– Да. Я мастерски показываю тюленей. Хотите посмотреть?

– Нет, спасибо.

– Да ладно! Вам понравится! – убежденно показала ему большой палец, поднятый кверху. – Смотрите, как надо!

– Не стоит, – начал было он, протестующе разводя руками, но я уже вошла в роль.

Лапки к бокам приложила, изображая ласты, чуть в один бок нагнулась и издала пронзительное тюленье «ау, ау, ау», хлопая себя «ластой» по боку. Тюлень – это мой коронный номер, весь класс ухохатывался, когда я его показывала.

Антон Дмитриевич ничего не сказал и не засмеялся, только непонятно исподлобья посмотрел. Что, разве не смешно? Тюлень – это всегда смешно! Смейся, давай!

Тут в голове словно щелкнуло, и голос раздался «молчи, дура, молчи». Как-то не по себе стало. А еще в груди что-то неприятное зашевелилось, и это что-то было очень похожее на узнавание.

Глаза у него серые – таких миллион… но вот их выражение… да и мимика всей этой холеной физиономии в целом… особенно в момент показа тюленя.

Ооо, черт! Это же он! Северный Олень собственной персоной!

– Ау, – тихо выдала обреченный вопль приговоренного к смертной казни тюленя, и лапка сама конвульсивно пару раз дернулась, – здрасте.

Начальник хмыкнул и без тени радости произнес:

– Ну, здравствуй, Кулакова. Рад тебя видеть.

Все. Мне капец.

Глава 2

Антон

Непробиваемая! Я думал об этом на протяжении всего нашего милейшего разговора. Просто непробиваемая. И не по причине тупости, а из-за абсолютной, непоколебимой веры в то, что она прекрасна, и весь этот огромный мир должен расцветать фиалками и пукать золотистыми фейерверками, стоит ей только появиться на горизонте.

В школе такая же была! Зазнайка!

Я ее троллил, причем довольно открыто, но все впустую. Глазами хлопала, улыбалась и продолжала описывать «другого» Антона Северного. Если честно, то пробрало, зацепило. Одно дело, когда сам себя ругаешь и любя говоришь «ай-ай-ай, плохой Антошка, плохой», и совсем другое, когда напротив тебя стоит твой школьный кошмар и с упоением вещает про потного, толстого, противного тупореза, отравлявшего ей жизнь в старших классах.

Во-первых, не толстый, а в меру упитанный! Во-вторых, не потный, а немножко засаленный. В-третьих, не тупорез, а…

Да что я, в конце концов, как маленький, сам перед собой пытаюсь оправдаться?! Все это в прошлом! Сейчас я ого-го-го какой! Красавчег! И все у меня супер!

Но когда она начала изображать тюленя, я мечтал только об одном.

Встать. Схватить. Выкинуть. В окно.

Тюленя я ненавидел больше всего остального. Даже больше неудобных кожаных портков и клички «Северный олень». Тюлень – это зло вселенского масштаба, а Кулакова – исчадие ада!

Зато надо было видеть выражение ее физиономии, когда до нее дошла вся прелесть ситуации. Прямо в процессе тюленьей демонстрации Дина и сообразила, что тот Антон Северный, о котором она говорит, и я – это одно и то же лицо. У бедняги чуть челюстью на пол не выпала, и глазоньки опасно выпучились.

Хоть какое-то удовлетворение.

– Ну, здравствуй, Кулакова. Рад тебя видеть, – произнес тоном крестного отца и смерил ее снисходительным, циничным, устрашающим – вроде бы – взглядом. Прям Аль Пачино на свободном выпасе.

– Здрасте, – тихонько проблеяла она, недоверчиво уставившись на меня.

А дальше тишина. Я молчу, изо всех сил изображая из себя Царя Горы, она молчит и только ресницами обескураженно шлепает. Обалдела девочка.

Может, мне встать? Покрутиться? Дать себя пощупать?

– Тебя со школы не кормили, что ли? – наконец, выдавила из себя Дина. – То есть вас. Или только из концлагеря выпустили?

Какой концлагерь? Я только вернулся с моря – довольный, загорелый, наевший щеки на all inclusive!

Мерзавка! Ну я тебе устрою!

