Гномы выглядели такими расстроенными, что и на глаза девочки тоже навернулись слезы. Конечно, она уже давно не обижалась на своих родителей и соскучилась по ним, но побыть еще несколько дней у гномов ей страшно хотелось. Тем более ей обещали найти книжки и отправить в гномью школу, а ведь там наверняка гораздо круче, чем в человеческой… Но мысль, что этот прекрасный мир и вся деревня могут пострадать или даже погибнуть, больно царапнула внутри. Она посмотрела на То́маса, и по его взгляду догадалась, что это очень серьезно. И что ей нужно сделать, тоже поняла. А Томас тем временем подошел к Роуз и сел рядом с ней, взяв за руку:

– Роуз, поверь! Если бы была хоть малюсенькая возможность оставить Марго, мы бы с радостью, она чудесная девочка!

Роуз промокнула глаза уголком передника и опустила голову. Старейшина поторопил Марго, дорога была каждая минута:

– Где ты оказалась сразу после того, как попала сюда?

– Я проснулась на диване, по мне еще близнецы прыгали, – шмыгнула носом расстроенная девочка.

– Тогда садись на подушки и говори нужные слова. Ты помнишь их?

Марго кивнула. Печальные Роуз и Бофур бережно усадили ее и долго обнимали и гладили по голове, они медлили, не в силах отойти от девочки.

– Мама, можешь принести мне куклу, которую ты мне подарила? – попросила Марго.

– Конечно! – Роуз побежала в ее комнату, принесла куклу и отдала девочке.

Расстроенные родители еще раз крепко обняли ее и вышли из комнаты, Старейшина вышел следом. Гномочка тихо плакала, а гном громко шмыгал носом.

Марго взяла куклу, подаренную ей Роуз, для смелости. Ей очень хотелось остаться хотя бы еще ненадолго, но она понимала, что не может этого сделать. Наконец она вздохнула, решилась и произнесла: «Перемещение отменить!» Но ничего не произошло. Совершенно ничего. Марго еще несколько раз повторила эти слова, но результат был тот же. Сердце ее забилось сильнее и руки похолодели, ей же обязательно нужно вернуться! Она запаниковала и срывающимся голосом почти выкрикнула: «Отменить перемещение!». И тут же очутилась в комнате со множеством дверей, на своей кровати, а в руках она продолжала держать тряпичную куклу Роуз.

Марго сразу заметила, что сейчас Хранитель выглядел совершенно иначе, его невозмутимость испарилась как по волшебству. Растрепанные волосы, помятый пиджак, съехавший набок галстук… Довершал картину его растерянный и немного безумный взгляд… Что-то прорычав девочке, Хранитель изо всех сил навалился на одну из дверей, темную и массивную, явно пытаясь ее удержать: снаружи в нее ломился кто-то очень большой и сильный. А из-под другой – синей – двери справа на пол просачивалась вода, и в образовавшейся лужице весело танцевал маленький розовый краб, помахивая Марго клешней. Кажется, у корпорации «Идеальный мир» начались сложности с их идеальными мирами, и что-то вышло из-под контроля…

Помещение перед глазами Марго стало медленно таять, растворяться, исчезать…

* * *

Проснувшись, она увидела свою комнату и маму, которая, склонившись над Марго, гладила ее по голове. Марго села в кровати и обняла ее. Хорошая у нее все-таки мама и никакая не строгая, а любящая и нежная!

– Доброе утро! Как ты себя чувствуешь сегодня? – с тревогой спросила мама. – Вчера ты вела себя очень странно, помнишь?

– Доброе утро! – произнесла Марго и помотала головой.

– Ты сидела за столом как принцесса из сказки, звала слуг и ела малюсенькими кусочками. А еще очень боялась сделать ошибку на уроках. Мы даже ездили с тобой к врачу, – мама потрогала лоб девочки рукой. – Вставай, пора в школу!

У девочки мелькнула догадка: «Значит, тут вместо меня тоже кто-то побывал? Ой!» Марго умылась, оделась и, оглядев свою комнату, прибралась без всяких напоминаний, все-таки нехорошо, когда в доме беспорядок! Потом она пошла на кухню, крепко обняла любимую маму и села есть почему-то очень вкусную пшенную кашу с самым лучшим на свете малиновым вареньем, а еще на завтрак была ее любимая булочка с корицей. М-м-м!

* * *

День прошел очень хорошо: друзья в школе обрадовались, увидев ее, про ошибку никто не вспоминал, учителя вели себя вполне сносно, да и родители почти не делали замечаний. А мама почему-то загадочно улыбалась весь вечер и то и дело обнимала Марго.

