Я сразу же поспешила назад, вроде бы той же дорогой, но что-то пошло не так, и я заблудилась. Набрела на небольшую полянку ландышей, которые только начали цвести. Полюбовалась ею и пошла дальше.

Минут через двадцать я снова оказалась на этой поляне, но особо не расстроилась – подумаешь, немного заплутала. Однако когда я вышла на эту поляну в третий раз, стало уже немного не по себе. И только когда лес накрыли сумерки, я испугалась по-настоящему. Решила больше никуда не идти, чтобы не заблудиться еще больше и, увидев трухлявый пень рядом с орешником, села на него и притихла.

Радостное и многоголосое пение дневных птиц сменилось на тихий щебет какой-то одной птахи. То тут, то там шуршали листья, но ветра не было. Вдалеке слышался треск веток. Спустя некоторое время ко всем этим звукам добавился еще стук моих зубов.

– Только без паники, Аня, – сказала я самой себе, поглаживая свои плечи. – Катя скоро хватится, что тебя нет и организует поиски. Все будет хорошо.

Однако шло время, а искать меня никто не шел.

– Эй! – крикнула я громко-громко.

– Эй-эй-эй… – эхом раздалось по всей чаще.

Никто мне не ответил. Только последнюю бодрствующую птичку спугнула.

И вот, когда я уже почти совсем отчаялась, издалека до меня донеслось протяжное:

– Ааааняяяя!

Мгновенно вскочив с пня, я вытянулась как сурикат и принялась озираться по сторонам. На мгновение я решила, что мне послышалось, но вдруг мое имя снова разнеслось по лесу.

Кричал мужчина.

– Алек… – прошептала я, улыбаясь от уха до уха. Набрав в легкие побольше воздуха, я крикнула: – Я ЗДЕЕЕЕСЬ!!!

– АНЯ! Я ИДУ! СТОЙ НА МЕСТЕ!

– СТОЮ!

– ВОТ И СТОЙ!

– ВОТ И СТОЮ!

– ПОПУГАЙ!

Я замерла и притихла. Голос с каждым разом приближался и с каждым разом был все меньше похож на голос Алека. А последнее слово и вовсе стало доказательством того, что это не Демидов, а…

– Соловей, я тебя задушу! – прошипел Ларский, обогнув орешник.

– А вы тут откуда? – пролепетала я, разглядывая своего начальника.

– От верблюда! Куда тебя понесло, глупая?! Мы тебя обыскались!

– О, так Катя меня хватилась, – с облегчением пробормотала я. Раз передо мной стоит сам Ларский, значит, Катя задействовала весь коллектив, чтобы найти меня. Настоящая подруга!

– Пойдем, пока я не забыл, откуда пришел, – буркнул Ларский, схватив меня за локоть. – И на кой черт тебе понадобилось тащиться в лес за сломанным телефоном?

– Я думала, он мне еще послужит, – принялась в который раз оправдываться я. – Или…

– Это был риторический вопрос!

Ларский был очень злым. Еще бы, ведь вместо того, чтобы развлекаться, ему пришлось искать меня. И не только ему. Похоже, мне до скончания своих дней придется у всего коллектива просить прощения.

Включив фонарик на телефоне, Ларский быстро и уверенно зашагал по лесу. Он чуть спустил руку и теперь держал меня за запястье, крепко, но не больно.

Задул прохладный ветер, зашуршали листья и закапал дождь. Выругавшись, Ларский накинул капюшон и ускорился. Я последовала его примеру.

– Может, надо позвонить и сказать, что вы меня нашли? – робко предложила я. – А то все будут мокнуть…

– Поруководи мной тут, – огрызнулся Ларский, однако телефон все же прижал к уху. Подождав некоторое время, он ругнулся и обрубил вызов.

Дождь все усиливался, и, когда мы вышли из леса, были уже мокрыми с головы до ног. Как назло, нас еще обдало прохладным ветерком, и я зябко поежилась, а Ларский так вообще принялся ругаться как сапожник.

Не разговаривая друг с другом, мы пересекли футбольное поле и направились к домикам. Ларский шел чуть впереди, фыркая и покашливая. Подойдя к моему домику, мы скользнули под козырек и встали у входной двери. Свет в окнах не горел, поэтому я принялась шарить руками по карманам в поисках ключа.

