– Я-а-а…

Я хотела спросить что-то вроде «и какой процент идеальных влюбляются в молодого профессора?», но вовремя прикусила язык. Хорошо, я многого не понимаю в этом мире, и не уверена, что хочу разбираться.

– Мне сказали, что для начала я должна выучить язык.

– Тогда начнем. Садись, – снова пригласил профессор.

Может, он евнух? Или гей. Или на нем какое-нибудь жуткое мрачное заклинание типа «при попытке соблазнения ученицы разверзнутся небеса и молния ударит прямо в темечко».

– Грейс? Ты в порядке?

– Да, простите. Вчера был сложный день.

Профессор со вздохом отложил мел, который было взял в руки. Мне стало неловко, когда он сел на преподавательский стол и задумчиво отряхнул руки.

– Эржбет сказала, что ты не совсем… в восторге от пребывания здесь. Не поделишься переживаниями?

– Эржбет плотно взялась за меня. Не только вы пытаетесь выпытать все, что я чувствую.

– Нам не нужны проблемы, – пожал плечами преподаватель. – Но я спрашиваю не только по просьбе Эржбет. Знаешь, мне всегда было интересно, почему девушки идут сюда. Не с точки зрения их мотивации – она всегда простая. А с точки зрения представлений о будущем. Как они его видят. Кто-то считает, что будет королевой в окружении слуг, кто-то собирается творить добро чужими деньгами. Эржбет не одобряет такие разговоры, но мы даже пишем сочинения на такие темы.

– Уверена, над ними ржет весь преподавательский состав.

– По стремлениям и мечтам можно многое понять о человеке. О чем ты мечтаешь?

– Вернуться домой, – не думая, ответила я.

– Вот тебе первый урок Академии Идеальных, Грейс. Формулируй свои желания предельно четко. Мироздание может тебя удивить. Вдруг оно считает, что ты уже дома?

Надо отдать ему должное: профессор умел располагать к себе. До сих пор я твердо решила держаться холодно и отстраненно, как настоящая стерва. Но стоило кому-то проявить участие – и я расклеилась.

– Что он с ними делает? – Вопрос вырвался сам собой.

Отвернувшийся было к доске, профессор Роб снова обратился ко мне.

– Прости?

– Принц. Эржбет сказала, я не первая иномирянка, которую привел Дилан. Что с ними происходит? Что он с ними делает? Для чего забирает?

– Я не знаю, Грейс. Мне не известны подробности о жизни идеальных вне стен академии.

– Но ведь ничего хорошего, так? Раз ему нужны новые и новые?

– Прости. Ничем не могу помочь.

– А что сделала Одетта? За что ее наказали?

Брови профессора удивленно взлетели.

– Эржбет рассказала об Одетте?

– Даже оказала.

– Одетта пыталась сбежать. Это все, что мне известно. Грейс, тебе не стоит слишком рьяно интересоваться такими вещами. Я – не враг тебе, но здесь у всех есть уши. Даже у стен.

– И что мне делать?!

Профессор Роб пожал плечами и написал на доске несколько символов, по очертаниям напоминающих руны.

– Мы начнем с простых слов, чтобы ты поняла принцип письма и чтения. А затем перейдем к звукам и произношению. Пожалуйста, открой тетрадь и запиши это слово с доски. Постарайся обратить особое внимание на черточки и точки, это – интонационные знаки. От них подчас зависит смысл всей речи.

Я старательно перерисовала руны в тетрадь.

– И что это слово значит? – спросила я.

– «Сражайся», – невозмутимо отозвался профессор.

К обеду я выучила все звуки, десять раз поцокала языком, как будто пыталась выковырять из зубов зелень, и заучила несколько фраз.

«Доброго рассвета, мое имя Грейс Голд, и я – воспитанница Академии Идеальных».

«Благодарю, все в порядке».

«Извините, я еще плохо понимаю язык».

«Не могли бы вы мне помочь».

«Спокойного сумрака».

И еще одну, по моей большой просьбе (профессор даже рассмеялся, услышав ее):

«Пройдите, пожалуйста, к черту».

– Только не используй ее в разговорах с Эржбет, а не то я потеряю работу.

Когда дали звонок на обед, я быстро собрала вещи и поспешила к выходу, чтобы не опоздать.

