Во втором варианте: «… Ряд товарищей я взял также из облЧК, из них несколько латышей, фамилии их я, к сожалению, не помню (было их человек 5 или 6)…»

Таким образом, из ЧК взято 5–6 человек, из которых несколько латышей, остальные русские. Из этих 5–6 названы двое – это Никулин и товарищ Ион (имя нерусское, поэтому причисляем его к «нескольким латышам»).

Кабанов Алексей Георгиевич: «… Тов. Юровский объявил мне, что я назначаюсь начальником пулемётной команды охраны дома особого назначения. Мне была представлена пулемётная команда, состоящая из четырёх коренастых латышей, каждому около 35 лет, прослуживших в армии по 12 лет…»

Юровский в 1934 году: «… Один молодой товарищ в то время, который был у меня во внутренней охране… по фамилии Нетребин Виктор Николаевич (настоящее отчество Никифорович)…»

Во втором варианте: «… Несколько товарищей для внутренней охраны я получил, точно не помню, как будто непосредственно из партийного комитета или из ЧОНа (части особого назначения)». В свои семнадцать лет Нетребин был бойцом дружины Уральского обкома РКП(б) в Екатеринбурге, участником борьбы с войсками А.И.Дутова. Кабанов считал его студентом горного института, видимо, так его представил Юровский.

Кабанов: «… студент горного института разбирал драгоценности династии Романовых…»

Юровский, 1922 год: «… я организовал внутреннюю охрану, назначил новых пулеметчиков, одного из них я особенно помню, товарищ Цельмс (латыш)».

Не 5–6 человек, а шестеро взяты из ЧК – двое русских и четверо латышей (позднее поясним). Назовём их:

НИКУЛИН ГРИГОРИЙ ПЕТРОВИЧ;

КАБАНОВ АЛЕКСЕЙ ГЕОРГИЕВИЧ;

1) ЦЕЛМС ЯНИС МАРТИНОВИЧ;

2) ЯНИС КАЯКС;

3) НИКОЛАЙ ПЕТРОВИЧ КРУМИНЬШ;

4) ЭДУАРД ОЗОЛИНЬШ.

Имена четырёх последних взяты из «Списка Свикке». О них подробно напишем в одноимённой главе. Латышей, живших в Российской империи, отнесём к русскоговорящей части внутренней охраны.

Опять обратимся к воспоминаниям Кабанова. Почему именно он вызывает доверие? Он не пьёт по вечерам чай в московской квартире Кудрина (Медведева) с Голощёкиным, Юровским и Никулиным, а тихо живёт на дальнем-дальнем востоке в городе Хабаровске.

Кабанов: «… и ещё четыре человека составляли всю команду».

Австро-венгры, они же мадьяры из воюющей с Россией Австро-Венгрии говорили на немецком языке. Они составляли часть внутренней охраны ДОНа.

Военнопленные перешли на сторону большевиков и стали после латышей главными союзниками ленинцев в борьбе с собственным народом, в массе своей не поддержавшем советскую власть.

Имена четырёх нерусских охранников и их командира были особенно засекречены Юровским:

ХОРВАТ ЛАОКС;

1) ФЕКЕТЕ ЭМИЛ;

2) НАД ИМРЕ;

3) ГРИНФЕЛЬД ВИКТОР;

4) ВЕРГАЗИ АНДРЕАС.

Подробности об этих охранниках найдём в главе «Список Мейера – Юровского.

2. Спецоперация

Юровский в 1934 году: «… Связь и разговоры по этому вопросу с центром не прекращались. Примерно числа 10-го июля уже было решение на тот случай, что, если б оставление Екатеринбурга стало неизбежным. Ведь только этим и можно объяснить, что казнь без суда была дотянута до 16-го июля, а Екатеринбург был окончательно оставлен 25–26 июля, причём эвакуация Екатеринбурга была проведена в полном, так сказать, порядке и своевременно…»

Довольно смелое заявление Юровского. Это при том, что ещё в 1928 году Сталин велел замолчать и забыть эту историю.

Юровский: «… это дало возможность дотянуть дело с ликвидацией до конца… потому, что всё это было рассчитано тогда на часы…»^[16]

Юровский откровенно рассказывает о руководителях спецоперации из центра. Они постоянно находятся на связи, согласовывают нужный момент с положением на фронте, рассчитывая всё буквально по часам.

