«Самка желает тебя. Я почувствовал это. Как чувствую и твоё желание», – фыркнул волк.

– Иди-ка ты! – махнул на Мирного рукой. Волк огрызнулся и гордо удалился в глубь леса. – Тоже мне, специалист, – пробормотал себе под нос и направился к дому.

В гостиной матушка и Ангелина собирали завтрак. Тихомир сидел на скамейке у стола, зевая и почёсывая пузо. Я скинул тулуп и прошагал в центр комнаты.

– Доброе утро, Макарий, – улыбнулась мама и чмокнула меня в щёку. – Мой руки и садись завтракать, я напекла оладушки и сварила полбы.

– Ух, даже желудок свело, – улыбнулся любимой маме и направился выполнять указания.

Завтрак прошёл в тишине. Каждый довольно поглощал вкусную еду, заботливо приготовленную матушкой. А я всё кидал растерянные взгляды на Ангелину. Она словно не замечала этого. Сначала, поковырявшись в тарелке с кашей, нахмурила аккуратный носик, принюхалась и кончиком языка тронула еду. Пожав плечами, уже смелее засунула ложку в рот и явно удивилась от вкуса кушанья. Ещё бы! Томлёная в печи полба, да на молоке, и со сливочным маслом – это невероятное лакомство. Особенно, когда оно приготовлено любящими руками матери.

Распробовав кашу, Ангелина смела её за считаные минуты. Но как она это делала! Спина натянута струной, опущенный взгляд, гордо вздёрнутый подбородок. Грация царицы. Никогда не видел, чтобы девушки ели с таким достоинством и статью. В каждом её движении – изысканность. Наши девицы, разве что, не рыгали как мужики за столом, а в остальном мало чем отличались.

Покончив с трапезой, Ангелина оглядела стол, явно в поисках чего-то, и не обнаружив нужного, грациозно поднесла безымянный пальчик к уголку губ и стёрла маленькую капельку еды. Её густые реснички подпрыгнули вверх, и тут она заметила мой интерес. А я слегка расправил плечи, вновь потеряв связь с реальным миром, утопая в изумруде её глаз.

Её взгляд, который замер на мне, пылал. На щеках и шее разгорелся румянец. Мягкие губы приоткрылись. А мир сузился до размеров этой девушки. Всё вокруг стало неважным, ненастоящим, неосязаемым. Только она и её глаза, её трепещущая грудь, её нежные поглаживания своих же рук. В ту секунду я возжелал её прикосновений, ласковых и нежных. Захотелось отшвырнуть стол и прижать её к своей груди, внутри которой всё дрожало и даже слегка болело. Тело пробил озноб, сменяющийся жаром. Ладони вспотели, а кулаки непроизвольно сжались.

– Макарий, – откуда-то издалека донёсся маменькин голос.

– Что? – растерянно переспросил я.

– В каких облаках витаешь? – нахмурилась женщина.

– Просто задумался, – медленно, но верно приходил в себя и только сейчас заметил, что в кулаке зажата металлическая ложка, ручка которой изогнулась моими стараниями.

– Я сказала, что папенька будет к вечеру, а у меня заканчивается питьевая вода. Не мог бы ты сходить к колодцу?

– Конечно, мам.

Этот день длился бесконечно долго. Находиться рядом с Ангелиной, сталкиваться в тесном помещении моего дома, который раньше казался довольно просторным, было настоящей пыткой. Девушка вместе с маменькой хлопотала по дому, и она получала от этого неподдельное удовольствие. Наш быт был ей очень интересен, и где-то в глубине души зародилась надежда, что она проникнется моим миром и останется. Но это невозможно.

Когда-то мне сказали, что запретный плод сладок. Тогда я не понимал смысла этой фразы. Сейчас же отчётливо осознал, как может быть притягательна запрещённая красота. Как манит сама мысль того, что она никогда не будет твоей. Я был рядом, но так далеко. Она смеялась, задавая сотни вопросов, с любопытством впитывала новые знания, охотно помогала во всём. И, казалось, даже не замечала меня. А я горел изнутри. Просто тлел, постепенно умирая. Время бежало вперёд, приближая миг потери, расставания. И осознание этого было настолько мучительно, что хотелось кричать в голос. Что я могу сделать, чтобы она осталась? Чтобы не потерять? Как заставить изменить привычный уклад и законы моего рода? Её не примут. Её не поймут. Я и сам с трудом понимал. Но знал одно – забыть её будет сложно.

