Столь богатой и просторной палаты молодому князю никогда ранее не приходилось видеть. В Киеве в детинце все было грубее и проще, не так величаво и богато, но надежно и укреплено. Тут же явно постарались, чтобы детинец стал не только крепостью, но и домом, в котором хочется жить. Игорь подумал, что однажды и у него будет такое же богатое жилище. И там Ольга…

Он даже растерялся, поняв, что в его мыслях и дальше с ним будет Ольга, а не какая-то другая. А ведь если это будет Смоленская княжна… то позволительны ли ему будут былые игры с Ольгой? И ощутил раздражение на эту незнакомую ему дочь Эгиля Золото.

Но тут его отвлек голос Олега.

– Игорь! Думаю будет совсем неплохо если именно ты поведаешь будущему тестю наши планы.

Олег явно желал предоставить сыну Рюрика показать себя перед смоленским князем. А их планы… Они не единожды спорили с Вещим, каковы эти планы. Игорь вообще не больно понимал, как можно заранее обсуждать то, что еще не случилось. Вот когда начнут, тогда и станет ясно, как поступать. И сейчас, не чувствуя настаивающего голоса Олега, он стал говорить, как поступить без всяких наставлений. Во первых стоит собрать силы в кулак и налететь на угров со всей мощью! И чем больше их положат, тем лучше. Пусть эти степняки знают, что несладко им придется на берегах Днепра! А им поможет сам Перун великий, ибо иначе и быть не может. Не для того же растит славных витязей эта земля, чтобы тут хозяйничали пришлые. И путь они убираются, а иначе…

Игорь продолжал говорить о славных победах, но в какой-то миг запнулся, заметив каким отстраненным, даже скучающим стало лицо Эгиля. А там он и совсем отвернулся, вновь гладил свою собаку. Да еще и сын Асмунд вон чему-то усмехается. Чего ржет этот хворый, если ему в предстоящих победах по любому ничего не светит?

И только верный Ингельд поддержал:

– Правильно, Игорь! Веди нас в сечу, а уж как мы покажем себя!..

– Послушай, Эгиль, – обратился к князю Олег, даже привстал. – Ты сам должен помнить, как молодые мечтают о славе и победах вопреки всему. И как они вспыхивают от громких возгласов, не думая о последствия. Мы сами с тобой когда-то были такими же.

– Были. Но если мы чего и достигли, то потому что думали, а не только рвались места в карьер.

Игорь совсем растерялся, но, заметив как Олег делает ему жест сесть, послушно опустился на прежнее место. Это потом он подумает, почему был таким покорным, сейчас же уяснил: лучше предоставить слово старшему и опытному князю.

– Гляди сюда, Эгиль, – начал Олег, вновь склоняясь над картой. – Изначально мы соберем в заводях под Гнездово могучий флот, а когда все будет готово для выступления, двинемся по течению Днепра так быстро, как только сможем. Угры стоят у Киева под горой, где могильный курган Аскольда. Это место уже даже прозвали Угорским. Но нападать на них мы сразу не станем.

Олег оглядел всех собравшимся своими хищными зелеными глазами, ожидая их реакции. Но все молчали, хотя и слушали каждое слово.

И Вещий продолжил. Сказал, что они скроют свой флот, подойдя к Угорскому в обход Тархан-острова, воспользовавшись протокой Черторый. Олег сам так напал на Киев шестнадцать лет назад, и знает, как важно неожиданное появление сильного войска.

– Но в бой сразу рваться мы не станем, – продолжал Олег, с высоты своего немалого роста внимательно поглядывая на воевод и словно подавляя их своим величием и мощью. Между бровями князя резче обозначилась глубокая складка, в голосе чувствовался металл, и было ясно, что он уже принял решение и не признает других доводов. Потому и говорил с нажимом, убеждая. – Дело с уграми мы начнем с переговоров. Ибо когда такое множество воинов окажется подле мирного Киева да схлестнется в бою, – сеча может повредить всей округе и самому городу. Зачем же правителям гробить свою землю? И наша же цель подавить угорских ханов, не проливая крови. Я общался с ними, вот и отмечу, что они неглупы, поймут, что в своих владениях мы сильнее. Так что им выгодно будет пойти на переговоры и выслушать наши условия. Вот тут мы и предложим им откупную, чтобы двигались дальше на закат солнца и не возвращались. Ведь изначально это и входило в их планы.