– Жду тебя завтра, Грейс, – напомнил профессор. – Сделай, пожалуйста, все задания. Это важно… вне зависимости от того, насколько идеальной воспитанницей ты станешь.

Что ж, профессор Мердок Роб – единственный глоток свежего воздуха в этом заведении.

Вот только… быть им оставалось ему минут десять. Их я потратила на то, чтобы поблуждать по коридорам, трижды пройти мимо одной картины с усатым и носатым мужиком в старинном камзоле и жабо, забрести в какой-то непонятный темный коридор, вернуться к кабинету с табличкой «М.Роб» и вздохнуть.

– Ладно, я заблудилась, а он сказал, что на моей стороне. Я же не прошу его проводить меня на обед. Пусть… нарисует карту. Со стрелочками.

Но все же было немного страшно, что хорошее отношение первого преподавателя в этом мире, испарится, едва я совершенно по-дурацки затуплю.

Я осторожно постучала и, не услышав ответа, толкнула дверь. Возможно, не думай я, что профессор уже ушел, то не так нагло бы попыталась вломиться в его кабинет, но на самом деле я была уверена, что он ушел. Обедают же они!

Поэтому, обнаружив профессора в недвусмысленной позе возле преподавательского стола и обнимающей его длиннющими ногами девицы в форменном платьице, я зависла, открыв рот. А когда узнала в девице Пейдж, то окончательно потеряла способность двигаться и думать.

– Грейс! – Пейдж охнула, увидев меня, а профессор отскочил от нее, ударился поясницей о парту и охнул.

– Извините… – закашлялась я. – Не смогла найти столовую и решила спросить дорогу.

Вот так академия идеальных.

– Я… уже ухожу.

Прежде, чем они что-либо сообразили, я выскочила из кабинета и юркнула в ближайший коридор. Сердце билось так, словно я не застукала сокурсницу в объятиях преподавателя, а по меньшей мере наткнулась на инопланетную тварь.

Плевать, доберусь я до столовой, или нет. Голова раскалывается! Я как будто смотрела в кривое зеркало. Этот мир не имеет ничего общего с тем, что показывал Дилан. За золотом, светом и магией скрывается много темных пятен.

– Начинаю тоже ненавидеть рассветников, – буркнула я.

Послышались торопливые шаги, и я не успела юркнуть в убежище. Острые коготки Пейдж сомкнулись у меня на запястье. Девушка потащила меня к ближайшему классу и бесцеремонно впихнула внутрь.

– Эй! Уймись! – рявкнула я. – Оставь меня в покое!

– Ты…

– Мне плевать на твою личную жизнь, ясно?

От уверенной в себе благовоспитанной ученицы не осталось и следа. Глаза Пейдж лихорадочно метались, а губы и волосы еще хранили следы учиненного профессором Робом беспорядка.

– Грейс, только не говори никому, пожалуйста! Они же… они меня убьют! А Мердока уволят… или еще хуже!

– Что же может быть хуже увольнения из такого потрясающего места?

– Грейс, я серьезно! Мы просто… это глупое чувство, но я не смогла устоять, ты же видела, какой он!

– Избавь меня от подробностей.

– Мы неправильно поступаем, но обо мне никто так не заботился! Никто не относился ко мне с такой нежностью.

– Тебя через год прикрепят к какому-нибудь толстосуму. Которому будет плевать на твои романтические чувства. И что будешь делать?

– Еще не решила. – Пейдж тоскливо вздохнула. – Мердок хочет найти денег на залог, но Эржбет вряд ли позволит ему получить идеальную. Поэтому я наслаждаюсь каждым мгновением. Грейс, я умоляю, никому не говори!

– Хорошо. Но ты перестанешь шпионить за мной.

– Эржбет требует, чтобы я докладывала…

– Говори, что все хорошо. Что я не в восторге от пребывания здесь, но не вижу выхода. Что я жду встречи с принцем, чтобы зарядить ему промеж глаз и высказать все претензии. И что меня очень выматывает учеба, совсем нет сил на глупости. Пейдж, я серьезно, если хоть одна личная вещь, которая станет тебе известна, просочится к Эржбет, я нарисую плакат «Свободу отношениям Мердока и Пейдж!» и устрою митинг в холле.

