– Эй! – окликнула я их. – Я вообще-то здесь.

Пейдж виновато потупилась.

– Обсуждайте меня, пожалуйста, вне моего поля зрения. Это отвлекает.

– Мы тебя не обсуждаем, – вздохнула Пейдж. – Мы спорим.

– О чем?

– Мы хотим погулять. И не можем решить, брать тебя с собой или нет.

– А это разрешено?

Судя по ее лицу – нет, и я совершенно не планировала в первый же день подставляться.

Одетта. Я помню об Одетте.

– Официального запрета нет, если ты не покидаешь территорию академии. Эржбет не приветствует шатания туда-сюда, но… как бы так объяснить? Считает, что идеальные должны обладать капелькой дерзости. Поэтому если мы не переходим черту, то ничего не говорит.

– Свежо предание, – хмыкнула я. – Идите. Я не хочу.

– Серьезно?

Пейдж ожидала чего угодно, но только не этого – такое изумление не сыграть. Остальные же смотрели на меня, как на неведомую зверушку. Я не понимала их, они – меня, и это рождало враждебность.

– Ну, в первый же день сбежать из академии ради сомнительной цели – идея так себе. К тому же я не уверена, что вы… м-м-м… не разыгрываете новенькую. В моей школе новенькие частенько попадались.

– Ничего мы тебя не разыгрываем! Ладно, как хочешь, мой долг наставницы выполнен, только не говори нико…

Ее речь превратилась в тарабарщину в один миг, и я инстинктивно обернулась к окну, где последние лучи солнца скрылись за деревьями. Поразительно! Просто раз – и магия затухла. Вот бы увидеть хоть одного сумеречника в деле. Да и вообще мир, разделенный на две половины, до сих пор открывался мне только с одной стороны. Считалось, что светлой, но я бы поспорила.

Девчонки явно проделывали это не в первый раз. Свернув пледы, они сунули их под одеяла, сделав видимость спящих фигур. И выскользнули из комнаты бесшумно, словно тени. С наступлением сумрака в академии надлежало ложиться спать, да и световой день, насыщенный событиями, изрядно выматывал.

И сны здесь приходили яркие. Я будто вновь оказалась в залитом светом парке, где со струн виолончелиста, чье лицо надежно было скрыто под капюшоном, лились звуки сумеречной музыки. На этот раз рядом со мной не было Дилана и шумной толпы, как будто парк и музыкант в нем существовали лишь для меня.

Когда музыка смолкла, он вдруг поднял голову и замер. Мне почудилось в этом жесте приглашение, и я не смогла справиться с любопытством. Протянула руку и коснулась плотной ткани, на ощупь оказавшейся ледяной.

Однако прежде, чем я открыла лицо сумеречника, ветер с грохотом распахнул окно, и в спальню ворвался запах дождя и цветов.

– Итак, Грейс, с чего хочешь начать? Что-то вызвало затруднение? Или, возможно, хочешь изучить какую-нибудь тему?

От уверенного улыбчивого красавчика-профессора не осталось и следа. Мердок Роб напоминал школьника, которого всю жизнь травили сверстники. Мялся с ноги на ногу, отводил глаза, старался казаться меньше, чем есть, и вертел в руках карандаш.

– Ну, хорошо. Давай разберем домашнее задание. С какого слова начнем?

– Может, со слова «неловкость»?

Голод, ставший постоянным спутником, не придавал мне дружелюбия. Белковый завтрак – это прекрасно, но мне отчаянно не хватало углеводов. Хотя бы шоколадки, не говоря уже о фруктах, соках или кофе с пенкой, которыми я зачастую питалась дома.

Со вздохом профессор сел за соседнюю парту и взял такую паузу, что я было подумала, мы так и просидим здесь до обеда.

– Грейс, я должен как-то объяснить то, что ты видела, но не могу, и это мучает меня почти сутки. Я серьезно, еще сутки без еды и сна – и Эржбет уволит меня за профнепригодность.

– Пейдж все объяснила. У вас любовь, вы в тупике, и мне там не место. Я не сплетница, профессор.

– Но ты умная, Грейс. Я не верю в то, что ты сболтнешь что-то по глупости. Но могу допустить, что при случае перешагнешь через нас по пути к цели. Какой бы она ни была.

