– Нет их давно. Поэтому я здесь. Но не по крови она мне родная… – начала было еще один рассказ Марна, но тут же закрыла рот ладонями.

– Не буду пытать. Иди в дом, я подойду скоро.

– Что передать?

– Пусть кипятит воду.

Снова оставшись в полном одиночестве, Хильд опять смотрела на тепло-серое небо и падающий огромными хлопьями снег.

Следующее утро началось прекрасно. Боль почти прошла, а забинтованные ребра было уже терпимо перевязывать два раза в сутки. Болтающихся кусочков кожи на месте среза уже не было, но глубокие раны явно не зажили до конца. Один день сменял другой, заставляя всю тяжесть последних дней растворяться среди снежного покрова и тишины леса. Такое стечение обстоятельств стало полностью ее устраивать и давать понимание, что иначе быть не могло.

Она долго думала о крыльях. А так ли они вообще были нужны? Ее домом изначально был Мидгард, а тело – человеческим. Может, в ней вообще нет ничего божественного, полученного от отца, или же изначально не было ничего человеческого. Кто она?

Этот вопрос показался неуместным. Сейчас имело значение что угодно, но не это. Ан, оставшаяся взаперти, Вик, которую Хильд еще даже не видела, пропавший Орм – вот то, что было по-настоящему важным. Даже Аксель, который отрубил ее часть, стал неважным.

Тор успел раскрыться по-другому за эти дни. Бог, не щадящий никого, теперь привозил сумки с вещами для своей сестры, с которой никогда раньше не считался. Все мысли были заняты тем, что маму она вернуть уже не сможет, но столько потерянного времени можно обернуть в перестройку оставшихся аспектов жизни. Да, они редко виделись с братом раньше, осуждая и высмеивая друг друга, но при этом было мнение, что весь Асгард – кровная родня. Ханна разрушила все, что было выстроено в голове валькирии за эти столетия. Столетия непринятия происходящего, боли и одиночества. Мидгард дал шанс стать другой, заставить людей смотреть на нее иначе, чем дома, но сама Хильд не могла притворяться и жить чужой жизнью.

Все это время она уставала. Думать о каждом своем слове оказалось сложнее, чем молчать десятилетиями. А еще мир людей пробудил мысли о вещах, о которых ранее было даже страшно просто вспоминать.

Ей бы хотелось, чтобы произошло иначе, но это невозможно. Кому-то повезло больше, но… И что? Они не смогут понять истинную ценность стольких вещей, принимая все как должное. Может, она и лишена даже самого необходимого, но это значит, что каждая капля воды и крошка хлеба, полученные от жизни, будут заслуженными, и, благодаря этому, час расплаты уже не наступит. Ради равновесия за все нужно платить, за плохое – хорошим, за хорошее – плохим. Так было. И так должно было быть.

Вопрос возвращения в Асгард последнее время все ярче проявлялся в ее мыслях, но готова ли она бросить все, что было создано ее руками и привязано к такой земной, изменившейся Хильд? Ответ был неточным и мутным.

За несколько лет было сделано много ужасных вещей, о существовании которых ей никогда не говорили. Оказалось, что чтобы дать людям немного благодати и удачи, ее отец просил серьезные жертвы и приношения, в которых однозначно не было необходимости. Окунувшись в жестокую реальность, стало нестерпимо больно от того, что не в ее силах повлиять на миры.

Возможно, тщеславие Одина заставило его сделать столько плоскостей для раздолья, заставляя свои же творения бороться между собой за мнимую власть. Смотря сквозь призму розовых очков, она думала, что любит сражения. Ей нравилось появляться в виде крылатой воительницы, увешанной доспехами и яркими тканями, чтобы подарить достойному войну вторую жизнь, ставшую воплощением всех его мечт.

В Вальхалле же все эти изрезанные души упивались вином и хмелем, забывая о тех, ради кого они полегли и кто их ждал.

Будучи совсем юной, она думала, что все люди живут только ради попадания в место, где была прожита ее жизнь, но сейчас все стало сложнее.