Ближе к вечеру, когда напряжение в груди стало практически осязаемым, я решил прервать свои мучения. Выйдя во двор, я схватил топор и принялся колоть дрова. Вымещая всю злость на себя и безвыходность ситуации, я безжалостно рубил деревяшки в щепки. И теперь я горел не только в чувствах, а на самом деле. Стало невыносимо жарко. Скинул меховой тулуп, оставшись лишь в свитере, и продолжил своё полезное, но ненужное занятие, ибо дров было заготовлено стараниями бати на неделю вперед. Процесс успокаивал нервы. Выплёскивая чувства, жар в груди отпускал, а мысли улетали прочь от девчонки, что крутилась возле. И, словно почувствовав, что моё сознание отпускает её, она вышла ко мне со стаканом воды.

Робко и смущённо Ангелина протянула мне воду, а я замахнулся топором, ловко погружая остриё в пень, и сделал шаг к ней, тяжело дыша и принимая освежающий дар. Я пил жадно, позволяя прохладной жидкости проникнуть вглубь моего организма. Я чувствовал взгляд девушки на себе. Снова этот взгляд, который поджигал искру моего сердца. Осушив стакан до дна, я утёр мокрые губы рукавом свитера и взглянул на неё.

Глаза в глаза. Её зрачок дрожал, отбивая барабанную дробь. Зелёная радужка засветилась мокрым блеском, а кончик её языка облизнул пухлые губы.

Я никогда не целовал девушек. В моём роде это не принято. Мы чтим не желание, а крепкие узы. И поэтому до обряда сочетания браком не познаём близости. Но в секунду, когда наши взгляды скрестились и она сделала маленький шаг ко мне, оказавшись так близко, что в нос ударил её аромат, я забыл обо всём. Сомнений не осталось. Я уверенно наклонился к ней и коснулся мягких губ своими. И, услышав блаженный всхлип из её уст, прижался сильнее к желанным губам, овивая хрупкую девушку сильными руками.

Это был первый поцелуй в моей жизни, но тело будто само знало, что делать. Наши губы слились воедино, нежно лаская и увлекая в мир, который я познавал, понимая, насколько он прекрасен. Сладкий танец языков подарил лёгкое головокружение и дрожь во всём теле. Я стиснул её сильнее и приподнял над землёй. Мной овладел Асмодей – демон похоти. Я слыхивал о нём из рассказов старейшин. Это самый страшный демон. Он способен разрушить человека, подчинить его. Но сейчас я его не страшился. Сейчас я наслаждался её близостью и нежностью. Я пил до дна сосуд желания и страсти, осознавая, что буду наказан за это, но не мог устоять перед соблазном. Нам не хватало воздуха. Мы буквально задыхались и лишь поэтому разорвали сладкий поцелуй.

Осторожно поставил Ангелину на землю. Её руки замерли на моих плечах, мои – на её талии. И каждый из нас молчал. Я боялся не сдержаться и открыть все запретные чувства к ней. А она… просто смотрела в мои глаза.

– Я уезжаю, – вдруг прошептала Ангелина, – твой отец вернулся.

– Сегодня? – только и смог пробормотать в ответ.

– Сейчас.

Сердце сжалось и побежало, гулко стуча в груди. Я бы хотел сказать, что не готов и не хочу отпускать её, но молчал. Смотрел в её глаза и молчал. Изумрудные листочки. Как я забуду их? Я не мог оторваться от них в эту секунду. А как же проживу всю жизнь? И, возможно, нужно было настоять, умолять её остаться, но я не сделал ничего. А когда увидел отца, я и вовсе отступил на пару шагов назад. Но он заметил наше смятение, замерев на месте на секунду, и двинулся дальше в нашу сторону.

– Здравствуй, сын, – отец стремительно подошёл ко мне, хлопнул по плечу и встал рядом, обратив взор на Ангелину. – А вы, милая девушка, уже готовы вернуться домой?

– Да, – она растерянно закивала головой, – только переоденусь в свою одежду.

Она убежала в дом, а батька положил вторую ладонь на моё плечо и встал лицом ко мне.

– Не спеши возвращаться в селение. Когда я вернусь, нам нужно будет побеседовать.

