Стоило палеонтологу скрыться за дверью, как всё это время тихо сидевшая Моник неожиданно спрыгнула с подоконника.

– Идём?

– Куда?

Когда она показывала ожоги на коже от песка, то выглядела скорее меланхоличной. Я бы приписала резкую смену настроения тому, что нам удастся попасть на корабль на шесть часов раньше, но таноржка даже не посмотрела в планшет.

– На праздник цветения ракхаши, разумеется! Ты видела, сколько ларков из цитадели прилетели к границе с Вечным Лесом? Сегодня на этой планете грандиозный праздник.

«Ракхаши сегодня зацветают, защитники сами не свои…»

– А нам точно можно?

– Я не думаю, что ларки нас прогонят.

– Вы куда собрались?! – гаркнул Джереми, стоило Моник схватить меня за запястье.

– На праздник.

– Моник, остановись.

– Нет.

– Моник, это не ты. Я тебя знаю уже много лет, сейчас ты обезумела от горя. Да, Логан погиб, всем нам тяжело, но это не повод посещать местную хайду. Я согласился на поездку во имя науки, но не вот этого всего. Тебе тяжело, ты наглоталась антидепрессантов и не способна принимать решения адекватно…

Палеонтолог пересёк пространство комнаты, схватил коллегу за плечи и ощутимо потряс.

– Я ничего не пила, и мой разум сейчас кристально чист!

Моник выпуталась и со злостью оттолкнула Джереми от себя. Я смотрела на разворачивающуюся ссору и понятия не имела, о чём думать.

– Ты ничего не понимаешь, Джер! Тебе легко, тебя дома ждёт твоя Эльвира и крошка Эленна! Ты счастливец!

– И что, Моник?! Да, Логан умер, но вы расстались ещё раньше, жизнь на этом не заканчивается… Ты сдурела идти на хайду?!

– Вот именно, Джер! Я о том и говорю! Ты исчерпал свою квоту, а я – нет! И я хочу!

Палеонтолог в ужасе отшатнулся от Моник и огромными карими глазами посмотрел на меня:

– И ты тоже? – пробормотал он тихо. – Ты пойдёшь с ней? На хайду⁸?!

Я растерянно смотрела на таноржцев. В голове пронеслась мысль, что Арх-хан послал Раису составить мне компанию… уж не за тем ли, чтобы я никуда не ходила?.. Да что же это за праздник такой странный? Да и слово какое-то… вроде я его слышала, но вроде и нет…

– Я не знаю… А что это такое?

Джереми и Моник переглянулись, палеонтолог открыл рот, чтобы что-то ответить, но биолог перебила:

– Лейла, ты хочешь посмотреть, как зацветает Вечный Лес? Очевидно, это единый организм, раз все цветы распускаются одновременно. Я думаю, будет так красиво и ярко, что это можно увидеть даже из космоса, но судя по тому, что ларки примчались с других деревень и цитаделей, цветение не продлится дольше одной ночи. Это уникальное на всю Федерацию событие, и вряд ли ты когда-либо в жизни увидишь что-то подобное.

Я вспомнила изображение гигантского розового цветка с пылающей золотой серединой и невольно кивнула. Такие цветы мне хотелось бы увидеть.

– Тогда пошли. – Моник обошла Джереми и принципиально взяла меня за руку. – Я ей всё расскажу по ходу дела. Если ей не понравится, она вернётся.

Таноржец сложил руки на груди, явно собираясь спорить, но позади застонал Януш:

– Воды…

– Лейла, скорее, мы можем не успеть, – поторопила девушка.

На этот раз улица поражала пустотой. Ещё несколько часов назад здесь было не протолкнуться, а сейчас лишь масса криво припаркованных и брошенных то тут, то там флаеров, гравибайков и стреноженных лошадей всех мастей и пород своим видом безмолвно сообщали, что ларки где-то есть. Возникло ощущение, будто я приехала в Большую Оперу и вышла из зала раньше, чем начался официальный антракт.