– Мир людей создан, чтобы созидать, а не разрушаться, но люди, получившие в нем власть, забыли о изначальном смысле бытия. Даже нижние миры более целостные и крепкие, несмотря на весь ужас, что в них происходит. – неожиданно всплыл в голове голос Ханны.

Почувствовав, что слова сестры могут стать спасением, Хильд начала рыться в воспоминаниях, пытаясь откопать что-то еще.

– Ты не сможешь просто отказаться от себя. Даже если забыть о том, что наполняло тебя, твоем опыте, прошлом, ты все равно останешься собой. Я вижу, как тебе тяжело от осознания всей правды, которую я знала еще до твоего появления, но правдой это быть не перестанет. Ты можешь изменить почти все, просто нужно позволить себе сделать это.

– Когда я вернусь в Асгард, то больше не смогу жить как прежде. Небеса станут другими. Я заставлю Одина прислушиваться ко мне.

– А ты уверена, что осилишь такой переворот? Я то знаю, что дома ты получишь власть. Может ты себе этого не представляешь, но будь готова.

– Но кто, если не я?

Кто, если не я… – и тут воспоминания резко оборвались, заставляя вернуться в реальность.

Почему кому-то можно больше, если они не могут сделать это достойно? – появился еще один новый вопрос, не дающий теперь покоя, но ответ на него нашелся быстро.

– Власть, которую я заберу себе, нужна мне не для исполнения желаний и удовлетворения эго. Моя власть – это вынужденная мера, взвешивающая на мои плечи огромную ответственность, но данная ради спасения многих жизней. – сказала она больше себе, закрывая бесконечный поток размышлений и уходя в новый день через темную, тихую и спокойную ночь.

Тор уехал еще несколько дней назад, снова не сказав ни слова. Хильд умирала от скуки. Единственным развлечением стало путешествие к обрыву, но у нее получалось это не часто. Мягкие сапожки пришли в негодность, теплой одежды совсем не осталось, все было в доме, где она жила раньше. Получив указание о нужных вещах еще до отъезда, он предупредил, что скорее всего уже не вернется.

– Мне придется настучать тебе по голове твоим же молотом в таком случае. – в шутку бросила Хильд, разбирая травы на кухне.

– С чего это?

– Если ты решил обезопасить меня от побега отсутствием теплых вещей, то скорее обрекаешь на холодную смерть.

– Я передам тебе все, что хочешь, но немного позже.

– Только попробуй истоптать мне полы грязными ботинками, ноги оторву!

На чем шутливая перепалка закончилась, а вечером Тор уже исчез.

Немного придя в себя, Хильд втянулась в хозяйственные дела, перебирая баночки со специями и разбирая старые сундуки.

– Я не знаю, почему сразу не узнала ваш дом.

– Другим занята была. Не так страшно. Лучше про Асгард мне расскажи.

– Внешне он почти не отличается, но воздух тяжелее. И лесов не так много.

– А животные?

– Тоже нет почти. Бык есть, но его убивают каждый день и готовят для пира, а утром он снова воскресает.

– Чудеса!

– А еще раны не заживают. Обычно все, кто умерли, приходят еще более порезанными чем в битве. Все шрамы снова превращаются в то, чем были изначально.

– Почему так?

– У отца надо спрашивать, он мне очень много чего не рассказывал.

– А девушек там много?

– Нет. Их нет совсем. Валькирии только. И богини.

– Странно то как. Сражаются не хуже мужчин, да и не меньше, а места для них и нет.

– Не я устанавливала порядки.

– Но ты же дочь Одина.

– Но я и не Один.

– Ладно, закончим это. Пустой разговор.

Разговоры с отшельницей были единственным развлечением, помимо похода к обрыву и кормежки Ин. Почти весь день валькирия водила руками по стеклу, которое уже замерзало, в ожидании Тора. Несколько дней он не появлялся.

Когда холод стал невыносимым и наступила настоящая суровая зима, тишина за деревянными стенами сменилась странными звуками. Наспех натянув серое платье на бинты, Хильд прямо босиком выбежала на улицу, ожидая увидеть там брата.

Хотелось воздуха. Неимоверно хотелось воздуха.

Нервно вдыхая морозный ветер с первых же шагов из стен, глаза на время ослепли от яркого солнечного света, отражаемого от толстого слоя снега.