– Вы ведете у меня второе занятие, а уже сделали вывод, что я первостатейная стерва, шагающая по головам. Профессор, спешу вас разочаровать – я просто голодна. Очень! Ненавижу это место и эту столовую!

Профессор Роб рассмеялся, а потом, к моему удивлению, подошел к столу и покопался в ящике.

– Вот, возьми. Только съешь здесь, чтобы ни у кого не возникло лишних вопросов.

Сначала я не поняла, что это за предмет, обернутый в крафт, но когда развернула и увидела вафлю, то не смогла держаться достойно воспитанницы пансиона неблагородных девиц. Никогда не любила вафли, но какой же у нее был божественный вкус!

– Знаешь, девушку из этой академии легко очаровать, если у тебя есть сладости.

– Это вы так закадрили Пейдж?

– Ну… – Он слегка покраснел. – Я не стану изображать из себя порядочного. Наша с Пейдж связь аморальна даже вне стен академии идеальных. Но знаешь, Грейс, я уже давно здесь преподаю и вижу девушек. Они исчезают через год, и больше я не слышу их имен. Конечно, Эржбет утверждает, будто дает им билеты в счастливую жизнь, но для меня они исчезают, как моя магия – с первыми оттенками сумерек. Поэтому нет ничего аморального в том, что делает тебя счастливой. А мы с Пейдж в какой-то мере счастливы.

– Это не мое дело, профессор Роб. Я ничего не знаю ни о вас, ни о вашем мире, поэтому не имею права судить. И я не беспринципная стерва, которая пойдет по головам.

– На тебя определенно неплохо действуют сладости, – рассмеялся он. – Давай все же немного…

Мы услышали стук каблуков за секунду до того, как Эржбет вошла в кабинет, но я успела спрятать обертку от вафли под тетради и проглотить последний кусок. Надеюсь, я достаточно идеальна хотя бы для того, чтобы есть и не обмазываться крошками.

– Профессор Роб, Грейс. Как идут занятия?

– Она быстро схватывает. Хотя будут определенные сложности с произношением, поэтому, боюсь, дополнительные занятия – лучшие друзья Грейс до самого выпуска.

Эржбет кивнула, одарив меня холодным и задумчивым взглядом.

– Когда сможете закончить?

– К приему, думаю, смогу подготовить ее.

– Это слишком поздно, профессор. Грейс нужна мне через три недели, не позже. Постарайтесь подготовить ее к этому времени, а затем будете шлифовать навыки. Грейс?

Она повернулась ко мне.

– Ты уже освоилась? Есть какие-то проблемы? Недопонимания с девочками?

Я знала, что нельзя отвечать поспешно, так что выдержала паузу, поджала губы и хмуро кивнула.

– У меня есть проблемы, но ни одна из них не связана с девочками или вашей… гм… академией.

– Что ж, – обворожительно улыбнулась Эржбет, – они вскоре потеряют актуальность.

– Не сомневаюсь.

– Не буду вас отвлекать. Учись усердно, Грейс. Все мои воспитанницы должны подойти к приему во всеоружии.

Когда Эржбет ушла, я пробурчала себе под нос:

– В первую встречу она показалась мне совершенством, а сейчас кажется самым уродливым существом во вселенной.

– Вот поэтому я и сказал, что боюсь тебя, Грейс. Никто не дерзит Эржбет. Знаешь, когда-то она была сестрой короля. Княгиней. Очень влиятельной и очень красивой женщиной. Она рано овдовела и, оставаясь одинокой, все силы отдавала на благотворительность и воспитание племянниц. А потом…

– Что потом?

– Потом случился переворот. Семью короля убили, а Эржбет пощадили. Ее лишили титула и состояния, но позволили стать директором академии. Ее всегда называли снежной королевой, но после всего… я бы не спорил с ей.

– Тогда помогите!

Я не планировала такой поворот в разговоре, но интуитивно, увидев, как побледнел профессор, поняла, что на этот рычаг можно надавить.

– Меня забрали из моего мира! Папа сходит с ума! Мы потеряли маму, он не переживет еще и мое исчезновение! Профессор Роб… Мердок! Что бы вы чувствовали, если бы ваш близкий пропал? Исчез без следа! Вы бы смогли с этим жить?!

