– Конечно, не вариант! Да как ты вообще могла до такого додуматься?! – возмутилась я. – Я никогда бы на такое не пошла! Он просто ужасный, совершенно невыносимый тип, к тому же совсем не в моем вкусе, и вообще… я бы никогда, ни-ког-да… – от негодования я стала повторяться, но Васька меня перебила:

– Да поняла я, поняла! Ты – никогда-никогда. Хотя я совсем другое имела в виду, – сказала она и как-то странно вздохнула.

– И что же, интересно, ты имела в виду? – зачем-то спросила я.

– Что это Банников, скорее всего… с тобой никогда-никогда, – ответила эта змеюка.

– Что-о-о? – возмутилась я почему-то еще сильнее.

– Слушай, Фасолька, ты только не обижайся, но речь идет о серьезных вещах и сейчас мы должны рассуждать абсолютно непредвзято. Я тут провела маленькое расследование и выяснила, что ты, скорее всего, не в его вкусе. Хотя в пабе он тебя зачем-то поцеловал, но встречаться с ним… соблазнить… у тебя бы вряд ли получилось. Вот, смотри, – Васька взяла смартфон, потыкала в него и сунула мне под нос фото с фигуристой рыжеволосой красавицей. – Это – та самая Полина, про которую вчера пищала Кадацкая. Я вечером полезла в ее акк и увидела, что Кадацкая только на одну Полину подписана – Полину Станкевич. Бывшая модель и «Мисс Россия», сейчас ей двадцать шесть. Год назад вернулась в наш город, тогда и стала встречаться с Олежкой, я пару фоток с ним в ее аккаунте видела, сейчас покажу.

Васька снова попыталась что-то найти в смартфоне, но я замахала на нее руками:

– Ой, нет, только не это!

– Да ты чего? Уже ревнуешь, Фасолька? – хихикнула Васька.

– Слушай, ты, случайно, с кровати сегодня во сне не падала? Головой ни обо что не билась? – рассердилась я.

– Ну ладно, не злись, я же шучу!

– Тупые шутки! У Рыжего научилась?

– Я тебе всё это рассказала только потому, чтобы мы не тратили время зря, – говоря это, Васька сделала вид, что не расслышала подкол про Рыжего. – Олежке, видимо, нравятся модели – не зря же он с ней целый год встречался. Ты – не модель. Так что переходим к рассмотрению второго варианта устранения Банникова.

– Надеюсь, этот не настолько тупой, как первый, – пробурчала я.

– Итак, вариант номер два, – Васька стоически пропустила мое бурчание мимо ушей. – Ты выводишь Банникова на чистую воду. Да так выводишь, чтоб ему стало не до «Асоли» и не до нашего универа.

– Это как?

– Очень просто. Устроишься к нему на работу. Подберешься поближе и раскопаешь о нем самые нелицеприятные факты, а потом…

– Ахахах! – я не выдержала и разразилась нервным смехом. – А ведь обещала, что вариант не тупой! «Устроишься на работу, подберешься поближе» – очень смешно, Вась!

– Можешь, дашь мне договорить? – нахмурилась Васька.

Но я все никак не могла остановиться:

– Устроиться! На работу! К Банникову! Ну конечно! И как мне это раньше в голову не пришло?

– А что тебя, собственно, смущает? Думаешь, он не возьмет тебя на работу? Хотя понятное дело, что просто так не возьмет. Но в качестве наказания – вполне. Значит, надо ему помочь тебя наказать!

– Да что ты такое несешь, Вась? Какое еще наказание?

– Очень простое, – Васька понизила голос и заговорщицки сказала: – Испорть ему машину. Возьми баллончик с краской и распиши ее всякими ругательствами. Но так, чтобы он понял, а еще лучше, чтобы он знал наверняка, что это ты. Он скажет – плати компенсацию! А ты такая: ах, Олег Сергеевич, у меня де-е-е-нег не-е-ету! Но я готова отработать их в вашем крольчатнике…

– Ага! – перебила я Ваську. – А он такой: вот что, принцесса на бобах, – гони быстро капусту, мои кролики капусту любят, ахахах! – меня разобрал новый приступ нервного смеха. – Вась, кажется, ты пересмотрела каких-то второсортных фильмов! Только там можно испортить имущество врагу, а потом у него же и отрабатывать долг! А в жизни… Банников просто напишет заявление в полицию! Я окажусь в суде или того хуже, на нарах – и в этот раз уже на настоящих! – а выплачивать долг придется моим родителям.