Что именно я ей устрою, все еще оставалось загадкой, поэтому лишь многозначительно хмыкнул и подтолкнул в ее сторону стопку разноцветных папок.

– Прошу, – снисходительно указал взглядом на кучу. – Ты хотела работу – ты ее получила. Приступай.

Она кашлянула нервно, кивнула, кое-как взяла себя в руки и пыталась не пялиться на меня.

– Да, конечно, – неловко схватилась за бумаги, дернула на себя, но не рассчитала собственные силенки, в результате все добро оказалось на полу, – простите.

Кулакова вспыхнула, как свечка, и бросилась подбирать листы, разлетевшиеся во все стороны.

– Проблемы с координацией? Со зрением? С прямотой и местоположением рук? – поинтересовался участливо, и в ответ очень явно услышал скрип зубов. Что? Не нравится?

Еле сдержался, чтобы не потереть злорадно руки и не рассмеяться демоническим хохотом. Я тебе устрою сладкую жизнь! Любительница Тюленей! Будешь у меня пахать, как проклятая! Хм, а может, и не будешь. Посмотрим.

– С руками все в порядке, – произнесла она, старательно улыбаясь и пытаясь изобразить из себя преданную сотрудницу. Ну-ну, посмотрим, надолго ли тебя хватит, королева класса. – Просто… просто я немного… в шоке.

– От чего? – обойдя стол, остановился рядом с ней, ползающей по полу, боком к столу привалился, руки на груди сложил, нахмурился грозно. Суровые боссы ведь так делают? Я, если честно, понятия не имею. Никогда суровостью не отличался, обстановка у нас в офисе исключительно дружеская и расслабленная. Когда всей команде работа в кайф, все горят одной идеей, никакая суровость не нужна, все идет как по маслу.

– Вот от этого всего, – она сделала жест рукой, как бы обводя мои контуры. – У меня в голове не вяжется то, что было, с тем, что стало.

– Сочувствую.

Она, наконец, собрала бумажки, кое-как прижала к себе охапку листов и, поднявшись с пола, снова на меня посмотрела:

– Извините, пойду работать.

– Иди.

Дина вышла из кабинета, то и дело подозрительно оглядываясь. Наверное, ждала, что сейчас морок рассыплется, и я снова стану баклажаном в кожаных портах.

Хрен тебе, Кулакова!

Я еще до конца не решил, как с ней быть. То ли работой заморить, чтобы вздрагивала и пряталась под стол от одного моего голоса, а потом и вовсе сама сбежала, размазывая слезы-сопли по щекам. То ли включить обаяние на полную и отыграться совсем по-другому. Пока она тут по полу ползала, мне открылись несколько впечатляющих видов сбоку, да и сзади. Разве можно такому добру без дела пропадать? Конечно, нет. Помню, в школе ладная фигура Кулаковой не давала мне спокойно спать, будоража подростковый организм, до краев заполненный гормонами. Но тогда это была недосягаемая вершина, а сейчас – вот она, передо мной. И, если честно, видал в своей жизни и получше, поэффектнее, так что еще неизвестно, кто из нас теперь не достоин.

Еще немного подумал, почесал макушку, прикидывая все за и против. Я сейчас практически свободен – Алка не в счет, это элемент хаоса, который периодически врывается в мою жизнь. Мы проводили вместе пару дней, а потом разбегались каждый в свою сторону. Я ей ничем не обязан, она мне тоже. Но ее существование может сыграть мне на руку. Самое то, чтобы поставить на место одну школьную зазнайку! Вообще, соблазнить и бросить – идеальный вариант, чтобы потешить свое потрепанное самолюбие и отомстить за ненавистных тюленей.

Эх, я и коварный. Прямо змей-искуситель.

Спустя полчаса напряженного мыслительного процесса план, хоть и плохонький, полный дыр и нестыковок, все-таки нарисовался в моей шальной голове. Я даже проголодался от усилий. Пойти поесть, что ли?

Из кабинета вышел и едва не зацепился за порог, натолкнувшись на внимательный, въедливый взгляд новой сотрудницы. Мне кажется, если бы я разрешил, Дина не раздумывая подошла и помяла бы меня – подергала бы за нос, похлопала по заднице, уши покрутила или еще что-нибудь.

– Что-то не так? – снова попытался сделать серьезное лицо.

