В палату вошла дежурная целительница и с помощью магического кристалла быстро померила Дахху температуру. Она не кивнула Кадии и даже не посмотрела на неё. По уговору, после каждого посещения Мчащаяся оставляла на кресле приятно звенящий мешочек с золотом. За это ей дозволялось сидеть в Лазарете в любое время и сколько вздумается. В любых позах, с любыми напитками, как угодно.

Начиная с Того Самого Дня Кадия приходила сюда каждый вечер. Первые пару раз это было похоже на приём у Мастера Лёгких Мыслей. Она снова и снова пересказывала бессознательному Дахху события, и чудесным образом ей становилось легче. Ровно настолько, чтобы выдержать ещё один день на работе.

Суровый гном Груби Драби Финн, руководитель Чрезвычайного департамента, представил Кадию к повышению за поимку убийцы. Она давно об этом мечтала, так что это было хорошо – в теории. В реальности – не очень. Мчащаяся предпочла бы отпуск всем этим новым обязанностям.

Хотя… Как бы она его провела? Учитывая, что тот день, как серпом, выкосил всех её близких людей?

Кадия встряхнула головой, белокурые локоны рассыпались по плечам. Нельзя так говорить. Они ведь все живы. Наверное. Просто не с ней.

Она почесала нос и продолжила свой рваный монолог, обращаясь к Дахху:

– Знаешь, когда я стреляла в Анте на дворцовом острове, где-то в глубине души надеялась, что всё это – одно большое недоразумение. Что он ни в чём не виноват. Что это с моего ракурса кажется, будто он занёс над Тинави меч. А на самом деле, скажем, показывал ей искусную резьбу на лезвии… И… Ох, мать твою…

Кадия с досадой глотнула из бутылки и, наклонившись к неподвижному Дахху, шепнула ему, будто по секрету:

– Уже доказано, что он убийца, но я… Я всё равно чувствую себя предателем, Дахху. Предателем самого низкого пошиба. Я знаю, что сделала правильный выбор – и всё же… Ты бы понял. Ты бы точно понял, если бы был здесь.

Неожиданный всхлип вырвался из горла Кад, она испуганно дёрнулась и продолжила уже совсем тихо и сбивчиво:

– Дахху… Пожалуйста, вернись к нам… Чтоб тебя пеплом присыпало, да я первый раз в жизни тебя о чём-то серьёзно прошу, Дахху! Ну пожалуйста…

Но Смеющийся не внимал мольбам. Его бледное лицо, обращённое к потолку, выглядело безмятежным. Кадия, повинуясь внезапному порыву, дотронулась пальцами до шрамов, пересекающих шею Дахху. Старые отметины, оставленные когтями гигантского волкодлака, были на виду, и Кадия решила, что другу это не понравилось бы: он всегда старался прятать их от чужих глаз.

Она залезла в прикроватную тумбочку, думая, что там, среди личных вещей возможно отыщет любимый шарф Дахху. Его не было. Зато Кадия наткнулась на толстую стопку бумаг, перевязанную кожаным шнурком крест-накрест. Выписанные от руки буквы на верхнем листе гласили: «Доронах. Энциклопедия». Нижний угол был густо перемазан засохшей кровью.

Кадия опустилась на пол Лазарета и закрыла лицо руками.

* * *

– Всё будет хорошо, – дослушав рассказ Кадии, я серьёзно посмотрела ей глаза. – Клянусь. Ты веришь мне?

Она последний раз всхлипнула и быстро-быстро закивала. Потом, утерев слёзы, посмотрела на багрово-малиновую полоску света, проступившую на тёмном июньском небе. Прежде молчавшие птицы в саду начали петь одна за другой.

– Вот и утро, – я вздохнула и потянулась.

– А с тобой-то что случилось? – спохватилась Кадия. Да так испуганно, будто у нас всего-то и было на разговоры, что эта ночь – одна-единственная ночь, за которую мы не успели сделать всё, что следовало.

– Давай об этом завтра. Одна страшная сказка за раз – так я считаю, – кривовато улыбнулась я, потом критически осмотрела её мешки под глазами. – Ты как, больше не размякнешь?

– Нет, кажется, я выплакала месячную норму, – она шмыгнула носом, а потом поднялась и двинулась в сторону ванной.