– Ну, он, конечно, может, – охотно согласилась Васька. – Он, конечно, может сдать тебя в полицию. Может, конечно, но не сдаст.

– И почему же ты так в этом уверена?

– Потому что, – Васька хитро улыбнулась, – у меня есть кое-что интересное. То, из-за чего Олежка в худшем случае просто не возьмет тебя на работу, а заставит выплачивать долг другим способом. Но в полицию ни за что не сдаст.

– И что ж такое интересное у тебя есть? – мне и правда стало любопытно.

– Во-о-от, – Васька снова подняла указательный палец, – наконец мы подходим к сути. Только чтобы понять эту суть, немного отвлечемся и спросим себя – а зачем это наш Олежка устроился в универ? Ну явно ведь не ради преподавательской зарплаты, правда? Думаю, крольчатники ему приносят гораздо больше денег. Так что же он тогда забыл в альма-матер?

– Вот именно – что он там забыл? – признаться, меня этот вопрос тоже заинтересовал.

– Я считаю, все это – ради престижа. Во-всяком случае, других объяснений у меня нет.

– А как же призвание? – попыталась я полемизировать с Васькой. – Вдруг ему нравится преподавать и он делает это для души?

– Я тебя умоляю! Ну откуда взяться душе у Банникова? У Банникова?! – по слогам, будто вбивая гвозди, проговорила Васька последнюю фразу. – Или ты уже готовишься перейти на его сторону?

– Нет, что ты! Ни в коем случае!

– Тогда продолжаем. Не думаю, что наш Олежка прямо держится за эту работу, но она, видимо, прибавляет ему очков в глазах клиентов его языкового центра. Все-таки когда основатель такого центра имеет ученую степень или преподает в престижном универе, это делает его… солиднее, что ли, и…

– Хорошо, это я уже поняла! – нетерпеливо перебила я Ваську. – Давай ближе к делу.

– Ладно. Ближе, так ближе, – Васька снова покопалась в смартфоне и с победным видом произнесла. – А что у нас тут? Тада-а-ам! Ай-ай-ай, Олег Сергеевич, как нехорошо!

Взглянув на экран, я обомлела.

Там было фото из паба. Наш с Банниковым поцелуй.

– Т-ты ч-что? Н-нас сфотографировала? – от неожиданности я стала заикаться.

– Ну да, сфоткала. Прямо как знала, что пригодится!

– Пригодится… для чего? Хочешь теперь его этим шантажировать?

– Конечно, не хочу! – Васька сделала вид, будто оскорблена подобным предположением. – Однако если он решит подать заявление в полицию, можно намекнуть, что у нас есть такая фоточка. Преподаватель со своей студенткой, в пабе, м-м-м…. Проблему с «Асоль» фотка, конечно, не решит, но в универе репутацию ему подпортит. И не только в универе – думаю, в крольчатниках тоже. Вряд ли мамаши захотят отдавать дочек в место, которым руководит человек с такой репутацией.

– Мда, – выдавила я, – никогда бы не подумала, что на курсах самосовершенствования обучают… вот этому вот.

– А что поделать, Фасолька! Не мы такие – жизнь такая! Ты только не забывай – он первым начал.

– Ладно, с этим разобрались. Теперь давай еще кое-что проясним. Как можно спасти «Асоль»?

– А вот это уже главная часть плана. Если Банников возьмет тебя на работу, ты обязана раскопать какой-нибудь страшный секрет. Как известно, скелеты в шкафу есть у всех, а у Банникова так тем более. Это может быть что угодно: от черной бухгалтерии и неуплаты налогов до… – после этих слов Васька понизила голос, – тайных оргий. Твое дело – как следует всё разузнать и создать общественный резонанс – да такой, чтобы кроликовод и думать забыл про открытие нового крольчатника.