Я оглядывалась по сторонам, пока Моник уверенно тянула в сторону леса и бормотала себе под нос:

– Я даже представить себе не могла, что мне так повезёт…

– Да, наверное, для тебя как доктора биологических наук цветение ракхаши – это очень важно. – Я вежливо попыталась поддержать разговор.

Блондинка остановилась как вкопанная и посмотрела с таким странным выражением лица, будто я сказала абсолютную чушь.

– Ты же не с Танорга, верно?

– Что?

Во рту внезапно резко пересохло. Всё это время мне казалось, что я отлично вжилась в роль, а теперь выясняется, что Моник догадалась, что я не человек…

– Я… я не понимаю, о чём ты.

Таноржка тяжело вздохнула и возвела глаза к небу.

– Лейла, мне всё равно, какие тайны ты хранишь и почему попросилась на Ларк. Но ты слишком быстро бежала тогда, в Сухих Песках, вытянула меня фактически за одну руку…

– У меня просто физическая подготовка хорошая, – ответила на автомате, чувствуя при этом себя так, словно под ногами разверзается пропасть.

– Угу. – Моник фыркнула. – А ещё у тебя не осталось раздражения от пустыни на ногах, ты не просила обезболивающего или средства от ожогов…

– Я просила лекарства у Таниты! – соврала и тут же ощутила, что мне не верят.

Собеседница посмотрела скептически и добавила:

– Ты не знаешь, что такое хайда у ларков и квота на Танорге. Если по первому пункту я ещё готова поверить, что в твоём институте не преподавали религии и традиции рас Федерации Объединённых Миров или же ты активно прогуливала занятия, то по второму – у тебя нет оправданий. Закон о квоте ввели десять лет назад, и даже если тебе на тот момент было всего пятнадцать… – Она, прищурившись, окинула меня взглядом, явно предполагая, что мой возраст колеблется в районе двадцати с хвостиком. – …Ты совершенно точно должна была о нём знать. А когда мы с Джереми спорили, у тебя было настолько выразительное лицо, будто впервые в жизни такое слово слышишь.

Я пристыженно молчала. Что там говорят об агентах, которых рассекретили? Словно прочитав мысли, Моник примирительно подняла руку ладонью вверх.

– Лейла, я не хочу знать, по каким причинам ты попала на «Спейс-Икс» и втёрлась в доверие к нашей компании учёных. Я даже не уверена, что ты человек, но ты спасла мне жизнь в пустыне, и уже за одно это я тебе благодарна до такой степени, что никому ничего не расскажу. Но просто чтобы ты знала: Танорг часто называют киберраем, и в каком-то смысле это действительно так, но лишь отчасти. Ты была там хоть раз?

Я отрицательно покачала головой. Моник усмехнулась.

– У тебя хорошо получалось поддерживать разговоры на «Спейс-Иксе». Информация из инфосети?

Теперь врать было уже бессмысленно. Я вздохнула и постаралась ответить максимально обтекаемо:

– На моей родине тоже автоматизированы некоторые сферы жизни, а что нет – можно домыслить. Я так понимаю, что на Танорге роботы выращивают продукты, работают на фабриках и заводах, 3Д-принтеры отливают необходимые детали, а их программируют другие роботы⁹… О том, что ваше государство спонсирует население, обеспечивает качественным питанием, жильём и путёвками для отдыха, пишут в каждой новостной ленте, это не секрет.

– Не секрет, – эхом отозвалась Моник. – Квота – тоже, в общем-то, не такой уж и секрет. Это искусственное ограничение рождаемости. Каждый таноржец имеет право завести не более одного ребёнка.

– Ограничение рождаемости? – теперь уже я повторила за Моник, не скрывая ноток потрясения. Для меня, уроженки Цварга, где царит демографический кризис, это прозвучало почти что безумно. – У вас что, перенаселение, что ли?