Я кивнул в знак согласия. Батя улыбнулся и направился вслед за Ангелиной в дом. А я так и остался во дворе. Не было сил прощаться. Просто не смог бы. Слишком тяжело посмотреть в её глаза и сказать: «Прощай». Душа рвалась к ней, покидая тело, но разум останавливал, цепляясь прагматичными клещами. И, чтобы хоть как-то унять бурю в душе, я принялся собирать наколотые дрова и относить их в дровяник. Лишь когда хлопнула дверь машины и загудел старенький двигатель, я метнулся к подъездной дорожке.

Я опоздал. Увидел только её личико в окне отъезжающего авто. Она улыбнулась мне и робко махнула ручкой. А моё сердце на миг остановилось, замерло в груди и обиженно спряталось за железной дверью в самый дальний угол души.

Мой взгляд потух навеки. Жизнь в секунду потеряла смысл. И всё, что я так старательно оберегал до последнего мгновения, вдруг потеряло свою значимость.

Тяжело вздохнув, я обернулся к дому, чтобы закрыться, переосмыслить, и почти столкнулся с мамой. Она поняла всё. Не знаю, может, материнское сердце и вправду способно чувствовать терзание детей или она что-то прочла в моих глазах, но маменька нежно и с огромной любовью прикоснулась к моему лицу.

– Так нужно, сынок, – сказала она дивным голосом, – всё наладится.

– Конечно, – я поспешил скрыться в доме.

Отправился прямиком к своей кровати, где сегодня ночью спала Ангелина. Казалось, её дух ещё витал в этой комнате. Будто она оставила частичку себя на этой лежанке и моя душа вновь метнулась к ней. Я закрыл глаза и расправил ладони, призывая духов и отпуская сознание. Метнувшись ввысь, сознание обнаружило то, что искало. Встретив беркута, я ловко погрузился в него и помчался вслед уезжающей машины. Старенький УАЗ отца я отыскал сразу и устремился за ним. Я летел средь многовековых деревьев, лавируя меж их ветвей. Боялся подняться выше: не мог упустить из вида авто. Хотя беркут не скажет спасибо за повреждения на его теле, спуститься вниз к дороге я тоже не мог. Батька заметит, а я должен быть в тени.

До самого города я гнался за ускользающей машиной и лишь у кромки леса потерял её из виду. Метнувшись ввысь с отчаянным криком, что издал мой друг беркут, порядком вымотанный погоней, я подключил острый глаз птицы. Кружа вдоль заснеженной дороги, обвивающей город, я высматривал заветный автомобиль. И вдруг увидел. С громким криком и сложив крылья, птица кинулась вниз вдогонку, нагоняя, но держась всё так же поодаль. Лишь у самого её дома я позволил птице устало усесться на ветку близ стоящего дерева, спрятавшись в лысой кроне.

Ангелину ждала вся семья у ворот во двор. Родные будто знали, что она приедет. Стоило девушке покинуть автомобиль, её тут же заключила в объятия женщина. И от того, как дрожал её голос и как крепко сжимали ладони, я понял: это была маменька Ангелины. Мужчина, что похлопал девушку по спине, утирая скупую слезу, по-видимому, был отец. Он поцеловал дочь в затылок и обернулся к бате.

– Спасибо, что не бросили дочь в беде, – протянул он руку отцу.

– Здесь нет моей заслуги. Я лишь привёз её к вам, а спас её мой сын. Его стоит благодарить.

– Тогда где же он?

– Макарий остался в лесном доме. У него слишком много забот. Он должен помогать матери.

– Что ж, тогда спасибо, что воспитали такого достойного сына.

– За это пожалуйста.

Отец гордо улыбнулся и направился к водительской двери, как вдруг его окликнула Ангелина:

– Подождите! – подбежала она к батьке и кинулась ему на шею. – Спасибо за всё: за гостеприимство, за вкусную еду и тёплую одежду. И передайте Макарию, что я буду скучать.

«И я буду», – кричала моя душа.

– Пожалуйста, дочка. Только с твоего разрешения я ничего не скажу сыну. Это лишнее, и ты должна была это уже понять, – с тёплой улыбкой ответил ей отец.

– Да, вы правы, – как-то надломлено прошептала Ангелина.

А моё сердце треснуло, и отчаянный крик вырвался из груди, отзываясь для всех криком беркута. Все вмиг оглянулись на дерево, где прятался я, и лишь отец, прищурившись, понял всё. Я поспешил убраться оттуда, открывая глаза в своей комнате.