По плану операции всё делалось наименьшим количеством людей, при этом не пересекавшимися друг с другом, чтобы всей картины произошедшего не мог представить никто… Возглавлял спецоперацию Голощёкин, представитель ЦИКа на Урале (Центральный Исполнительный Комитет).

Ответственным за расстрел Голощёкин выбрал исполняющего обязанности председателя облЧК (Екатеринбург в 1918 году был уездным (районным) городом в Пермской губернии (области)) товарища Юровского. Захоронение возлагалось на командира отряда, собранного из рабочих Верх-Исетского завода, Ермакова.

2.1. Расстрел

Юровский оставил многочисленные отчёты о выполненной работе. Первый датируется 1920 годом как «Записка», второй – в виде Воспоминаний – 1922 годом и последний 1934 годом – это выступление на секретной встрече со старыми большевиками г. Свердловска. При этом каждый отчёт имел несколько вариантов, правился и дополнялся.

Кроме того, непосредственным участником являлся Кабанов, чьи свидетельства вполне достоверны. Он спокойно дожил до старости и описывает казнь как одно из событий в своей автобиографии. Павел Медведев, дающий свои показания в тюрьме, пытается принизить свою роль в деле убийства, спасая тем самым свою жизнь. Поэтому его показания здесь не приводятся.

Юровский: «… Спустившись в комнату (тут при входе в комнату справа очень широкое, чуть не во всю стену окно), я им предложил встать по стенке…»

Кабанов: «… Не говоря ни слова, Николай Романов взял своего сына на руки и прошёл по лестнице вниз. За ним пошли все остальные члены его семьи и вошли в приготовленное им внизу помещение. Николай посадил на венский стул сына и сам стал посреди комнаты, а все остальные стали справа и слева фронтом, лицом к двери…»

«… села Александра Фёдоровна…»

Юровский: «…Тут посадили рядом на кресле Алексея, за ним шли доктор Боткин, повар и другие, а Николай остался стоять против Алексея. Одновременно я распорядился, чтобы спустились люди и велел, чтобы все были готовы, и что каждый, как будет подана команда, был на своём месте.

Николай, посадив Алексея, встал так, что собою его загородил. Сидел Алексей в левом от входа углу комнаты, и (слово «отсюда» забито) я тут же, насколько помню, сказал Николаю (слово «расстреливаемым» забито) примерно следующее, что его царственные родственники и близкие, как в стране, так и за границей, пытались его освободить, а что Совет рабочих депутатов постановил их расстрелять…»

А.А. Якимов: «… Клещёв утверждал, что Юровский сказал Царю: «Николай Александрович, Ваши родственники старались Вас спасти, но этого им не пришлось. И мы вынуждены Вас сами расстрелять»…»

Юровский: «… Он спросил: «ЧТО?» и повернулся лицом к Алексею, а я в это время в него выстрелил и убил наповал. Он так и не успел повернуться лицом к нам, чтобы получить ответ. Тут вместо порядка началась беспорядочная стрельба…»

Кабанов: «… Несмотря на то, что сильно шумела заведённая автомашина, хорошо были слышны выстрелы и сильный лай четырёх собак Николая Романова, находившихся при нём.

Я сошёл с чердака к месту казни и сказал, что в городе хорошо слышны выстрелы, вой собак и что в горном институте и в доме рядом с ним зажглись огни, что стрельбу необходимо прекратить, собак перебить. После этого стрельба была прекращена, три собаки повешены, а четвёртая собака Джек молчала, поэтому её не тронули…»

Юровский: «… причём пальба усилилась, когда поднялся крик расстреливаемых…»

А.А. Якимов: «… Вслед за первыми же выстрелами раздался женский «визг», крик нескольких женских голосов. Расстреливаемые стали падать один за другим. Первым пал Царь, за ним Наследник. Демидова же, вероятно металась. Она закрывалась подушкой…»

