Идя по Рокочущим рядам, я то и дело ловила на себе хищные взгляды – и в ответ каждый раз многозначительно опускала руку на ножны с кинжалом. Наконец я оказалась на набережной Топлого канала. Там, на каменных ступенях, спускающихся к самой воде, меня ждала, раскуривая трубку, Андрис. Её русые волосы были подстрижены под пружинистое каре. Вместо ободка их придерживали круглые металлические очки с зелёными стёклами и толстой оправой. Эти очки – визитная карточка Андрис.

– Привет! – сказала я, садясь рядом с Йоукли.

Не отвечая, она внимательно осмотрела меня с головы до ног. Потом какое-то время понаблюдала за тем, что происходит вокруг нас.

Я и сама стала разглядывать её, не менее тщательно. Даже более тщательно: при виде моей прилежности брови Андрис поползли вверх. С ней всё было по-прежнему: комбинезон из грубой ткани, светлая рубаха, румяные щёчки и две татуировки на предплечье. На первой – волчья голова, вписанная в круг. На второй – карта мира и роза ветров. Это были символы департамента Ищеек и всего Иноземного ведомства соответственно.

– Йоу, Тинави! Надо же, а я боялась, что это будет ловушка, а не настоящее приглашение, – наконец хмыкнула Андрис.

Она выпустила клуб вишневого дыма из курительной трубки и разжала кулак, показав спрятанный там амулет в виде железной звезды.

Андрис запихнула его в нагрудный карман и широко улыбнулась:

– Я думала, сейчас придёт какой-нибудь подставной хмырь, и тогда я припечатаю ему на шею Светило Утопленника и буду макать головой в воду в целях самообороны – вот, подготовилась. А это действительно ты – невероятно! Где ты раздобыла такой шикарный накладной нос, признавайся? С ним ты похожа на фею.

– На фею-переростка, ага, – вздохнула я и рассказала об экспериментах Кадии с гримировальной массой.

– Потом отдай его мне, пожалуйста, – попросила Йоукли. – Пригодится в работе.

– Договорились. Андрис, почему Полынь до сих пор в тюрьме?

Она тяжело вздохнула.

– А ты не любишь предисловия, да, Тинави? Внемлющий под замком, потому что нарушил закон.

– Но он же получил право использовать генеральское желание. Что он попросил, если не свободу?

– Он до сих пор не использовал этот козырь, – Андрис с размаху метнула огрызок яблока в реку. Потом взяла трубку, вытряхнула из неё старый табак и полезла в кисет за свежей порцией. – Мой человек в тюрьме пытался выяснить, какого такого лешего наш дорогой Ловчий не торопится получить свободу, но ведь ты его знаешь… От него и в обычной жизни иногда словечка не добьёшься, а с охранниками он тем более не спешит делиться сокровенным.

Я, сидевшая с поджатыми ногами, расстроенно стукнулась лбом о собственные колени. А потом ещё раз. И даже тихонечко застонала, чтобы Андрис точно прониклась степенью моего отчаяния.

Судя по всему, Полынь решил сберечь своё желание на будущее.

И, скорее всего, он всё-таки надеется потратить его на амнистию для своей тетушки Тишь^[7]. Потому что именно это – свобода для Архимастера – было целью всей его гонки за званием Генерала Улова. И причиной того, почему он вообще решил стать Ловчим.

А Полынь – не тот человек, который легко отказывается от своих планов. Даже если их осуществление означает, что самому ему предстоит гнить в тюрьме.

Упрямый, невыносимый, невозможный Ловчий!

– Не понимаю, на что он рассчитывает, – покачала головой Андрис. – А ещё не понимаю, как так вышло, что ты сбежала из тюрьмы, а он – нет.

Под пристальным взглядом её медово-коньячных глаз я вспыхнула.

Йоукли не нужно было продолжать, чтобы я угадала подтекст её реплики. «Это он спас тебя, да, Страждущая? А сам остался в заключении, как герой, потому что наверняка обстоятельства складывались так, что сбежать мог только кто-то один».

– Андрис, я сбежала сама. Если бы я могла взять с собой Полынь – я бы сделала это.

– Вот в этом-то и разница между нами, Тинави, – она криво усмехнулась. – Я бы ни за что не оставила его одного.