Вечером, когда девочка зажгла ночник и уже собиралась ложиться в постель, поправляя свою подушку, она вдруг увидела под ней яркую тряпичную куклу Роуз, а рядом странный кристалл голубого цвета. «Так это все-таки был не сон?!» – удивленно прошептала девочка.

Неожиданно что-то зашуршало у двери, и из темноты появилась маленькая щеточка. Она поклонилась и заговорила тонким голосом:

– Привет, меня прислала тетушка Бруня с весточкой. В Гномьем лесу теперь все благополучно, Бофур зарыл яму во дворе и нашел свои инструменты, братья сами убрались в своей комнате, Роуз очень скучает и передает тебе большой привет, а нападение драконов совсем отменили.

– Постой! – только и успела окликнуть ее девочка, но щетка уже тихонько выскользнула в приоткрытую дверь. Марго вскочила, выбежала из комнаты, но в коридоре никого не было. Она вернулась в свою уютную кровать, улыбнулась и подумала: «Все-таки хорошо, что я дома! Это же мой мир, пусть даже он и не совсем идеальный!»

Виктор Новиков. «Про Фрола»
(на основе народной сказки о Николае Чудотворце)

Ветер воет. Снаружи избы во всю мощь, во весь голос, а вот в щелях на верехе-чердаке да в потолке – пищит. Тоненько, пойманным комаришей.

Снег кладется ледяной, крупяной, колючий. Сугроб плотный, тяжелый, не пуховое одеяльце из колыбели. Поутру дойдет к окошку, и ох как трудно будет отгребать его от крыльца. Всем придется брать деревянные лопатки с вениками, не отлынешь.

Добрые бревна потрескивают там-тут, сторожа, не выпуская на зимнюю стужу тепло государыни-печки.

Бабушка Анея, как всегда, на лавке у окна. Сидит недвижно, будто спит, не шьет, не вяжет, не прядет – устала. На окошке трепещет огонек, кидая желто-розовый отблеск на инеистое узорочье по ту сторону стеклышка… Ждала так Бабушка Анея кого-то. Всегда в самые темные ночи зажигала свечу и ставила на подоконничек, знак точно подавая. Кого ждала?.. Не отвечала, покачивала только головой в черной косынке. Молчала, сама уже, похоже, мало веря.

Тишина по избе.

Кажется, вот-вот взаправду кто придет на огонек, застучит в дверь, загрохочет ногами по порогу…

Шорох на печке. Шух-шух, бум!

– Мау! – вопит проснувшийся серо-белый кот, на которого с печи упал валенок, и стрелой бежит под пол.

На печи под шубами смешки – один, другой.

– А ну спать-спать, сорочата! – У печи неслышно вырастает Бабушка Анея. Удивляются внучки, как она, стара, на озорство их всегда вовремя поспевает. – Спать!.. Почто Плишку-котофея обидели?

Смешки под теплыми шубами да под тулупами из овчины рассыпаются как горошек по полу.

Бабушка Анея хлопает по шубам-тулупам. Цыть, мол!.. А после прикладывает ладонь к беленому печкиному боку – не остыла ль та?

– Бабушка Анея! – зовут с печи, когда опускается Анея обратно на лавку… Выждали ведь. – А Бабушка Анея! Расскажи сказку?

– Ночь-полночь на дворе, какие уж сказки!

– Расскажи-и!

Вздыхает на лавке Бабушка Анея. Берет клубок из туеска, нить, значит, перематывать.

Из-под тулупов и шуб высовываются четыре вихрастые светловолосые головенки. Коль рукоделье, то верно расскажет.

– Про Еруслана-кречета сизого, богатыря, и Роланда-рыцаря! – напоминает бабке должок старший внук, самый рослый, самый окаянный. На что Бабушка Анея, улыбаясь, лишь качает как обычно головой.

– Про Ольгу-царевну! – просит внучка, втора по старшинству.

– Про дальние страны! Про Белогорье! – перебивает средний внук.

– Про Окинателя и Ердань! – выкрикивает молодшенький.

Вздыхает раз-другой Бабушка Анея, глядя на свечное пламя, будто читая в нем что-то. Красит оно красным лицо ее, молодит волшебно, чтобы смотрели на бабушку в темноте внучки, удивлялись и слушали.

– Об Фролке, соседе, расскажу… – Лицо Бабушки Анеи становится лукавым. Она глядит на печку. – У кого вы яблони трясли да гусей палками гоняли.

– И на борове Борьке ездили! – хохочет средний внучок и тотчас получает подзатыльник от старшего.

– А про то утром ваша сказка будет.

Внучки сопят, затаившись под тулупами мышатами, Опять бабкой заловлены.

