Все вокруг было залито полуденным светом, и свежая зелень подстриженных газонов на лужайке била цветом в глаза наотмашь. Цвели яблони. Сестры в светлых газовых платьях тоже были похожи на яблоневые цветы – такие же свежие, нежные. Счастливые.

Эта сцена, как болезненный ожог, въелась в разум юного Дерека, и он, с ненавистью глядя на очередной талмуд, отшвырнул его. Вся его суть потянулась туда, в это светлое, нежное, беззаботное, со смехом и счастьем, но одновременно он понимал, что это невозможно.

Тьма рванулась из него с сумасшедшей силой, но Дерек в последнюю секунду остановил ее, заставил подчиниться.

Он поднялся, закрылся в комнате, магией наложил печать тишины на окна и двери и расплакался. Он плакал горько-горько, чуть ли не впервые осознавая, чего он лишен по прихоти судьбы. Не было в этот миг человека несчастнее его – тринадцатилетнего мальчишки, которому уготовано вечное одиночество и отсутствие человеческого тепла. И самое во всем этом удивительное: Дерек одновременно держал беснующуюся тьму под контролем. Он рыдал, но вместе с этим еще и испытывал колоссальное напряжение разума. И у него получалось.

Наверное, это и стало спусковым механизмом. Дерек решил, что он может контролировать свою тьму в любом состоянии.

Ее звали Элия. Она была дочерью главной экономки и любимицей всего штата прислуги. Миленькая, с вечно растрепанной челкой, с круглыми щеками и вечной улыбкой. Загоревший на солнце озорной чертенок. Она носилась по дому и саду ураганом, лезла во все, во что могла технически залезть и порой шкодила, что для воспитанного, чопорного, как старичок, Дерека было немыслимым. Раньше он смотрел на нее исключительно как на нарушительницу спокойствия, но не сейчас, не в тринадцать лет.

Они встретились на лестнице. Дерек поднимался и увидел, как она, воровато оглядываясь и не высмотрев взрослых, садится на перила и скатывается с них. У нее в этот момент было совершенно счастливое лицо. Челка разметалась, передничек съехал набок, губы растянулись в довольной улыбке.

Она проезжала мимо Дерека и, не удержавшись, показала ему язык. Элия всегда считала его напыщенным зазнайкой. В двенадцать лет дети обычно еще не понимают всего.

Он же в ответ тоже показал ей язык, да еще и скорчил рожицу, от чего девчонка едва не свалилась с лестницы. Дерек ее удержал.

С тех пор завязалась тайная дружба – крепкая, первая для Дерека и от этого самая ценная. Элии, конечно, не позволялось дружить с Дереком, а Дереку не рекомендовалось сближаться вообще ни с кем. Но кто бы мог знать?

Девчонка на удивление была не болтливой и никому не собиралась рассказывать о Дереке. Да и дружба с аристократом ей льстила. Она понимала, что очень, очень важна для него, наверное, как и всякая женщина с малых лет понимает подобное. И что Дерек сделает для нее все, что она попросит. И она не боялась его тьмы.

А Дерек же спустя пару месяцев тайных вылазок влюбился. Первое юношеское чувство заполнило его с головой. Для Элии он и правда был готов сделать все, что угодно.

И он делал. Раз за разом. То доставал темным щупальцем ветку с цветком с макушки дерева, чтобы Элия расхохоталась, то вытаскивал при помощи тьмы сома из воды, то дразнил старого садовника, незаметно щекоча его тьмой. Он уступал себе раз за разом.

Он пользовался тьмой как своей собственной рукой, считая, что полностью ее контролирует. Он даже начинал думать, что любовь и внутренний покой позволили ему полностью подчинить страшный дар. И чем больше времени проходило, тем уверенней он себя чувствовал.

В тот вечер он едва смог выгадать несколько минут для встречи с Элией. Его в последние дни начали усиленно нагружать новыми предметами, и времени вырваться не было.

Она стояла перед ним в их тайной комнате – небольшой кладовой для ненужных или испорченных книг. Блеклая старая лампа освещала только ее лицо, а над ее головой плыла большая черная тень – освещение в кладовке надо было давно обновить. Элия не смеялась, не придумывала новых забав. Говорила что-то о новых цветах, которые заказали из Корива, но говорила без интереса, тускло. Она не поднимала на Дерека взгляда, нервно рвала пальцами листки почти истлевшей книги на кусочки. А потом и вовсе замолчала, быстро, порывисто поцеловала Дерека в щеку и выбежала из комнаты вон.

Сердце Дерека забилось вдвое быстрее. Она его тоже любит. Любит! Она сама его поцеловала! А что убежала – это от смущения.

Только взаимно влюбленный человек сможет понять чувства Дерека. Он не спал всю ночь, ворочался, а потом и вовсе представлял их дальнейшую жизнь. Они вырастут, а потом уедут туда, где будут счастливы, где их никто не знает. Они будут вместе.