– Пф! Ты себя недооцениваешь: минимум, годовую! – Я кинула ей вслед подушку.

Кадия засмеялась. Пока ещё немного натянуто, но всё же – прогресс.

– Может, заглянем сейчас к Дахху? – вдруг предложила она. – У меня есть немного времени перед работой.

– Я только «за». Но придётся меня загримировать… – я бросила взгляд в сторону газеты, брошенной на письменный стол.

– В этом всецело положись на меня, – пообещала Кад и так зверски ухмыльнулась, что мне поплохело.

Если окажется, что она всё-таки не простила меня за резкое исчезновение и такое же внезапное возвращение – мне хана. Она в качестве мести может мне такое нарисовать, что я никогда уже не смогу это «развидеть».

Ох, не ссорьтесь, люди, с лучшими подругами…

9
Цвéта фисташкового мороженого

По-настоящему сильное желание легко стирает понятие невозможного. Всё дело в приоритетах, знаете ли.

Бертранца из Дома Таящихся, глава кафедры Предельных Наук

По дороге в Лесной лазарет я не уставала радоваться тому, что большинство жителей нашего королевства достаточно безразличны к борьбе с преступностью. Среднестатистический шолоховец считает так: кого и зачем ищут детективы Смотрящие – дело одних только Смотрящих.

В этом смысле я могла чувствовать себя в относительной безопасности: горожане не держали газеты нараспашку и не всматривались в чужие лица на предмет совпадения с портретом.

Зато объявление о «господах добровольцах» вызвало в столице бешеный ажиотаж. Как я вскоре убедилась, король Сайнор не ограничился покупкой печатного места в «Вострушке»: он приказал развесить листовки с призывом волонтёров по всему Шолоху.

Маг и воин смотрели на меня с каждого забора. Их улыбки казались столь неестественно идиотскими, а взгляды – стеклянными, что я не представляла, кто в здравом уме захотел бы им уподобиться. (Собственно, по словам Патрициуса, никто и не захотел.)

Хотя сто тысяч золотых – это, конечно, большая сумма. Существенная даже для нас, выходцев из семнадцати знатных Домов.

Для любопытных и говорливых шолоховцев доски объявлений стали местами особого притяжения. Они собирались возле них так, как в хорошую погоду собираются на пикник возле уютных берегов реки Нейрис: приносили раскладные стулья и плетёные корзины, в которых ждали своего звёздного часы клубничные лимонады, пышные булочки и солёный миндаль. Горожане удобно устраивались в тени величественных вязов и часами с удовольствием сплетничали обо всём на свете. А иногда строили теории о том, сможет ли всё-таки кто-нибудь спасти Лиссая – или в королевстве отныне будет на одного принца меньше.

Мы с Кадией – она на своей лошади по имени Суслик, я на незнакомом мне прежде жеребце из конюшен Мчащихся – проехали мимо очередной такой компании. Кад, увидев, с каким интересом я слежу за «плакатными сплетниками», встревожено нахмурилась.

– Тинави, – негромко сказала она. – Учитывая судьбу тех Ходящих… Скажи, если окажется, что Лиссай уже мёртв, ты будешь долго горевать, да? По-настоящему?

Я помотала головой.

– Не переживай. Я уверена, что Лиссай, во-первых, находится не под курганом, а во-вторых, жив и скоро вернётся домой.

Кадия озадаченно моргнула:

– Что-то мне не вполне понятен твой оптимизм.

Ещё бы. Ведь Кадия не была в курсе всех наших «божественных» драм: не знала ни о битве в Святилище, ни о Карле, ни о Теннете. С учётом того, что последний пункт означал буквально: «Милая Кад, если что, ты встречалась не просто с красавчиком-убийцей, а с падшим богом», я понятия не имела, как лучше рассказать ей всё это, и поэтому даже радовалась тому, что ночью мы не успели обсудить мои приключения.

Но раз уж теперь тема поднята, то…

Я вздохнула:

– Есть кое-что, о чём нам следует поговорить.

– Это худшая фраза на свете, ты же в курсе, да? – мрачно буркнула Кад.

– Ну ничего хорошего я тебе и не скажу, прости.

– Зашибись!.. – не оценила она.