– Что, посеяла? – недовольно спросил Ларский.

– Кажется, он у Кати…

– Ууууу, – протянул Ларский, закатывая глаза.

– Придется будить, – вздохнула я и постучала в дверь.

Никто не открыл. Я снова постучала, но уже ногой – чтобы было громче, однако снова никто не открыл.

– Маша упоминала утром, что взяла с собой беруши… – сквозь жалкую улыбку произнесла я.

Ларский ничего не сказал. На его лице застыло выражение, которое, кажется, называют недоуменным гневом – один глаз Ларского был прищурен, а челюсть немного выдвинута вперед. И дыхание. У него было очень злое дыхание.

– А Катя, наверно, смотрит фильм в наушниках, – пропищала я, съёживаясь уже не столько из-за озноба, сколько из-за страха.

– Ясно все с тобой, Соловей, – хрипло произнес Ларский и, снова взяв меня за запястье, повел в сторону элитных коттеджей.

– Куда мы? – удивилась я.

– Высыхать и отогреваться, – было мне ответом.

Подведя меня к одному из двухэтажных коттеджей, Ларский достал из кармана ключ, отпер дверь и вошел внутрь. Я замерла у порога. Это что, его коттедж?

– Что встала? Заходи, – обернувшись, сказал он.

– А…ага, – пискнула я, шагнув внутрь.

Ларский включил свет, и я увидела просторную гостиную с двумя широкими белыми диванами, журнальным столиком и огромным телевизором. Замерев в дверном проеме, я следила за тем, как Ларский носится по коттеджу.

Заскочив в ванну, он вышел оттуда с двумя полотенцами: одно кинул мне, а вторым накрыл свою голову. На ходу вытирая мокрые волосы, он подошел к чайнику, налил в него воды из-под крана и поставил кипятиться. Достал из шкафчика две кружки, чай в пакетиках и коробку кускового сахара.

Закончив вытирать мокрые волосы, я прошла на кухню, которая была совместима с гостиной и села на стул.

– Ты в ванну разве не пойдешь? – изогнул черные брови Ларский.

– Да нет…

– С ума сошла? Заболеть хочешь?

– У меня нет сухой одежды, – пробормотала я.

– А то я не знаю.

Ларский направился к лестнице на второй этаж, где, по всей вероятности, располагалась спальня. Спустя несколько минут он спустился со сложенной одеждой в руках.

– Вот, это тебе, – он положил передо мной две сложенные вещи. – Прими горячий душ и переоденься.

– Да не стоит…

– Стоит! Мне не нужны больные сотрудники, у нас много дел на работе.

– Хорошо.

Я послушно взяла одежду и засеменила к ванне.

Горячий душ обжег замерзшую кожу, но это было приятное ощущение. С каждым мгновением тело отогревалось и наваливалась усталость. Чуть не уснув прямо в душе, я быстро завершила процедуры и переоделась в пахнущий кондиционером для белья мужской спортивный костюм, который, разумеется, висел на мне мешком.

– Спасибо, что одолжили мне свою одежду, – поблагодарила я Ларского, который наливал чай.

– Это Никиты, – не поднимая на меня глаз, сказал Ларский.

– А-а-а, ясно, – протянула. Комфортнее от его слов не стало.

– Вот, пей. – Ларский подошел ко мне и протянул кружку с горячим черным чаем.

– А вы?

– А я в душ.

Взяв с дивана сложенную одежду, он скрылся в ванне. Я же, шмыгнув носом, добавила себе в чай сахара, села за барную стойку и сделала глоток горячего напитка. Волна жара растеклась по моему телу, и я балдежно улыбнулась.

В огромном коттедже было полутемно и тихо. Раз на мне одежда Подольского, то он, скорее всего, уже спит на втором этаже – не просто так Ларский разговаривал со мной относительно тихо, не громыхал и даже верхнее освещение не включил.

Допив чай, я подошла к чайнику, чтобы налить себе еще. Шум воды в ванне стих и спустя пару минут вышел Ларский.

– Еще не согрелась? – спросил он, увидев, что я налила себе еще чая.

– Согрелась, просто пить хочется, – ответила я и сделала маленький глоток.

Хмыкнув, Ларский вытер влажные волосы полотенцем, а затем кинул его на диван. Подошел к чайнику и тоже налил себе чашку чая.

