту секунду родители опять заговорили одновременно, но совершенно чужими… нет, чужим голосом. Он был один.

– Мне надоело.

– Кто здесь?

Дверь позади меня пропала, и спиной я прижался к голой стене. Слышал по ту сторону Ленин крик и Настин плач, но они пропадали где-то в глубинах моего подсознания.

– Я так надеялся, что ты всё вспомнишь. Я позвал всех, и мы ждали, что ты признаешься хотя бы самому себе. Но нет, ты молчишь. Ну и хуй с тобой! Возвращайся обратно. Хотя, ты никуда и не уходил.

Меня затрясло, и я упал на задницу, прижав колени к груди. Мама свалилась с ног, её охватили жуткие конвульсии, а папина голова открепилась от плеч и покатилась по столу. Перед глазами полетели искры, всё рушилось, абсолютно всё! За папиной спиной было окно, а за ним вырисовывался силуэт. Створки окна распахнулись, и вот объявился хозяина силуэта – Алиса. Она медленно влетала через проём, расставив руки в стороны. Когда Алиса оказалась у самого подоконника, папина голова, лежащая на столе и повёрнутая ко мне, предложила заглянуть в карман. Я сунул туда руку и достал маленькую бумажку. Мне её дал тот человек в странной шляпе и с дьявольскими глазами. Там было написано имя. Я Дмитрий, а не Николай. И всё это просто иллюзия.