Когда он закончил, все молчали. А Игорь даже приуныл: ну вот, переговоры, переговорами, а слава воинская как же?

Но тут прозвучал голос Эгиля:

– А ты уверен, Олег, что стоит откупиться при нашей-то силе?

Вот! Вот это и правильно! Игорь едва не подскочил, даже кулаком по столешнице хлопнул. Ай да Эгиль Золото! И пусть он живет в роскошных покоях, но дух отчаянного викинга в нем остался.

Однако Олег ответил холодно и непреклонно:

– Это не тот случай, когда следует думать о мошне. Ибо, пожалев сейчас золота, можем потерять куда больше. Ибо война с кочующими из степей уграми может продлиться долгие годы и привести к разорению киевской земли. Сейчас мы еще можем договориться, но если упустим момент, если угорские ханы успеют объединиться, то мы уже не сможем диктовать свои условия. Другое дело, если находящиеся под Киевом ханы, завидев нашу мощь и узнав, что отход им оплатят, примут предложенные условия. Ну и там и прибывшие новые степняки, узнав, что их предводители уже отбыли, скорее всего, предпочтут поступить так же. Ну а там я бы хотел, чтобы когда дела решатся и мы уберем урожай, то уже к серпню^[61] мы смогли сыграть свадьбу Игоря и Светорады. Киеву уже давно нужна княгиня.

Теперь все посмотрели на Игоря, и он даже растерялся. Что тут говорить? А есть ли у него выбор? Не скажешь ведь, что еще не нагулялся и хочет пожить вольным, а весь этот сговор только для того и затеян, чтобы прельстить Эгиля высоким положением для его единственной дочери. Да и почему бы Игорю и впрямь не жениться, если дева так хороша, как о ней все сказывают? И он только подбоченился, заявив, что не зря же приехал свататься. И подмигнул своему приятелю Ингельду. Мол, породнимся, друже. А там и хворому Асмунду подмигнул. Не помешает и его расположением заручиться.

Князь Эгиль задумчиво поглаживал золотистую бородку.

– Сдается мне, что, и отделавшись от угров, мы не будем знать покоя от набегов из степи. Степь всегда воинственная и от нее жать беды. Помнится мне, еще Аскольд бился со степняками, а они все идут и идут.

По лицу Олега мелькнула тень недовольства. Он всегда ощущал досаду, когда при нем хвалили погубленного им предшественника. И князь заговорил о другом:

– Не стоит думать о том, что еще грядет. Наша главная задача – угры. А остальное… Я знаю одно: только разумных и смелых любят небожители, посылая милости.

– Но если мы все решаем сами, – подался вдруг вперед Асмунд, – за что такой почет небожителям?

На него поглядели странно. Пострадавшему по воле богов юноше не следовало отрицать их силу. И чтобы отвлечь князей и воевод от неразумного высказывания младшего сына, Эгиль заговорил о том, что сейчас было более насущным: о брачном договоре между Игорем и Светорадой.

Конечно, подобные сговоры всегда сопутствуют обручению, особенно если речь идет о сватовстве детей знатных родов. И Игорь внимательно слушал о том, что весь Днепр от Киева и Смоленска отныне будет принадлежать ему, кроме уделов, оставленных Эгилем старшему сыну Ингельду. В самом Смоленске власть по-прежнему будет за Эгилем и Гордоксевой до конца их дней, и только после их кончины княгиней тут станет Светорада. Именно она будет решать судьбу отцовского наследства, и если она будет согласна с распоряжениями мужа, то велит подчиняться и своему городу. Но та же Светорада имеет право не передавать его наказы, если увидит в чем-то ущемление выгод вольного Смоленска, позволив смолянам поступать по-своему. Это было очень выгодно городу, особенно если учесть, что советником сестры и правящим посадником тут останется мудрый Асмунд.