Мы как раз въехали под купольную арку Моста Очарования, переброшенного через глубокий и широкий овраг, на дне которого – высокая сочная трава, звенящая речушка, похожие на волчьи клыки скалы и заросли плакучих ив. Город – где-то там, наверху. А здесь – только зелень, прохлада и тишина, разбиваемая стрекотом кузнечиков.

В Шолохе есть традиция: на местных скалах все желающие рисуют лица незнакомцев – тех, которыми однажды залюбовались, но к которым побоялись подойти. Десятки, сотни лиц, нарисованных с чувством светлой грусти или робкой надежды («а, может, однажды всё-таки?..»). В этом месте ощущается сила: мягкая и печальная, как несбывшаяся любовь.

Кадия потянула поводья Суслика на себя, и кобылка недовольно всхрапнула, замедляя шаг.

– Стражди, только не говори мне, что это ты заставила его высочество пропасть.

– Ну разве что очень косвенно, – прикинула я. – Если я сильно постараюсь и буду тарабанить со скоростью мастера речитативов, то уложусь с рассказом в четверть часа.

– Жги, – милостиво разрешила Кад.

– Может, лучше в Лазарете?

– Ну уж нет, – воспротивилась Мчащаяся. – К Дахху мы всякую дрянь не потащим.

– Тогда давай присядем.

Кадия спешилась и плюхнулась прямо на траву. Я последовала её примеру.

Под Мостом Очарования немногие ездят – моей исповеди никто не помешал. Но, когда я закончила, лица незнакомцев на скалах – клянусь – приобрели растерянное выражение. Кажется, они слушали нас чуть внимательнее, чем можно было бы ожидать от обычных портретов.

Кадия пожевала губами. Потом дёрнула плечом:

– Мне надо всё это обдумать. Поехали.

– Поехали, – согласилась я и едва слышно перевела дыхание.

Если честно, я боялась, что, услышав новость про Анте‐Теннета, Кадия развалит мост над нами на тысячу отдельных камешков.

Но пронесло.

* * *

Начался район Пятиречья, впереди замаячила роща ошши. Кадия потрепала Суслика по морде и привязала кобылку к коренастому дубу на тройной булинь. Чтобы вы понимали, булинь – это самый крепкий узел в мире, – так что Кадия предостереглась. И правильно, ведь идти с Сусликом сквозь владения крустов – себе дороже. Лешие начнут приставать, Суслик их мигом сожрёт, аппетитно похрустывая, как сухариками, а нам потом выкатят штраф на кругленькую сумму. А если у крустов хороший защитник в департаменте Шептунов, то и вовсе приставят к исправительным работам где-нибудь в Чернолесье.

Я спрыгнула с коня и с опаской пощупала свой накладной нос.

– Не трогай! – взвыла Кад.

Жуткая штука, торчащая посреди моего лица, была предметом её гордости. И моего ужаса. Кадия вылепила мне её с помощью гримировальной массы, которая хранилась у неё в дальнем углу комода в ожидании Хэллоуина.

Конспиративный нос получился воистину монументальным. Он выступал далеко вперёд за пределы лица, а кончик у него был острым и вздёрнутым, как у феи из Зубастых равнин. Я беспокоилась, что во время ходьбы нос будет слегка подскакивать. Обошлось, но, куда бы я ни посмотрела, он всегда попадал в поле моего зрения.

Кошмар.

Снабдив меня носом, Кадия сочла работу по преображению законченной. Только ещё нарядила меня в воздушное платье с густой вышивкой в виде тюльпанов и гиацинтов и туфельки, собранные словно из лепестков роз. А на голову нацепила островерхую широкополую шляпу, чья тулья была украшена искусственными пионами – причём каким-то совершенно неприличным количеством.

– Я похожа на чокнутую цветочную нимфу, – приуныла я.

– Ничего! Зато если кто‐то узнает в этой зефирке тебя – расцелую как победителя по наблюдательности, – пообещала Кад, приложив руку к сердцу.

* * *

Из рассказа Кадии я знала, что палата Дахху находится в старом корпусе Лазарета, но не ожидала, что последний расположен настолько далеко от остальных. И что он так тотально тих и пуст.

– А целители вообще успеют сюда добраться, если Смеющемуся вдруг станет плохо? – забеспокоилась я.