И снова – кровь прилила к моему лицу. Мне показалось, будто Йоукли дала мне пощечину.

Я тоже думала об этом. И в Шэрхенмисте, и на корабле, и, конечно, вчера ночью, когда проворочилась в кровати до рассвета, так и не сумев толком поспать.

Только вот в чём беда – как ни изводи себя сожалениями о прошлом, оно не изменится. Ты не сможешь переиграть свои решения и поступки. Как бы ни было паршиво на душе, нужно смотреть вперёд, потому что все твои шансы исправить что-то – там.

Тем более, отставив эмоции и положа руку на сердце, я могла признаться, что до сих пор считаю свой уход в Междумирье – пусть и в одиночку – верным выбором. Как минимум, в противном случае нас с Полынью уже бы казнили, ведь не случилось бы моей встречи с Карлом и его приказа королю оставить Внемлющего в живых.

И да, теперь я на свободе. У меня развязаны руки, а значит, сейчас у меня гораздо больше возможностей вытащить Внемлющего, чем было, когда я сидела в карцере.

Не знаю как, но я верну тебя, Полынь.

– Андрис, ты сказала, что у тебя есть «свой человек» в тюрьме. А он мог бы организовать мне встречу с Внемлющим?

– Ха, ха и ещё раз ха, – она посмотрела на меня исподлобья. – Неужели ты думаешь, что я бы сама не поговорила с ним, если бы существовала такая возможность?

Я сглотнула.

Наш разговор шёл не совсем так, как я надеялась. Вообще, у нас с Андрис были тёплые приятельские отношения, но имелся один нюанс, из-за которого прямо сейчас в них ощущалась некоторая напряжённость. А именно: если я правильно понимала, Ищейке давно нравился мой напарник. Может, и она ему: в случае Полыни это прах разберёшь. Как минимум, я знала, что раньше они проводили много времени вместе. А ещё Андрис была профессионалом, человеком, который служил в Ведомстве уже пять лет и являлся доверенным лицом многих опытных Ловчих, включая Внемлющего.

Естественно, Андрис не была в восторге от того, что:

– какой-то новой девице, а не ей, Полынь доверил тёмную тайну своего прошлого;

– с этой же новой девицей загремел в тюрьму (м-м-м, романтика!..);

– возможно, помог ей спастись ценой продолжения своего заключения;

– и теперь она, эта девица, сидит тут и умничает, сама ничего не зная и не умея.

Осознав всё это (позже, чем нужно было, ага), я схватилась за голову.

– Андрис, – умоляюще протянула я, – можно я задам тебе ещё несколько вопросов? Потерпишь меня, пожалуйста? А потом обещаю исчезнуть с глаз долой.

Она внимательно посмотрела на меня, а потом вдруг тяжело вздохнула и добродушно потрепала меня по волосам.

– Тинави, – произнесла она гораздо теплее. – Я не злюсь на тебя. Точнее, как минимум, стараюсь этого не делать. У меня плохое настроение из-за всего происходящего, но это не значит, что я собираюсь вписывать тебя в враги и гневно растаптывать наше приятельство. Объективно, твоей вины тут нет, и я достаточно адекватный человек, чтобы понимать это. Разберемся.

Боги, какая она крутая.

Слова Йоукли неожиданно заставили меня вспомнить о том, что она гораздо опытнее меня не только в работе, но и в целом, по жизни. В том числе – в отношениях с людьми, которые Склонны Ужасно Раздражать. Она – старшая сестра в многодетной семье, состоящей из пяти погодок, и, как сама не раз признавалась, её младшие сёстры и братья регулярно вели себя так, что ей хотелось убиться. В итоге она последняя уехала из отчего дома и поступила в Академию – сначала добилась того, что все «мелкие» устроились в жизни. Да и в ведомстве она только и делала, что тренировала стажеров-Ищеек.

В общем-то, Андрис – крепкий орешек. И её сердце достаточно большое и доброе для того, чтобы, действительно, хотя бы постараться не держать на меня обиду.

Мы ещё долго разговаривали, но я не узнала больше ничего принципиально важного. На прощание я, поколебавшись, спросила Йоукли, почему она не стала расспрашивать меня о том, как именно я сбежала.

Андрис пожала плечами.

