– Итак, властью, данной мне Богом, Церковью и Верховным Епископатом… зажмите ему рот, если попадет под суд за богохульство в храме – придется отдавать кого-то нужного общине… Да, Епископатом, при свидетелях произвожу тебя, Реймонд Калист, в воины Господни. Отныне жизнь твоя доверена Небесам и Церкви и несешь ты тяжкое, но святое бремя: меч – для грешников, еретиков, безбожников, неверных и прочих порождений зла и щит – для тех, кто чтит Бога истинного и возносит Ему молитвы. Служи доблестно, не жалея живота своего и не зная сомнений, пока Господь или Церковь не освободят тебя. Аминь! – и отец Вацлав окропил Калиста водой. Все собравшиеся перекрестились, даже выпущенный из рук Рей, машинально.

– Готово дело, – спокойно сказал префект, – теперь можете расходиться. Новичку пора собираться в дорогу. Часа будет достаточно. Вещей много нести не советую, в казарму нельзя проносить свою одежду, никакой посуды, вилок и ножей. Крест, иконы, Святое Писание и праведные книги – можно брать. И соберите рекруту еды. Кормить первые дни будут, но из того расчета, что поступающим на службу необходимо очистить себя и попоститься.

Перед домом мельника собралась толпа. Вся деревня вышла проводить Рея. Но он не питал иллюзий. Мало кто горевал по поводу его отбытия. Все были озабочены тем, что в рекруты забирают второй раз за полгода. А где второй, там и третий. И кто будет следующим? Много лет уже не было такого, чтобы чаще заведенного распорядка уводили людей.

Наконец вышел из дома невольный виновник собрания. Рей медленно нес легкую суму, в которой была полежавшая в холодильнике вареная курица, сушеные яблоки, пара апельсинов, десять золотых, бутылочка мирры из монастыря Сан-Себастьян, черствая краюха хлеба, жестяная фляга с компотом, Библия и маленький образок Божьей Матери. Понурого Рея сопровождали старшие братья и отец. У забора среди людей стояла машина, возле нее ждал префект, староста заполнял на капоте последние бумаги для передачи Реймонда.

– Это ведь, наверное, скоро еще раз придут вербовщики в добровольцы от тевтонов, – услышал Рей разговор в толпе, когда вышел за калитку. – Может, им нашего младшего хулигана отдать? Вдруг подгонят электромотор для хозяйства, все равно год неурожайный, всех не прокормим. Тевтонцы в ордене научат дурака порядку.

Рей оглядел лица крестьян. Не было в них сочувствия. Сын мельника уже был в прошлом, и никто по нему не скучал. Почти никто. Старик Боно в рваном до состояния тряпья мундире тряс головой и ронял слезы. Но Боно был местным юродивым, ему очень давно во время участия в неудачном Софийском крестовом походе попал в висок осколок снаряда из пушки Конгресса. С тех пор он постоянно гримасничал и плакал по любому поводу. А остальные просто стояли и смотрели. Стояла и смотрела младшая сестренка Рея, державшая на руках свою злобную кудлатую кошку, которую Рей ненавидел. Кошка на Рея не смотрела, лениво жмурилась на яркое солнце. Зато смотрела Мэгги Бийон, ее платье уже высохло и не просвечивало. Она молчала вместе со всеми.

Вдруг из открытого окна дома мельника донесся женский стон. Это плакала мать Рея. Сердце Калиста сжалось от горечи, он выкрикнул злые слова.

– Мамаша, собирала ты меня охотно и молча, а теперь скулишь? Где ты была, когда меня продавали, и кто подписался рядом с отцом?!

– Да заткнись же ты, сволочь малолетняя! – заорал мельник. – Сопляк, хоть уйди достойно!

– Какая разница? Что вам всем в том, как я уйду, вы уже от меня избавились. Вы все, хлевное отребье… Мрази, козлы!

– Будь же ты проклят, Реймонд! И день, когда ты родился! – мельник двинулся на сына.

– Спокойно, Антоний! – священник заслонил Рея. – Ты больше не можешь бить Рея безнаказанно. Он теперь воин Христа.

– Вот! – обрадовался Рей. – Я рыцарь! А ты, старый хряк, мне ничего не сделаешь! Выкуси!

– Пока не воин, а всего лишь мобилизованный, – поправил Рея префект, – а на мобилизованных у меня есть управа. Это за оскорбление своего отца и матери.