– Я допью и пойду, – заверила его я. Наверняка ему со мной некомфортно.

– Ты в окно смотрела?

– А?

– Там ливень. Сиди уже тут.

Ларский понюхал свой чай, пригубил, сморщился и подошел к камину. Некоторое время смотрел на него, потом огляделся, взял с полки зажигалку и поджег заботливо приготовленную персоналом кучку поленьев. Огонь затрещал, разгораясь и поедая древесину. В огромной и неживой гостиной вдруг стало уютно. Захотелось подойти ближе к камину и полюбоваться на огонь, но меня пугал расположившийся на белом пушистом ковре Ларский.

– Красиво, – вдруг пробормотал он, глядя на огонь. Запрокинув голову, чтобы видеть меня, Ларский сказал: – Иди сюда. Не люблю, когда кто-то сверлит мне взглядом затылок.

Встав с места, я подошла к дивану и опустилась на него.

– Ближе.

Закатив глаза, я придвинулась ближе к Ларскому.

– На пол, сюда. – Он похлопал по месту рядом с собой.

– Я вам не собака! – недовольно заметила я.

– Знаю, ты попугай. – Ларский повернул ко мне голову и вдруг улыбнулся.

Подумав, что мне это кажется, я моргнула несколько раз, но Ларский уже снова смотрел на огонь. Заинтригованная, я осторожно опустилась на ковер рядом с ним и замерла. Минуть десять мы просидели в тишине, которую нарушал лишь треск огня в камине.

– Огонь всегда меня успокаивал, – прервал молчание Ларский. – Многих успокаивает вода, а вот меня – огонь.

– Значит, надо на работе во всех отделах поставить камины. – Слова сорвались с моего языка, прежде чем я поняла это.

Закусив губу, я испуганно посмотрела на начальника, но он лишь усмехнулся.

– Я ругаюсь не из-за того, что психически неуравновешен. Просто хочу, чтобы все хорошо выполняли свою работу с первого раза. Мне не нужен огонь на работе, чтобы успокоиться. В последнее время у меня появился… – Ларский помедлил, загадочно ухмыльнулся и продолжил: – …другой источник.

Приоткрыв от удивления рот, я смотрела на своего начальника и думала о том, что кто-то его подменил в ванне. Наверно, рядом со мной сейчас сидит инопланетянин.

– С вами все хорошо? – не могла не спросить я.

– Да, а что? – Ларский смотрел на меня взглядом невинного барашка.

– Говорите так, как обычно не говорите. Странно себя ведете. Может, мармеладных мишек съедите? У вас они с собой?

– С собой, – кивнул Ларский. – В дорожной сумке. Но они мне не нужны, я чувствую себя хорошо. Спасибо за заботу, Аня.

– Вы не температурите? – Нет, ну с ним явно что-то не то. С чего он такой добренький-то стал?

Ларский помотал головой, сделал глоток чая и сказал:

– Просто меланхолия напала. В этот день мне всегда грустно.

Я чувствовала, что должна спросить, что сегодня за день такой и почему ему грустно, но боялась. Несмотря на изменившееся поведение, Ларский все еще оставался Ларским. Вдруг он сочтет меня чересчур любопытной и выгонит из этой теплой и уютной гостиной в темную дождливую ночь? Этого мне сейчас совсем не хотелось. Все, чего я так желала сейчас – это смотреть на огонь, пить черный чай в пакетике и сидеть рядом с очень странным человеком, который то притягивал меня к себе, то, наоборот, отталкивал.

– Сегодня годовщина смерти моей невесты, – неожиданно сказал Ларский. – Ровно три года прошло.

Я удивленно уставилась на него, переваривая услышанное. Он сказал правду? Ну, конечно же, правду, таким не шутят. Но зачем ему говорить это мне? Зачем делиться настолько сокровенным?

– Это случилось, когда мы жили в Англии. Мы немного поругались перед этим, потому что Кира хотела остаться дома, а я настоял на том, чтобы поужинать в ресторане. – Ларский склонил голову и рассматривал свои пальцы, сжимающие кружку с чаем.

Он выглядел таким потерянным и беззащитным, что мне захотелось дотронуться до его плеча и ободряюще ему улыбнуться. Наверно, он очень любил свою Киру, раз даже перепутал меня с ней, когда пьяный спал у меня дома.