– То есть ты предлагаешь шпионить? За ним и его сотрудниками? – я тяжело вздохнула. – Нет, Вась, извини. Я, конечно, Банникова ненавижу, но собирать сплетни, копаться в грязном белье… это точно не для меня.

– Вообще-то, я предлагаю не шпионаж, а расследование. Самое настоящее журналистское расследование. То, которое поможет нашему обществу стать лучше. Ведь кто из нас постоянно ноет, что журналистики как профессии больше нет? Что мы в универе занимаемся фикцией вместо того, чтобы делать что-то действительно важное и полезное? И вот теперь, когда перед тобой открыты все возможности для настоящего дела, ты испугалась, – словно пули всаживала в меня эти слова Васька. И добила контрольным: – Запомни, Фасолька, когда вокруг бесчинствуют кролики, надо становиться волчицей!

Я снова тяжело вздохнула. Подруга была права: когда я шла на факультет журналистики, то думала, что нас будут учить чему-то полезному и мечтала заниматься чем-то серьезным – делами, которые спасут мир. Васька, у которой таких амбиций никогда не было (ей просто нравилось брать интервью у знаменитостей или писать об открытии какого-нибудь развлекательного центра), всегда надо мной подтрунивала.

Однако я давно смирилась с тем, что о чем-то серьезном на нашем факультете можно и не мечтать. Нас пичкали скучными предметами, которым вряд ли найдешь практическое применение – «Экономические основы журналистики», «Научно-популярный дискурс в СМИ», «Речевая структура жанров публицистики» – уже от одних названий можно уснуть. Порой казалось, что преподаватели и сами не понимали, что за предмет они ведут и зачем они его ведут.

Так что сейчас Васька наступила мне на больную мозоль, но я всё-таки не торопилась сдаваться:

– Да, может быть, ты и права. Но вряд ли такое расследование мне по силам. Хочешь – считай меня слабачкой.

– Я не считаю тебя слабачкой, Фасолька. Мне кажется, тебе просто надо как следует все обдумать. Обещай, что хотя бы подумаешь, хорошо?

– Обещаю, – нисколько не задумываясь, подтвердила я.

После этого разговора мы с Васькой еще немного поболтали, а потом я вернулась домой. Голова шла кругом, думать ни о чем не хотелось, я решила прилечь на диван и провалилась в сон.

Мне приснился кошмар.

После занятий, как обычно, я иду в «Асоль» проведать родителей. Но на это раз я не узнаю наш салон. Над входом новая вывеска – черный багажник от автомобиля, на котором красной краской из баллончика выведено «Asshole»⁶. Внутри салона необычно пусто. Посередине зала стоят пять парт – три в первом ряду и две во втором. В первом ряду сидят мама, папа и Мира, что-то усиленно пишут в тетрадях и украдкой поглядывают на меня с укором. Вид у них явно испуганный. Парты во втором ряду пустуют. На одной из них лежит раскрытая коробка из-под пиццы «Четыре сыра» и стоят пустые стеклянные банки. На другой – исчерканный лист бумаги с рисунками на полях.

По залу расхаживают огромные розовые кролики в свадебных платьях из нашего салона. В руках они держат плечики для одежды, которыми периодически лупят нерадивых учеников, кричат на них на на ирландском языке, и громко смеются скрипучим смехом Кадацкой. В дальнем углу сидит привязанная к стулу Васька в костюме Карлсона и зеленых носках, а рядом с ней в белом халате, местами испачканном чем-то кроваво-красным, стоит улыбающийся Рыжий. Он то и дело намазывает куски пиццы толстым слоем варенья, которое течет по его рукам, а потом радостно запихивает их Ваське в рот. Васька отчаянно сопротивляется, отчего ее измазанное вареньем лицо напоминает кровавое месиво и издалека кажется, что ее жестоко пытают. А за всем этим с кафедры, скрестив руки на груди, с нескрываемым удовольствием наблюдает одетый во все черное Банников.