Чиновник снял с пояса короткий жезл и буднично, будто включая кондиционер, ткнул им в нового рекрута. Рей тут же пискнул, согнулся, выронил суму и сам потерял сознание от боли. Вот так, день вроде начался весело, а потом Реймонд получил по голове ведром, подзатыльник от отца и теперь удар нервным хлыстом, а от него боль не намного слабее, чем от Аппарата Очищения.

Калист очнулся, почувствовав, как ему под веки пробивается яркий мигающий свет. Это солнце заглядывало в лобовое стекло автомобиля. А мигал свет от того, что солнце то и дело закрывал подвешенный на четках под зеркалом заднего вида деревянный крест. Рей застонал и сел на заднем сиденье. Вообще-то нейрохлыст не должен вызывать длительную боль, но во время удара Рей прикусил кончик языка, теперь на подбородке запеклась кровь. Электромобиль оказался специальным, между задним и передними сиденьями стояла перегородка из прочного стекла, с маленькими отверстиями, окна не открывались, а кондиционер явно сломался. Дышать было нечем. Префект сидел за рулем, на месте пассажира рядом с ним глухо позвякивал солидный мешочек. Крестьяне не доверяли тамплиерским долговым распискам, предпочитали «настоящие деньги», золотые и серебряные монеты, ими и одаривали начальство. Реймонду на заднем сиденье, кроме сумы с пожитками, составлял компанию массивный металлический кувшин. Наверное, один из сельчан хотел подпоить префекта, но в итоге сам напился и подарил чиновнику фамильную реликвию – старую посудину.

– Очнулся? Мне не в первый раз приходится использовать бич для вербовки. Много кто не хочет брать на себя подвиг ратного дела. Но правда, когда тебя затаскивали в машину, никто из родственников не коснулся тебя, ни братья, ни сестра, ни отец с матерью. Мать даже не вышла из дома. Тебя уложили на сиденье посторонние люди.

– Черт с ними, с родственниками, – буркнул Калист.

– Упоминаешь нечистого вместе с семьей своей – это грех. Я твоих родителей знаю. Отцу помогал наладить поставку леса для столярного дела. А мать еще лет пять назад была красавицей. И ткать умеет потрясающе, я своим дочерям у нее платки заказывал. Что же им так с тобой не повезло? Или то промысел Божий? Или как раз не Бога то воля?

Рей не ответил, да и чиновник не ждал ответа. Машина как раз свернула с ухабистой грунтовки и помчалась быстрее. Иногда из-под колес летели комья свежего навоза, ведь по шоссе тащилось множество телег, запряженных всевозможной скотиной. Калист обливался потом и смотрел в окно. Дорога взбиралась с холма на холм, вокруг был привычный Рею пейзаж, похожий на застывшие желтые волны. Выглядели бесконечные холмы с дубовыми рощами живописно, но Рей знал, как трудно выращивать на неровных склонах еду, сколько усилий уходит на один полив грядок. А дорога все петляла, ныряла вверх-вниз. Мелькали деревеньки с церквями, ведущие к богатым хуторам кипарисовые аллеи, яркие апельсиновые плантации. Электромобиль юрко обгонял медленные трактора с прицепами, больше усилий ему требовалось, чтобы оставить позади немногочисленные грузовики и автобусы. И один раз мимо стремительно пронесся курьер на гравибайке, моментально растаял впереди. На повороте к административному центру префектуры чиновник остановил машину, сходил в придорожный трактир и вернулся с двумя одноразовыми чашками мясного супа. Калист выхлебал свою порцию очень быстро, не сказав спасибо. Дальше путь лежал не в префект-центр, а в более крупный город – Мансен, центр всего магистрата.

Они ехали еще несколько часов, солнце клонилось к холмам, свет вокруг сделался не желтым, а как говорили на Доминике, «цвета невинной кожи». В низинах густели сумерки.

– Это еще что?! – вдруг выпалил префект, когда машина поднялась на край очередной долины.

– Я не вижу! И мне надо отлить, – жалобно сказал Рей.

– А ну терпеть! Сейчас проскочим долину, тогда! Иначе на час здесь застрянем, – и префект выжал полный газ.

Кувшин, звякая, свалился с сиденья, а Рей увидел, как впереди по дну долины ползет к дороге темная колышущаяся масса. Рей сначала не узнал ее, но когда машина пролетала на скорости перед самой стеной шерсти и мяса, Калист понял – это огромное стадо доминиканских коней – першеронов, которых выращивали ради их пышного волоса и на еду. Каждый взрослый чудо-конь высотой был до чердака дома, в котором жила семья Калиста.