Пейдж побледнела, обхватила себя руками – и мне стало стыдно. Но вот она вряд ли испытала бы угрызения совести, докладывая о наших разговорах Эржбет.

– Хорошо. По рукам. Я ничего не скажу о тебе. А ты – обо мне.

– По рукам. И еще кое-что…

Пейдж была готова застонать, и я фыркнула.

– Покажи мне, где столовая. И нарисуй карту академии, потому что я больше не хочу вламываться в чужие шкафы и беспокоить скелеты в них.

Итого мы имеем: мой парень оказался принцем из другого мира. Принц из другого мира – мудаком, заманившим меня в академию для эскортниц. И там я встретила Одетту – пытавшуюся сбежать бедняжку и связанную в подвале, и Пейдж – любовницу профессора.

И кормят здесь отвратно. Все бы отдала за лангустинов на гриле или мидий, запеченных прямо в раковинах! А вместо этого получила тарелку супа со злаковой булочкой, паровое мясо с овощами и чашку травяного чая.

Без углеводов я здесь сдохну раньше, чем улучшенную версию Грейс Голд представят принцу.

Зато в полной тишине обеда можно было подумать о том, как быть дальше. Рискнуть бежать? Не вариант, меня до дрожи пугала судьба Одетты. Я видела тюремную камеру старого особняка каждый раз, когда закрывала глаза. Всего несколько секунд – и Одетта стала моим наваждением, призраком, проклятьем.

Я никогда не смотрела жуткие фильмы про маньяков, похищения и пытки. Могла тоннами поглощать ужастики о злых духах и потусторонних демонах, но одна мысль о физической боли, о том, что кто-то получит абсолютную власть над ней, вызывала дрожь омерзения.

И увиденный наяву кошмар не выходил из головы. Сдерживал лучше стальных оков.

Самым простым действительно был вариант, изложенный Пейдж. Дождаться выпуска и попробовать проскочить к порталу. Но здесь возникает куча сложностей и «если»: если Дилан играет со своими куколками не во дворце, если куколки не успевают сказать «мяу», как отправляются на чердак со сломанными ручками, если пройдет слишком много времени…

Хотя нет, об этом думать нельзя. Если я начну в красках представлять, каким ударом для папы станет еще и мое исчезновение, то начну реветь прямо в суп и никогда его не доем.

Варианта вернуться домой немедленно просто не было, и мне это не нравилось. Даже самые дикие фантазии поначалу казались спасительными соломинками. Единственной ниточкой, связывавшей меня с домом, был мобильник. Украдкой, запершись в туалете, я смотрела на фотки в галерее. Те, что с Диланом, убрала подальше, в скрытую папку, оставив только папины. Он не любил фотографироваться и – стоило быть честной – редко бывал в состоянии это делать. Но в те редкие минуты, когда папа улыбался, он будто молодел. Становился совсем другим человеком.

Мобильник неумолимо разряжался, хотя без сети и непрерывной работы это происходило медленнее, чем обычно. Но все же ему оставалось работать не больше пары дней.

После обеда мне надлежало заниматься, и я послушно сидела в комнате, боясь наткнуться на еще какие-нибудь мерзенькие тайны этого странного места. Но в голову не лезла учеба. Хотела бы я сказать, что размышляла о своей судьбе и двуличности открывшегося мне мира. Но все оказалось прозаичнее: я хотела есть.

Нет, не так, я хотела ЖРАТЬ! Как всегда в такие моменты думалось только о сочных бургерах, хот догах с пышными нежными булочками, мясе, зажаренном на гриле до хрустящей, но в то же время сочащейся корочки. Вот как можно выживать на девяти сотнях калорий в сутки?! Примерно таким вышел подсчет.

Ужин не спас положение: нам дали паровые овощи, все тот же безвкусный травяной чай и небольшую миску с орехами.

– Диетолога бы вам сюда, – вздохнула я.

Я едва ли продвинулась дальше второй страницы в учебнике с языковыми упражнениями. Приняла ванну самой последней и вознамерилась спать, когда разговор девчонок явно перетек на меня. Я совершенно точно пару раз услышала «Грейс», а еще они то и дело косились в сторону моей кровати.