– Грейс…

– Я не прошу пронести меня на свободу в коробке из-под вафель! Дайте зацепку, слабое место! Скажите, как мне выпутаться! Я не хочу быть игрушкой принца, я хочу домой! Ваше право жить так, как вам хочется, если девушки идут сюда добровольно – пусть! Но не я!

– Если бы способ был, думаешь, я бы не придержал его для Пейдж? Эржбет действует с согласия короны. Она здесь – божество. Как только девушка попадает в списки идеальных, она уже не существует для остального мира.

– Вы сказали мне сражаться!

– Это было просто слово, которое легко выучить.

– Я выучила.

Профессор устало потер глаза. Похоже, он и правда почти не спал, вблизи это было особенно заметно. В какой-то мере мне было жаль его и Пейдж. Я бы даже с замиранием сердца следила за их историей. Но не теперь, когда моя собственная рискует остаться без хэппи энда.

– Твой единственный шанс, – наконец, произнес Мердок, – выбраться отсюда. Вас будут выводить, но под строгим присмотром, улизнуть не получится. Пейдж знает, как выбраться из академии, но как покинуть территорию знала только Одетта.

– И ее поймали, а потом посадили на цепь.

– Поэтому тебе придется спрятаться лучше. Ты должна найти человека по имени Бренн Фаренгейт. Он живет не так далеко отсюда, можно дойти пешком. Если не поможет он, то не поможет никто, Грейс.

– Кто такой этот Бренн?

– Сумеречник. Советник Его величества. Князь.

– Советник короля? – Я невесело хмыкнула. – Да уж, отличная кандидатура, учитывая, что меня сюда привел принц.

– Вот именно. Бренн с самого начала стоит между королевской семьей и окружающим миром. И некоторые выходки принца изрядно его раздражают. Возможно, он приструнит его, когда услышит твою историю.

– А возможно и нет.

– Лучшего варианта у тебя нет.

– И какая гарантия, что вы не подставляете меня, чтобы сохранить свой секрет?

– И ее у тебя нет. Знаешь, как это называется? Безысходность. Сложное слово, но простые тебе слишком быстро даются. Записывай руны, Грейс.

Дни в академии походили один на другой. У девчонок было хотя бы разнообразие в занятиях, а у меня – только профессор Роб, ставший отстраненным и холодным. Он явно старался как можно меньше болтать и демонстрировал, что все самое главное уже сказал.

Я так и не решила, подставляет меня Мердок или нет. С одной стороны, для него логично толкнуть меня на преступление – и там уже плевать, что я буду подвывать из подвала, гремя цепями. С другой к моим воплям могут и прислушаться, профессор не может этого не понимать. А вот если я сбегу… вместе со мной сбежит и их с Пейдж постыдная тайна.

Пейдж теперь следила за мной не для Эржбет, а для себя. Надо сказать, это было приятнее – она хотя бы пыталась быть милой. Я уже немного понимала язык и вне действия магии, если со мной говорили короткими простыми фразами.

– Ты быстро учишься, – с удивлением говорила Пейдж.

– Это странно?

– Нет, но… это может тебе пригодиться.

– Что, принц не любит умненьких? – хмыкнула я. – Не выдерживает конкуренции?

– Тише! – побледнела Пейдж. – Если кто-нибудь услышит, тебя накажут.

– Пойду, приму ванну. Вы сегодня снова ускользаете?

– Ага. Точно не хочешь с нами?

Вряд ли соседки хотели приколоться – они убегали после заката раз в два-три дня. Говорили, что сидят в саду, болтают и дышат воздухом. Все чаще я думала о том, чтобы напроситься с ними. Мне хотелось погулять, тех редких занятий танцами на улице не хватало, чтобы дышать полной грудью.

Но когда их не было в комнате, я могла смотреть в телефон, и не была готова лишиться драгоценных минут наедине с воспоминаниями.

Удивительно, но телефон разряжался не просто медленно, а супермедленно. Как будто вообще не расходовал энергию. Это было странно, но я не спешила проводить расследование. Чем дольше телефон проработает, тем легче мне будет.