Взлетев на другой край долины, префект затормозил.

– Чем воняет? – спросил он, открывая заднюю дверь. – Ты не дотерпел-таки?

– Нет! – Рей выбежал и еле успел расстегнуть штаны у обочины.

Табун как раз перекатился через дорогу. Пока Калист справлял малую нужду, префект задумчиво разглядывал лошадей. Из долины долетали глухие конские вздохи, надрывный лай псов-волкодавов. Пастухи носились вдоль табуна на гравибайках, а сверху контролировал самолет. Конца-края массе першеронов не было видно. Во главе табуна шли самые здоровые, лоснящиеся кони. Они пожирали всю лучшую траву на пути. А идущие следом довольствовались объедкам, травинками, затоптанными и забросанными навозом.

Рей застегнул штаны и подошел к префекту.

– Выбрось лучше курицу, это она протухла и воняет, – сказал чиновник, все так же глядя на табун, – не знаю, может, в Оакенбоксе люди крепкие на живот, но поверь, тебе придется ждать отправки несколько дней, и лучше провести их здоровым. А мне после твоей лежалой на жаре птицы придется машину чистить.

Рей вернулся к машине и залез в суму. Курица и правда испортилась. Рей зло швырнул ее в сторону. Выкинул бы и все свои попахивающие пожитки, но там были Библия и икона, даже Рей не мог их бросить. Он положил суму обратно на сиденье.

– Зачем они гонят так много першеронов? – спросил Рей у префекта. – Они же вытопчут землю, расти ничего не будет.

Это была правда. Рей видел на городской ярмарке доминиканских першеронов в загоне, даже один такой конь непрерывно поглощал специальный корм из грузового контейнера, а сколько сожрет такое немыслимое стадо, как сейчас идет по долине, трудно вообразить.

– Их выгоняют перед убоем, всех на живодерню. А земля… На землю плевать. Большая беда, Реймонд, когда власть над землями получают те, кто эти земли не любит, – неожиданно горько произнес префект.

Приехали они к месту назначения глубокой ночью. Мансен – центр магистрата Сент-Мансен, большой город. Десяток соборов, духовная академия, представительства основных рыцарских орденов, заводы, отделение банка тамплиеров с собственным золотохранилищем. На улицах лежала не брусчатка, а какой-то невиданный для Рея черный материал. Пока ехали по городу, Рей глядел во все глаза на закрытые магазины с яркими витринами, на легковушки у домов, милицейские патрули с мигалками, на женщин в платках, спешащих по тротуару в этот поздний час. Для Калиста это словно другая планета, даже гужевому транспорту был запрещен въезд в центр Мансена. Никогда еще Рей не забирался так далеко от дома, самая дальняя для него поездка была в пятьдесят километров от деревни, в монастырь Сан-Себастьян на Пасху несколько лет назад.

Префект подрулил к кирпичному зданию с фальшивыми колоннами и решетками на окнах, наверняка какое-то государственное учреждение. Встречать их вышли два милиционера. Первым зашел в здание префект с папкой документов, следом Рей со своим мешком, позади милиционеры. Префект передал документы на Калиста заспанному дежурному.

– Все, парень, дальше ты сам. А мне в гостиницу пора. Удачи.

Милиционеры быстро обыскали, провели Рея по коридору и втолкнули в какой-то зал. Изначально это явно было место для заседаний, но теперь оставшиеся стулья занимали спящие люди, кто просто в скромной одежде, а кто в тряпье. Электрическая люстра под потолком еле светила. Стульев было мало, в основном пол устилали соломенные матрасы. Слева от захлопнувшейся за Реймондом двери лежала груда таких матрасов, но свободного места на полу, чтобы расположиться, Калист не видел.

– Эй, парень, новенький, – от группки играющих при свече в карты мужиков отделился верзила, – что принес? Книги есть? Пару страниц вырвешь на самокрут, а мы тебе – кусок табачной плитки, идет? Чем от тебя тащит, тухлятиной?! Да тебя нельзя пускать сюда такого вонючего! А ну давай золотой, или вон дверь во двор, хватай тюфяк и выметайся туда.

– Я лучше на дворе посплю, тепло, – Рей не добавил, что от рекрута самого воняло кислятиной.

Парень подхватил верхний матрас и пошел к открытой двери во двор, спотыкаясь об лежащих. Картежник хотел продолжить разговор, но передумал и вернулся к своей компании.