– Нет, перенаселения, нет. – Доктор биологических наук неожиданно серьёзно покачала головой. – Существует занятный феномен, на Танорге его называют трагедией общины¹⁰. Если есть отличный ресурс, то каждый гуманоид эгоистично будет пытаться оттяпать себе как можно больше, не думая об остальных. Если каждый из общины будет так поступать, то от ресурса ничего не останется, и плохо станет уже всем. Танорг – сам по себе ресурс. Наша планета сформировала себе репутацию самого технологичного, комфортного и высокоуровневого Мира Федерации. Девяносто три процента населения не работает, но при этом получает все блага цивилизации, начиная с качественной еды и заканчивая просторным современным жильём. Люди по своей природе ненасытны, каждый человек со временем хочет себе всё больше и больше. Вначале он рад однокомнатной квартире в многоэтажке, но увидев, что у соседа собственный дом, он уже хочет персональный участок на пару гектаров с бассейном, и так далее. А земля ограничена. Еда, деньги, воздух, энергия – всё в итоге ограничено. Год за годом на общественных собраниях люди эгоистично голосовали за увеличение льгот, расширение жилплощади и прочие блага. Каждый думал только о себе. И, разумеется, в какой-то момент Танорг застроили полностью, да и добываемую энергию распределили между проживающими гражданами. Больше свободных площадей нет, как и талонов на электричество, за счёт которого каждого человека обслуживает персональная армия роботов.

Моник усмехнулась, но как-то невесело.

– Когда АУТ поднял на референдуме вопрос о том, что для нового поколения не хватает того же жилья и надо бы поютиться, население проголосовало, что хочет жить так же, как и раньше, – она продолжила, вновь двинувшись в сторону Вечного Леса, но, правда, медленно. Я последовала.

– Я понимаю среднестатистического таноржца. Когда годами жил в современной просторной квартире, ходил в иллюзионы и гравитационные комнаты, развлекался в театрах и виртуальных играх, привык, что любой каприз может выполнить один из домашних андроидов, очень сложно перестроиться на новый лад. АУТ же не может отобрать то, что уже подарил своим гражданам, и это не только морально-этическая сторона вопроса. В случае, если отбирать то, что люди уже считают своим, вспыхнет гражданская война, будет слишком много недовольных. Трагедия общины: никто не хочет делиться своим во всеобщее благо, каждый максимизирует свою выгоду, но глобальная проблема остаётся – новых граждан куда-то же надо селить, обслуживать, давать льготы… а ресурса больше нет. Единственным выходом, который смогло найти государство из этой патовой ситуации – квоты на население. Сейчас каждый таноржец имеет право завести только одного ребёнка.

Я слушала Моник, затаив дыхание. Я всегда считала, что Танорг из всех Миров Федерации – наиболее близкий нам. Мы также живём в высотках, у нас тоже вводятся в моду курьеры-квадрокоптеры из аптек и мелких продуктовых магазинов, а всё чаще и чаще во флаере вместо таксиста-цварга можно встретить автопилот. Но, выходит, сравнение было слишком поверхностным… Любой цварг сделает всё что угодно ради ребёнка, пускай даже чужого. Променять роскошь на детей на уровне государства – это… немыслимо.

Я потрясённо кивнула и переспросила:

– То есть сами таноржцы проголосовали за то, чтобы рост населения искусственно ограничить?

– Да, – подтвердила Моник. – За квотами следят строго.

– А если всё-таки рождается больше одного ребёнка? – спросила я, всё ещё переваривая новую информацию.

– Штрафы, выселение с планеты, лишение гражданства, – перечислила биолог дежурным тоном.

Неполную минуту мы молчали. Я пыталась осмыслить озвученное, а Моник, кажется, думала о совершенно другом.

– Так что там с квотой?.. Ты сказала, что у Джереми…

– У него замечательная жена и очаровательная дочка. Я знаю его много лет и порой завидую тому, как он счастлив.

Я кивнула.

– А ты?..

– А я встречалась с Логаном почти пять лет, хотела от него завести детей, но, когда озвучила это, он очень долго откладывал разговор. Знаешь, как это бывает: «Зачем, ты же такая молодая», «ну куда спешить» и вот эти все стандартные отмазки?

Я понятия не имела, о каких «стандартных отмазках» говорила Моник, но сочла разумным промолчать. Она шла вперед, глядя под ноги, на потемневшую после ночного дождя землю, и продолжала рассказывать: