Небо 27 (страница 7)
– Альварес? Неужели тот самый, которого только что упомянул президент Дуарте в своей речи? – я неплохо знал новейшую историю Парагвая и подумал, что произошла какая-то ошибка.
Кажется, Юрий, пришло время немного разъяснить ситуацию. Дело в том, что эта троица революционеров – Бенитес, Альварес и Дуарте – в то время была хорошо известна даже за пределами своей страны. Кто-то считал их просто бандитами, которые всеми силами стремились захватить власть в Парагвае, а кто-то, наоборот, называл настоящими героями и даже писал о них книги и слагал стихи в их честь, так сказать, в назидание последующим поколениям. Лично я думаю, что правы были и те и другие, ведь борьба с властью требует, с одной стороны, мужества и героизма, а с другой – безумия, авантюризма и невероятной жестокости. Такими они и были, и в противном случае у них никогда бы ничего не получилось. Итак, их подпольная бандитско-революционная группа несколько лет вела подготовку к восстанию, которое должно было положить конец правлению военной хунты в Парагвае – группы из пяти генералов, которая сорок лет держала в страхе всё население и установила жесточайший диктаторский режим в этой небольшой стране. Фернандо Бенитес был лидером сопротивления – очень грамотным стратегом, обладавшим невероятной харизмой, позволившей ему привлечь на свою сторону большое количество людей: как простых рабочих, так и настоящих головорезов. Его мать принадлежала к местному племени гуарани, а отец был потомком испанских колонизаторов, и эта смесь индейских и европейских кровей, свойственная, впрочем, почти всему населению Латинской Америки, не давала ему смириться с текущим положением дел и признать себя рабом. Он проделал колоссальную работу, но за пять дней до предполагаемого бунта Бенитеса и нескольких его соратников застрелили. Это было огромной потерей для революционеров, в одночасье лишившихся своего главного наставника и идеолога. Его место мог бы занять Рикардо Альварес – тот самый нищий, который сейчас стоял у телевизора с выдернутым проводом и повисшей плетью правой рукой, но полицейские схватили его и бросили в самую отвратительную тюрьму Асунсьона. У хунты были особенные планы на этого бунтаря – с помощью пыток заставить его выдать всех своих сообщников, успевших к тому времени рассеяться по диким пустыням Парагвая и затаившихся в ожидании подходящего момента.
Поговаривали, что Альварес имел криминальное прошлое и пользовался определённым авторитетом в преступном мире. Никто точно не знал, откуда взялся этот дерзкий самоуверенный тип и почему люди так охотно слушали его и подчинялись его приказам. Наверняка было известно только одно: он не умел проигрывать и шёл напролом к той цели, которую поставил перед собой и перед всей группой. Хунта, по всей видимости, так ничего и не добилась от него, и, по официальной версии, он был убит в тюрьме, а его тело зарыли то ли на заднем дворе, то ли в пустыне, где никто и никогда не смог бы отыскать его. Казалось, что это конец всему – восстанию, мечтам о свободе и светлом будущем и вообще любым попыткам сопротивления властям. Но тут из подполья вышел третий лидер повстанцев – Энрике Дуарте – и совершенно неожиданно, практически в одну ночь вместе с горсткой всё ещё преданных ему людей провернул то, что впоследствии назвали Лунной Революцией, потому что, как рассказывали очевидцы, луна в ту ночь светила особенно ярко.
Теперь вы, наверное, понимаете, почему я так удивился, когда Диего назвал этого сумасшедшего оборванца именем Рикардо Альвареса – одного из троих национальных героев Парагвая, который к тому же считался мёртвым.
– Простите, ради бога, – Диего замахал руками, как бы пытаясь развеять моё непонимание. – Конечно, откуда вам знать! Я всё вам расскажу, если вы обещаете, что это останется между нами.
– Безусловно, дорогой коллега, – поспешил заверить его я. – Даю вам честное слово советского гражданина.
Остальные тоже подвинули свои стулья поближе и приготовились слушать, несмотря на то что вся история, кажется, была им хорошо известна. Диего, как я уже заметил, был прекрасным рассказчиком, так сказать, журналистом от бога, и мне не терпелось поскорее узнать то, о чём он собирался поведать нам.