Утром Дерек был нервным, разгоряченным. С его лица не сходил румянец. После завтрака он и вовсе нагрубил учителю, который настаивал на том, чтобы начать заниматься прямо сейчас. Дереку нужно было увидеть Элию, прикоснуться к ней. Ему требовалось это.

Ее, конечно, уже нигде не было.

Садовник, который увидел их вдвоем несколько дней назад, доложил экономке. Та, перепугавшись за дочь, сказала обо всем родителям Дерека. Уже ночью ни экономки, ни Элии не было – они во весь опор двигались прочь от дома Ват Йетов. Как можно дальше. Элия плакала, но не смела ослушаться матери. Они ведь пока всего лишь дети. Что они могут?

Дерек Ват Йет стоял перед родителями. Отец стоял позади матери и держал ее за плечи. Оба они укоризненно смотрели на сына и объясняли ему, что он не имеет права рисковать жизнью девочки. Ведь его дар, тьма…

Дерек слушал словно бы из-под толщи воды. Время как будто завязло, стало густым, как сироп из сладкой шелковицы.

Он внимательно смотрел, как заботливо отец прикасается к матери, как она уверенно кладет свою руку на его. Вспоминал своих сестер и брата, которые были близки, которые были друг другу родными. Вспоминал моменты близости с ними, которые изредка проскакивали в сочувственных взглядах, в ободряющих пожатиях рук.

Он смотрел на родных словно бы со стороны, и вдруг в груди заболело так, что Дерек пошатнулся, потерял равновесие, упал на колени. Одновременно с болью в груди горячим углем разожглась ненависть.

Он ненавидел и их, своих родных, которые не дают ему шанса на то, чтобы быть человеком. И тьму ненавидел, из-за которой он вынужден страдать. И больше всего ненавидел Элию, которая уехала втайне, не сказав ему не слова. Она предала его! Она бросила, бросила его!

Тьма заволокла его глаза, брызнула во все стороны отвратительными кляксами. И он не смог ее сдержать. Ее сила была грандиозной. Он услышал вскрик матери, вопли слуг, испуганный топот людей, звон разбитой посуды.

Но он ничего не видел – тьма затянула его тело в кокон мрака. Он не видел, как падают люди. Как испуганно кричат его сестры, пытаясь убежать от щупалец. Не видел, как смело и бесполезно брат достал из ножен кинжал и направил его на сгустки мрака. И уж тем более он не мог увидеть, как жалобно кричит Элия, захлебываясь тьмой где-то на постоялом дворе.

Он плыл в мрачном зареве своей ненависти, и сердце его билось все реже и реже. Он не отдавал себе отчета в своих желаниях, ничего уже не понимал и осознавал, только ненавидел, и в этой ненависти плавился весь мир.

– Тихо, тихо, – вдруг прошептал кто-то совсем рядом. К бледному, в испарине, лбу прикоснулась прохладная рука. Она огладила лицо Дерека, заботливо прикоснулась к щеке. А потом Дерека кто-то приподнял, обнял, как младенца, и принялся покачивать.

– Тшш. Все хорошо, мальчик. Тихо, тихо.

Этот голос боялся, но он жалел, и своей жалостью пробился сквозь толщу пылающей острой ненависти.

«Не сметь убивать», – мысленно, в ярости, приказал Дерек тьме, приходя в себя, выныривая из толщи мрака.

И тьма послушалась. Она втянулась обратно, снова полностью подконтрольная и послушная.

Над Дереком стояла служанка, обычная служанка, которая проходила мимо гостиной комнаты, где отчитывали Дерека, с лейкой для цветов. Молодая, не старше тридцати, с простым круглым лицом. Не мать – служанка держала его на руках, не боясь тьмы и не убегая в страхе. Она просто не смогла пройти мимо мальчишки, который корчился от жуткой магии.

…Те, у кого было слабое сердце, умерли, не выдержав воздействия тьмы. Старый садовник, конюший, кухарка и еще пара слуг. Родовое поместье Ват Йетов тоже оказалось наполовину разрушенным – мысль о ненависти к дому дала тьме команду «ату». Сестры, брат и мать не пострадали, только отец попал под удар щупальца мрака и упал, ударившись головой. К счастью, не смертельно. Разрушенное здание стало виной переломанных ног и рук. Элия и ее мать погибли на постоялом дворе в одну ночь – сердце…

…Когда Дерек пришел в себя и смог оценить масштабы выброса тьмы, он заперся в своей комнате на несколько дней, а потом уехал из отчего дома навсегда, ни с кем не прощаясь. Уехал в столицу по приглашению учителя имперской школы. Вместе с ним ехала та самая служанка, которая единственная пожалела его. Она до сих пор помогала ему по хозяйству, приходя в гости – служанкой она не была уже очень давно. Дерек умел быть благодарным, особенно к единственному существу на этой планете, с которым можно изредка и хотя бы немного побыть человеком.