– Потому что не бывает планов побега, которые срабатывают дважды в одной и той же тюрьме. А ещё, поговорив сейчас с тобой и обдумав всё хорошенько, я подумала, что Полынь, вероятно, и вовсе не хочет бежать. Полагаю, он собирается выйти из тюрьмы как свободный человек. И знаешь что? Я уверена, что рано или поздно у него это получится.

– Надеюсь, что всё-таки «рано», – поёжилась я. И, поколебавшись, добавила: – Если вдруг я захочу попробовать… ну… помочь ему с этим, и мне нужен будет какой-то совет, я могу обратиться к тебе за помощью?

– Конечно, – кивнула она и протянула мне ладонь для рукопожатия. – Сделаю максимум возможного. В ведомстве как-то пусто без Полыни. Да и, наверное, без тебя, – задумчиво добавила она в конце.

И в тот же момент, как мы пожали друг другу руки, по всему Шолоху зазвенели часы, отмечая полночь.

* * *

Всю обратную дорогу Патрициус продолжал радоваться нашему с ним «новорожденному дуэту, прекрасному союзу». Цокета так воодушевляла идея бравой команды «Езжай и Стражди», что он даже собрался рисовать о нас комиксы, подрядив в качестве художниц своих многочисленных дочурок.

– Вот увидите, мадам, не пройдёт и пары лет, как я стану популярным автором. А извоз – это будет так, для души.

Я засмеялась и пообещала по возможности помогать.

– Вы, главное, всяческие приключения поставляйте!

– О, это я могу!

Я снова ночевала у Кадии. А Дахху вчера выписался из лазарета и вернулся в свою пещеру. Целители согласились с этим, потому что в общем и целом Смеющийся был в порядке, только иногда на него накатывала дикая слабость, а правая нога немела. Из-за этого ему с собой выдали гору пузырьков с тонизирующими эликсирами и парочку костылей, чтобы он не навернулся где-нибудь ненароком.

Уже привычно прокравшись сквозь ночной сад к покоям Кадии, я с удивлением обнаружила, что она… общается с моей рамбловской туникой.

Утром эта туника пережила страшное испытание под названием «стирка», и, кажется, теперь чувствовала себя униженной и оскорблённой. А потому жаловалась Мчащейся – так, как это мог бы сделать живой человек.

Они сидели в креслах друг напротив друга (рубаха сама по себе прекрасно держала форму тела), и туника экспрессивно размахивала рукавами, то потрясая несуществующим кулаком, то всплескивая «руками». Жаловалась она, собственно, на меня – ведь это я постирала её. Своими собственными неопытными в домашних делах руками: привычно отдать волшебную ночнушку прислуге – при том, что в доме Мчащихся до сих пор никто не подозревал о моём тайном присутствии – было бы, как минимум, странно.

Кадия ржала, как конь, и поддакивала тунике.

– О-о-о, да, Тинави очень жестокая, очень! И руки у неё из задницы, – гоготала Мчащаяся. – А ещё она чистоплюйка.

– Ну приплыли! – возмутилась я, отодвигая балконную дверь и входя в комнату. – Стоит уйти на пару часов, как тебе уже вовсю перемывают косточки.

– Да ладно, мы же любя, – с улыбкой отмахнулась Кад, а туника категорично сложила рукава крестом: «Нет-нет, вообще не любя, ни разу!» – читалось в этом жесте.

Какое-то время мы посидели, если так можно выразиться, втроём. Туника переливалась всеми цветами жемчуга – от серого до розового, а мы с Кадией пили ароматный гречишный чай, по вкусу напоминающей яблочное печенье, и ложками ели цветочный мёд из стащенного с кухни горшочка.

А потом Кадия нацепила тунику на себя и легла в ней спать. Надо сказать, что их отношения развивались потрясающе быстро!

Я же села за рабочий стол, зажгла аквариум с осомой и стала прописывать список из ста идей того, как хотя бы в теории можно было вернуть Полыни статус свободного человека. И себе заодно, что уж! Но, увы, идеи закончились на трёх десятках, и то – ни одна из них не выдерживала критики.

Вздохнув, я тоже залезла в постель.

– Милое подсознание, может, ты поможешь придумать что-нибудь путное? – без особой надежды прошептала я. Щелчком пальцев выключила прикроватный светильник со светящими кристаллами кварца и вскоре уснула.