– Рикардо Альварес, – начал он, наполняя свой бокал ярко-красным портвейном, – действительно был правой рукой убитого Фернандо Бенитеса, и остальные члены революционной группы возлагали на него очень большие надежды. Он имел довольно грозный вид, и не каждый мог выдержать пристальный взгляд его пронзительно-чёрных глаз. К тому же у него был твёрдый, как кремень, характер и немного колкий язык, который он совершенно не умел держать за зубами. Знаете, порой казалось, что он слишком много думал и слишком много говорил и революция была для него лишь поводом покрасоваться перед самим собой, поупражняться в красноречии, если можно так выразиться. Но, несмотря ни на что, он был хорошим парнем и мог бы стать ещё лучше, если бы не попал в плен в ту роковую ночь. Для такого человека, как он, это было невероятно унизительно. Уверен, что он предпочёл бы умереть вместе с Бенитесом или даже вместо него, но военные приготовили ему совсем другую участь. Они, конечно, собирались казнить его на виду у всей страны, чтобы остальным было неповадно, но сначала его должны были подвергнуть пыткам, сломать, превратить в жалкого червяка, распластанного у ног всемогущей власти. Альварес знал об этом. Он, разумеется, пытался покончить с собой на второй день пребывания за решёткой, а на пятый объявил голодовку и продержался больше недели лишь на каплях воды, попадающих в его камеру из небольшого окошка под потолком. Закалённый законами преступного мира, он ни в коем случае не хотел сдаваться и из последних сил сохранял свой гордый и надменный вид, давая понять, что властям ничего не удастся вытащить из него. Оставшиеся на свободе революционеры очень высоко ценили его молчаливое сопротивление, и они ни в коем случае не собирались позволить ему просто так сгнить в заточении. К тому же они понимали, что, выдай Альварес хоть пару имён и мест, известных ему, все они уже через пару часов будут аккуратно сложены у тюремной стены с простреленными головами. Поэтому группа сделала всё возможное, чтобы облегчить участь Рикардо, в частности организовала тайный канал для переписки и отправки необходимых вещей в его камеру. Пару охранников удалось подкупить, а кто-то добровольно согласился помогать им, понимая, что в будущем это может оказаться полезным. Через некоторое время, когда ситуация немного успокоится, планировалось организовать побег, чтобы Альварес смог возродить и возглавить революционное движение вместо покойного Фернандо Бенитеса.
Группа знала о пытках, которые приходилось терпеть бедному Рикардо, и понимала, что рано или поздно он может просто не выдержать таких мучений. Однажды, когда после одного из жесточайших допросов Альвареса бросили на грязный пол камеры без сознания и с почти оторванной правой рукой, его соратники, рискуя всем, отправили к нему врача, который хоть как-то сумел привести его в чувства и поддержать его уже совсем искалеченное тело. Однако, как впоследствии выяснилось, это было большой ошибкой. Но обо всём по порядку. Как я уже говорил, Рикардо время от времени получал письма из внешнего мира в обход тюремной цензуры. Этим каналом революционеры старались не злоупотреблять, чтобы случайно не выдать себя, поэтому послания были редкими и максимально пространными, без конкретных имён, мест и фактов. Но для Альвареса это было единственной ниточкой, за которую он мог ухватиться, чтобы окончательно не сойти с ума. Он ждал их каждый день, перечитывал по нескольку раз, а потом избавлялся от них и начинал ждать следующих. Одно из таких писем пришло рано утром, и оно было каким-то странным, непохожим на другие, что сразу насторожило Рикардо. Он несколько секунд вертел аккуратно сложенный лист бумаги в левой руке, потому что правая была сломана и чертовски болела, пытаясь понять, не обманывает ли его интуиция. Помедлив немного, он всё-таки развернул письмо.
«Уважаемый сеньор Альварес! Мне запретили называть моё имя, поэтому я прошу у вас прощения за эту вынужденную анонимность. Я пишу это письмо, потому что немного волнуюсь за вас. Видите ли, я работаю медсестрой в одном из госпиталей в Асунсьоне, и несколько дней назад, поздней ночью, мне пришлось оставить свой пост по просьбе одного из моих знакомых. Он сказал, что прямо сейчас одному очень хорошему человеку угрожает смертельная опасность и мне надо немедленно оказать ему первую медицинскую помощь. Я захватила необходимые лекарства и средства для перевязки, и меня проводили в тюрьму, где были вы. Вы лежали на полу без сознания, в луже собственной крови, и ваше лицо было разбито, а правая рука выкручена и сломана в нескольких местах. К счастью, при быстром осмотре выяснилось, что вашей жизни ничего не угрожает, и лекарства, которые были у меня с собой, должны были привести вас в чувство. Я сделала несколько уколов, обработала раны, как могла, перевязала вашу руку и зафиксировала её самодельной шиной, после чего меня быстро вывели и велели никому не рассказывать об этом случае. Я тогда не спала весь остаток ночи и думала о вас. Я очень беспокоюсь о вашей руке, ведь такие переломы обычно не проходят бесследно, тем более без должного ухода. И вот я решила написать вам. Уважаемый сеньор Альварес! Пожалуйста, постарайтесь сохранять руку неподвижной, не сгибать её и ни в коем случае не допускать повторных повреждений. Кости будут заживать долго, и каждое неловкое движение сейчас может вообще лишить вас возможности пользоваться ей. Привяжите её к туловищу и забудьте про неё на несколько недель. Поверьте мне, это для вашего же блага. К сожалению, я больше не смогу навестить вас, чтобы убедиться, что всё в порядке, и это письмо – единственное, чем я могу помочь вам. Остаюсь искренне вашей,