Видать, в этот раз не очень получилось, потому что она только криво усмехнулась, не поверив в мою суровость. Надо потренировать дома перед зеркалом свирепую физиономию.

– Все так. Работаю, – закивала, словно болванчик.

– Вот и работай!

– Я работаю.

– Вот и работай! – повторил раздраженно, в два шага преодолел переговорную и вышел в зал к сотрудникам.

А вслед донеслось:

– Вот и работаю!

Вот ведь…Кулакова!

Ладно, недолго тебе улыбаться осталось. Завтра приступим к воплощению коварных планов. Вот тогда-то ты запоешь совсем по-другому!

***

Дина

Он ушел, а я сидела, смотрела на закрывшуюся за ним дверь и в недоумении хлопала глазами. Вот это поворот! Лоханулась, так лоханулась.

Он, конечно, изменился, но не настолько, чтобы его совершенно не узнать! Физиономия-то прежней осталась! Только…

Хм, кто бы мог подумать, что если Северного Оленя умыть, причесать, поморить голодом, то выйдет очень даже приличный персонаж. Я бы даже сказала – симпатичный персонаж. М-да.

На всякий случай проверила молнию на джинсах, потрогала свои бока, смерила ляжки въедливым взглядом и пообещала себе, что с завтрашнего дня стану меньше есть. Я вроде на фигуру не жалуюсь, но на фоне похорошевшего Тюленя проснулись странные комплексы. Хотя с чего бы? Можно подумать, мне не все равно, что он там обо мне подумает. Я работать сюда пришла. Точка.

В первый день я из кожи вон лезла, стараясь все выполнить на высшем уровне. Планировалось, что я сражу начальника своей работоспособностью, ответственностью, готовностью принимать нестандартные решения, но не вышло. Антон как вышел из кабинета, так больше там и не появлялся, все свое время провел с сотрудниками. Я только подглядывала в приоткрытую дверь, как он то с одним, то с другим общается, во все вникает, везде участвует.

Надо же какой въедливый. Все ему надо!

С коллегами Северный просто само очарование. Улыбался, смеялся, и в глазах неподдельный интерес горел. О моем же скорбном существовании он, похоже, вообще забыл. И на мою старательность вкупе с работоспособностью ему было глубоко фиолетово. Даже обидно стало. Трудишься тут изо всех сил, а кое-кому все равно!

Когда из зала донесся дружный смех, я вообще почувствовала себя глубоко несчастной и тоскливо посмотрела на стопку бумаг, которая не хотела убывать, несмотря на мои старания.

Как-то все не так. Неправильно. Это он обычно на задней парте сидел и на столешнице рисовал, а я в первых рядах, нарасхват. А теперь он там зажигал, а я сидела в крохотной приемной, копошилась в бумажках, и никому не было до меня дела. Где справедливость? Мне тоже хотелось туда, к народу, примкнуть к всеобщему веселью, узнать, по какому поводу смех. Вместо этого сердито фыркнула, нахохлилась и снова к бумагам вернулась. Ну и ладно! Ну и пожалуйста! Пусть ржут, как кони, а я пришла сюда работать.

Медитация и самовнушение не очень помогали, поэтому спустя некоторое время окончательно приуныла и, грустно подперев щеку рукой, перелистывала страницы.

Он появился, когда до конца рабочего дня оставалось десять минут. С кем-то увлеченно разговаривая по телефону, кивнул мне, скользнул равнодушным взглядом по столу, заваленному папками, и пошел дальше.

Ни тебе спасибо! Ни вопросов о том, как устроилась, как прошел первый рабочий день, не обижал ли меня кто, все ли понравилось… Ничего! Ноль внимания.

А я, между прочим, его косяки весь день разбирала! Не знаю, как он там с компьютерами общается, но с бумагами – полная жопа. Половину переделывать надо, чтобы стало похоже на серьезный документ. И никакой благодарности.

Олень! Северный!

Наконец, рабочее время вышло. Я выключила компьютер, навела хоть какой-то порядок на столе и, повесив на плечо сумочку, решительно направилась к дверям в кабинет начальника.

– Антон Дмитриевич, – обратилась к нему по имени-отчеству, стараясь не показать своей обиды, – я на сегодня все.