Юровский: «… Затем началась стрельба, продолжавшаяся две-три минуты. Ник. (Николай) был убит наповал самим ком-ом (комендантом) наповал, затем сразу же умерли А.Ф. (Александра Фёдоровна) и люди Р-вых (Романовых) всего было расстреляно 12 человек: Н-ай (Николай), А.Ф. (Александра Фёдоровна), четыре дочери, Татьяна, Ольга, Мария и Анастасия, д-р (доктор) Боткин, лакей Труп (Трупп), повар Тихомиров (Харитонов), ещё повар (Юровский имеет в виду поварёнка Колю Седнева, но по многочисленным свидетельствам и более поздним воспоминаниям самого Юровского, мальчик не был расстрелян, т. к. за день до этого был удалён из Дома Ипатьева) и фрейлина, фамилию к-ой (которой) ком. (комендант) забыл. А-й (Алексей), три из его сестёр, фрейлина и Боткин были ещё живы. Их пришлось пристреливать…»

Юровский: «… Команде заранее было указано, кому в кого стрелять и приказано целить прямо в сердце, чтобы избежать большого количества крови и покончить скорее…»

Кабанов: «… Оставшиеся в живых, подлежащие казни, были умертвлены холодным оружием…»

Юровский: «… Между прочим, после того как приостановили пальбу, пришёл Ермаков. Он штыком пытался их покончить, но и это не выходило. Алексей сидел живой, и я уже его достреливал после…»^[17]

Кудрин (Медведев): «… ничего не выходило, тогда Ермаков пустил в ход штык, и это не помогло, тогда их пристрелили, стреляя в голову…»

Кабанов: «… Две старшие дочери царя, прижавшись к стенке, сидели на корточках, закрыв головы руками, а в их головы в это время двое стреляли…»

Юровский: «… тогда их пристрелили, стреляя в голову… расстрел дочерей и Александры Фёдоровны был затруднён…»

Кабанов: «… Один из товарищей стал вонзать в грудь фрейлины штык американской винтовки «винчестер». Штык вроде кинжала, но тупой и грудь не пронзил. Она ухватилась обеими руками за штык и стала кричать… Потом её добили прикладами ружей…»

Винчестерами в первую мировую войну вооружались латыши.

Юровский: «… когда людям доверишь, то не достреляют… Ясно, что до погрузки я проверил каждого отдельно умер он или нет. И только тогда мы их выдавали и переносили…»^[18]

Михаил Владимирович Томашевский со слов Агафоновых, родственников разводящего А.А. Якимова: «… начался осмотр, не остался ли кто-нибудь жив. Великая Княжна Анастасия Николаевна оказалась лежащею в обмороке, кажется, даже совсем не раненою или раненою легко; когда до неё дотронулись, она пришла в себя и «страшно завизжала»/слова рассказчика/ – её добили прикладами…

… Потом стали выносить трупы и укладывать в автомобиль, который был выстлан сукном, чтобы не протекала кровь…»

Кабанов: «… выносили на санитарных носилках трупы казнённых и укладывали на грузовую машину, постланную новым белым брезентом…»

… В 1965 году в Радиокомитете расспрашивали о продолжительности «операции». Никулин: «… они легли в одиннадцать, может быть в начале двенадцатого…

… они собирались очень долго… Она (операция.) продолжалась часа два. Да, часа полтора, видимо, они собирались. Потом, когда они спустились, там в течение получаса всё было завершено…»

Полтора часа собирались и полчаса ушло на расстрел. Вся операция продолжалась два часа.

Юровский: «… Только в половине второго явился грузовик, время лишнего ожидания не могло уже не содействовать некоторой тревожности, ожидание вообще, а главное, ночи-то короткие…»

П. Быков: «… Семья была расстреляна в той одежде, которая была на заключённых, уверенных, что их из Екатеринбурга увезут…»^[19]

М. В. Томашевский со слов родственников разводящего охраны А.А. Якимова: «…Отрёкшийся Император, его жена, сын, дочери и фрейлина были вызваны из спален под предлогом немедленной эвакуации из Екатеринбурга…»

Ермаков: «… Я сказал, что Вас повезу в центр, здесь Вас держать больше нельзя…»^[20]

П. Быков: «… Им было предложено сойти вниз, чтобы оттуда переехать в другое место…»^[21]

Кудрин (Медведев): «… Юровский читает решение о расстреле…» Так значит нас никуда не повезут?» – спросил Боткин…»