Далее обговаривалось, что после смерти Игоря и Светорады оба города достанутся их детям, и только если этот брак будет бесплодным, смоленские земли перейдут к детям Ингельда. Если же и брак Ингельда («А Ингельд-то и не помышляет пока о женитьбе», – подумал Игорь) окажется бесплодным, то права на Смоленск достанутся выборной градской общине, которая станет решать местные дела, но с учетом, что это не пойдет во вред стольному Киеву. А еще обговаривалось, что если Игорь умрет раньше своей жены Светорады, то она вольна вступать в новый брак, но только одобренный Киевом. И тогда здесь останутся править ее дети.

Про увечного Асмуна и его потомков не говорилось ни слова. Все понимали, что младший хворый сын Эгиля Золото долго не протянет.

Игорь с невольной жалостью взглянул на Асмунда. Тому уже миновало двадцать, но выглядел он совсем отроком. Лицо гладкое, тело тонкое, плечи узкие, а свисающие с подлокотника кресла кисти рук никак не напоминали руки воина, державшие меч и весло. Даже гладкие русые волосы, красиво схваченные вокруг чела золоченым обручем, придавали облику Асмунда нечто девичье. Зато в синих, как у отца, глазах светились ум и сила, несколько неожиданная для увечного. Олег еще раньше говорил Игорю, что Асмунд не по годам умен и Эгиль в делах правления имеет обыкновение советоваться с младшим сыном, но Игорю это было все равно. Пусть Эгиль готовит своего сына калеку в посадники, сильному Игорю такой в Смоленске будет даже кстати.

Но тут Асмунд неожиданно задал вопрос, поразивший всех:

– Почему в договоре ничего не сказано о судьбе Смоленска, если брак Игоря со Светорадой по какой-то причине не состоится?

Все посмотрели на юношу, потом стали переглядываться. Игорю даже показалось, что в глазах Олега мелькнуло неожиданное веселье. Но лишь на миг. И это озадачило Игоря.

– Как так не состоится? – спросил кто-то из смоленских бояр. – Волхвы предрекли удачу союзу стольного Киева с вольным Смоленском.

Другой же сказал:

– Если не состоится, то нет и никакого договора.

– Нет, не так, – подал голос Олег, откидываясь на спинку кресла. При этом он смотрел только на Асмунда. – Если брак не состоится, то мы обговорим все и решим, по чьей вине был нарушен договор. Если он будет расторгнут по воле Игоря, то Смоленск выйдет из-под его руки и Игорь вернет все, что было выдано нами воинам, идущим на угров.

При этих словах Игорь встрепенулся. Вон как легко Олег готов лишить его да и сам Киев всех выгод союза. И он запальчиво спросил:

– А что ожидает Киев, если расторгнуть брачный договор придет на ум Светораде или ее родне?

Сказав эти слова, он даже покраснел, словно устыдившись такой возможности, когда кто-то пожелает отказать ему, русскому князю! И дерзко добавил:

– Ведь одним из условий для будущей великой княгини является ее непорочность, чистота. Что, если красавица Светорада окажется не так чиста, как мне обещано?

Повисла тишина, многие стали отводить глаза, а Эгиль Золото побагровел.

– Моя дочь чиста и непорочна, – молвил он, и все заметили, как он с силой сжал резные фигурки соколов на подлокотниках кресла. – Я чту свой род и блюду честь Светорады. Однако я понимаю, как важно Игорю быть уверенным, что ему достанется чистая дева, которая понесет от него сыновей рода Рюрика. Потому и отвечу: если в уговоре будет что-то позорное для Игоря, если Светорада окажется нечиста или ее своеволие станет на пути брачного договора, – тогда со временем она сама передаст правление городом Игорю. Однако готов и поклясться собственной кровью, что знаю свою дочь и, хотя Светорада и производит впечатление чуть ли не мавки^[62] игривой, я убежден – в ней наша с Гордоксевой закваска!

Это было больше благородное, нежели разумное решение. Поэтому Асмунд резко повернулся к отцу, будто желая его остановить. Но не решился. Он был лишь княжичем, не смеющим перечить воле родителя. Однако и потом он сидел хмурый и озабоченный, не принимая участия в обсуждении предстоявшего похода.