Перед домом и правда стоял всадник, облаченный в тяжелый зимний плащ, немного спадающий с лошадиного бока.

– Орм? – первое, что не веря сказала она еле слышным голосом, осипшим от долгого молчания.

– Хильд? – ответил он ненамного громче и слез с седла.

Впервые за все время ей захотелось прикоснуться к человеку, с которым ее разлучили годы. Он нес ее тело, облаченное в ритуальное одеяние по утопающему в воде лесу, а сейчас, лишенная части себя, она подумала, что имеет право броситься на шею тому, кто был ей близок. Орм оторопел от такого жеста, не свойственного Хильд, позволяя ей наконец не чувствовать себя одиноко. Она начала задыхаться от всхлипываний, уткнувшись лицом в его ключицу. За эти сначала годы, пока они не были знакомы, а теперь и месяцы, стало ясно, насколько он был ей нужен.

– Почему ты здесь?

– Потому, что ты здесь.

– Ага, и ты почувствовал мое присутствие сквозь тысячи деревьев.

– Меня попросил приехать один мужчина. Не знаю, кто он.

– У меня сейчас ноги отмерзнут. Заходи в дом.

Орм наспех снял несколько мешочков со своей лошади и завел ее во двор за домом.

Хильд с энтузиазмом стала разбирать привезенные из ее дома вещи, доставая меховые сапожки, рубашки, шали, плащи…

– Кто и зачем тебя сюда направил?

– Я не знаю, кто он. Но раньше мы с ним встречались за городом, он никогда не заходил в Гримсберг.

– Когда это было впервые?

– Сразу перед тем, как я нашел тебя в лесу. Он просил поехать к Тидели через запущенную тропу. Дал какой-то сверток. А потом ты.

– Очень странно. А потом?

– Я долго не возвращался в город, решил уехать в Даргию, на восток. Но там опять был этот человек. Сказал ехать в Гримсберг. Потом таверна, но я рано ушел. Ты тогда в крови вышла, я бы тоже ввязался, негоже девушек бить, но не знал, что было бы сделать правильней.

– Я сбежала с одним из наемников от увязших на топях повозках. Это было утро. Когда я проснулась, половины уже не было в живых. А остальную половину добивали ударами железом в горло. Я хотела вмешаться, но было поздно. И я ушла.

– А он знал это, когда бил?

– Нет. Знает только Кристер, потому что с ним мы и сбежали.

– А где он сейчас?

– Живет с моей сестрой.

– Подожди. Я ничего не понимаю.

– Да, у меня есть сестра. А еще брат.

– Почему их никто не знает?

– Как выглядел тот, кто послал тебя сюда?

– Высокий очень, в плечах широкий. Одежда дорогая, волосы светлые, золотистые такие. И борода.

– Значит брата ты уже видел.

– Никогда бы не подумал…

– И не надо. Речь о другом.

– Да. Почему мне говорили, что это ты ограбила повозки и убила их тогда?

– Ну… Я выжила… Может поэтому. Мне еще не раз пришлось поплатиться за то, что я просто осталась жива.

– А почему ты здесь?

– Аксель устроил мне сладкую месть.

– Я не понимаю.

– Он отрубил мои крылья.

– Чем? Как? Какие крылья?

– Мои. Тем самым мечом со свадьбы.

– У тебя были крылья?

– Да.

– Что за хрень?

– Я думала, тебе уже рассказали.

– Да о чем мне должны были рассказать?

– Я – Хильд. Дочь Одина и кровная сестра бога грома, пришедшая на землю восемь лет назад. – наслаждаясь пафосом своих речей гордо произнесла она.

– Ты… Валькирия? Или богиня?

– Раньше была валькирией, но недавно узнала, что крылья были со мной не всегда. И что рождена я была здесь, в Мидгарде.

– Ты прояснила часть вопросов, но не все. Почему не сказала раньше?

– Не хотела предвзятого отношения и недоверия.

– Твой отец многим из нас отплатит бедами.

– Нет. Люди сами навлекают беды. Один только решает их за подношения.

– Я подумаю над этим. Сейчас мне нужно переварить все происходящее.