Бабушка Анея улыбается. Уже по-доброму – про Борьку-то она давно знает…

Много чего поперевидали дети из того, чего и не всякий взрослый сдюжит. Голод, холод, лихих людей. Поэтому долго Бабушке Анее предстоит укрывать-поливать нужные росточки в нежных их душах. Сказки здесь ей хорошо служат.

– Еще до снега с Фролкой это было, – начинает Бабушка Анея, суча нитку. – Вечор он рассказывал. Возле ключа подошел к нам со старухами, помялся, почесался и выдал… Так, мол, и так, любезные баушки.

* * *

Поехал Фрол на ярмарку. Нагрузил с горкой добра аж две телеги, большую и малую.

Не сам, не сам – мужиков из деревни просил. День таскали ему и мешки с мукой-зерном, и корзины с яблоками-медом, грибами-орехом, свеклой-репой. А Фрол спасибо им толком не сказал, лошаденку впряг, привязал рябую свою корову с телем к хвосту обозка и отбыл – прощевайте!.. Мужики-те плюнули и понову зареклисьс Фролкой дела делать.

Едет себе по дороге Фролка и видит – старичок на краю леса стоит. Обычный такой, одет по-крестьянски. Бородушка небольшая, шапку в руке держит, зипунишка серенький, рубаха чистая, опрятная. Сума висит, посох ореховый.

А старичок Фролку точно поджидает.

– Здравствуй, – зовет, – мил-человек, в ту ли сторону ярмарка?

– В ту, в ту, – отвечает Фролка. – Тебя, дедко, не повезу. Видишь, еле идет шкапа, не вывозит! – И кнутом лошаденку хлясь-хлясь.

Так и оставил стоять старика. Услышал лишь, как тот сказал ему в спину:

– Езжай-езжай тогда с Богом.

Надо сказать, по дороге той редко даже пешком ходили, в соседнее село тропками напрямки бегали. Дорога за лето вовсе размокла, кустом-леском зарастать начала. Зверье там бояться перестало.

Вот и думает наш Фролка заднею мыслью, мол, откуда старый-то идет? Деревень вблизи давно нет… Оборачивается Фролка – а нет позади никого.

Пожал плечами Фролка, хлебнул из бутыли квасу для крепости и кнутом воздух стеганул.

Еле дотягала его лошаденка до соседнего села, где ярмарка шла. По лесу густому, да под гору с горы, да чрез речку по мосткам хлипким, ох свет ты мой… Овса в дорогу он взять ей не взял, морковочкой и яблочком не угостил – хотя, вон, из корзин падает!.. Совал под морду ведро с водой и сена клок, да и все тебе. Как она, стара-тоща, в пути не околела ж ведь!.. Верно, чтоб на обратной дороге хуже Фролке сделалось, а по тому ума прибавилось.

На ярмарке добро-то его скоренько расхватали.

Свое продавал он в полуторную цену, за покупное же торговался до кипяченья. За новый кафтан зеленый чуть ли не дрался.

Ходит Фролка по торговым рядам, медяки-полушки на серебро выменивает, а то и на червонцы. Кошель, главное, за пазухой рукою придерживает. Ходит-прогуливается, из себя весь наиважный.

Когда же коровенку свою рябенку и теле ее допродавал – под вечер-то день клонился – чуть душу из покупателя напоследки не выел.

Мужик покряхтел, покряхтел, да и отдал Фролке все деньги. Подавись, аред-крохобора!..

Те, кто мимо шли, видели-слышали все и кляли, стыдили всяко Фролку, а тот отгавкивал лишь в ответ.

Куда деваться мужику-покупателю было, хоть и руки выворачивают… Ярмарка ужо кончалась, дома дети пить-есть просят. И у других то же. Годы не тучные, не урожайные.

Стоит потом Фрол наш за пустым прилавком, довольный, выручку пересчитывает. Вскидывает вдруг глаза и тут, нате вам – напротив, на той стороне улицы под чахлым деревцем старичок тот с дороги лесной, смотрит на Фролку и хмурится.

Хмурится, тяжелые ладони на ореховом посошке сложивши. Головой в шапке качает.

Опустил глаза долу Фролка.

И хочет крикнуть он обидное деду, как видит – подскочила к тому девчонка со щенком да еще ребятишки. А старик пряники им, смеясь, протягивает и конфеты-орехи в ладошки сыплет. Моргнул разок-другой Фролка – нету старичка! Пропал!.. Ребята с собачкой играются те только. Должно, думает, прохожий какой пред глазами мелькнул и усмотреть не дал.

Стемнело уж, черед домой вертаться.