Я лихорадочно металась, пытаясь подобрать слова, которые убедят Эржбет оставить мне мобильник, хотя надежда стремительно ускользала. Ярость читалась в каждой частичке Эржбет: во взгляде, в плотно стиснутых губах, в мертвой хватке, грозящей оставить у меня на руке синяки.

– Это всего лишь портреты. Мои с отцом. Ничего больше! Мне они дороги. Они никому не могут принести вреда, я клянусь! Идеальным ведь не запрещается иметь семью? Татия…

Прикусив язык – нельзя было рассказывать о брате Татии – я снова безуспешно дернулась.

– Татия говорит о брате, она помнит его и верит, что не потеряет связь, а у меня остались только фото… то есть, портреты! Эржбет… посмотрите сами. Ничего, кроме изображений!

Я включила смартфон, открыла галерею и вытащила несколько наших с отцом фото с пляжа. Их делали для инстаграма бара, который я в меру сил старалась вести.

Нехотя, но Эржбет всмотрелась в экран, но вопреки моим ожиданиям не только не ослабила хватку, но еще и стиснула мое запястье так, что я не сдержала крика.

– Дай сюда! – рыкнула женщина.

Она буквально силой вырвала из моих рук телефон и несколько долгих секунд пялилась в экран. Ее лицо скривилось, словно от боли. Или ненависти? Показалось, Эржбет увидела не наши с папой фотографии, а нечто жуткое.

– Немедленно иди к себе, Грейс, – сквозь зубы процедила она.

– Верните мне телефон!

– Что?

– Эту штуку! Верните!

– Воспитанницам запрещено иметь личные вещи.

– Я – не ваша собственность! – рявкнула я. – Вы не имеете права меня здесь держать! Идите к черту вместе с вашим принцем, ясно?! Весь ваш мир – как цирк уродцев! С виду прикольный и яркий, но стоит заглянуть за шатер, как оказываешься в грязи!

– Достаточно, Грейс. Иди к себе – это последний шанс.

– Иначе что? Скажете принцу, что я для него недостаточно идеальна? Запрете меня в подвале? Что-то по Одетте не видно, что она впечатлилась вашими методами воспитания! Верните мне телефон!

Я попыталась вырвать мобильник из рук Эржбет, но она с такой силой его сжала, что побелели костяшки пальцев. Уже не контролируя себя, я потянула сильнее, толкая Эржбет. Злость и обида застилали глаза, я не контролировала себя. Эта потасовка могла закончиться очень печально, но я не думала о последствиях. Я цеплялась за ниточку, соединяющую нас с Землей, как утопающий цепляется за спасательный круг.

И, как часто это бывает, круг переворачивается, добавляя паники и неразберихи.

Смартфон в наших руках вспыхнул голубыми искрами и, на миг ослепив, исчез. Просто растворился в воздухе!

Несколько секунд мы с Эржбет одинаково удивленно смотрели на наши руки, сжимающие воздух, а затем женщина встряхнулась и снова надела маску равнодушной идеальной стервы.

– Вон! – бросила она мне. – Немедленно вон! И запомни, что бывает, когда перечишь мне.

Развернувшись на каблуках, Эржбет буквально унеслась прочь, чем ввергла меня в недоумение. Показалось, словно она не могла оставаться со мной наедине ни одной лишней секунды. Еще пару дней назад Эржбет бы за ухо отвела меня в спальню и лично удостоверилась, что я в постели. Почему мой мобильник вывел ее из равновесия?

И главный вопрос: как он исчез, если Эржбет – рассветница, и ее сила давно исчезла с наступлением сумрака?..

Я бы не смогла вернуться в комнату и спокойно лечь спать. Хотелось не то порыдать, не то истерически рассмеяться. Единственная память о доме только что растворилась в сумеречной магии. Или в какой-то другой, но какая вообще разница?

Глупо было расстраиваться из-за потерянного телефона с фотками, в то время как сама ты застряла в чужом мире, но почему-то я чувствовала себя так, словно лишилась последней надежды. И вот в этом мире мне придется как-то жить, считать его своим, приспосабливаться к обстоятельствам. С пляжным баром и теплым земным морем придется распрощаться навсегда.

С отцом – тоже.

Я брела в единственное место, где можно было посидеть в тишине и глотнуть немного воздуха. Привычным путем я проскользнула в сад и жадно задышала, пытаясь избавиться от опостылевшего запаха коридоров старого особняка.

Совсем недавно прошел дождь, на воротах поблескивали капельки воды. В обычное время лес пугал, я вздрагивала от его звуков: шорохов, скрипа, треска. Но сегодня даже лес казался куда более уютным местом, чем академия идеальных с ее безумной Оддетой и неадекватной Эржбет.

То, что последнюю выбесил мой мобильник, можно понять, но как он исчез? Либо это очередная уловка. И Одетта была демонстрационным вариантов для глупенькой новенькой, а исчезновение телефона – угроза, что даже с наступлением сумрака у Эржбет есть власть.

Несмотря на ночную прохладу, лицо горело. Я прислонилась лбом к холодным прутьям забора и закрыла глаза. Как-то давно я читала, что человек, разлученный с родными, лишенный возможности видеть их, постепенно забывает черты лица. Пройдут годы прежде, чем я не смогу вспомнить папину улыбку или хватит пары месяцев обучения у Эржбет?

Подавив рвущиеся наружу рыдания, я посмотрела на забор. Фальшивая секция ничем не отличалась от прочих, но я уже знала, что это не шутка. Я несколько раз дотрагивалась до нее и чуть отодвигала, но никогда не решалась сделать это до конца.

А сегодня оглянулась на дом, в котором не оказалось ни единого светлого окна, посмотрела на луну, освещающую мягким светом кроны деревьев, схватилась за прутья и потянула.

С едва слышимым скрипом фальшивая решетка отъехала в сторону, открывая мне путь на свободу.

***

Сегодня все шло не как обычно. Грейс плакала, Ари куда-то убежала и не собиралась возвращаться. Бренн брел по лесу в одиночестве, но с ним он уже свыкся. Когда-то давно он был совсем не одинок, но от того улыбчивого парня не осталось и следа. Если бы двадцать лет назад кто-то сказал Бренну, что он превратится в такое, он бы рассмеялся ему в лицо.

Сейчас как-то не смешно.

– Ари, – позвал он, – возвращайся. Пора домой.

Волчица должна была слышать голос хозяина. Бренн не слышал ее рядом, но знал, что Ари где-то здесь. Он всегда ладил с животными, а в доме жил целый зверинец: коты, собаки, птицы. Только сын вырос, дом опустел, а из животных остался только волк.

– Ари, я начинаю злиться.

Услышав женский крик, Бренн весь обратился в слух. Ему показалось, или крик принадлежал Грейс? Это уже становится интересным. На такой поворот он даже не рассчитывал.

– Готов поспорить, Одетта проболталась про дыру в заборе, – сквозь зубы процедил он.

Бренну не составило труда найти источник звука, понадобилось лишь несколько минут, чтобы, обратившись в тень, очутиться рядом с Грейс и Ари. Девушка лежала на влажной земле, а над ней, на корнях старого дерева, нависла волчица.

Ари утробно рычала, опустив уши. Бренн никогда не видел ее такой. Меньше, чем полчаса назад, Ари смотрела на Грейс и не выказывала никаких эмоций, а сейчас сдерживала прыжок лишь потому что чувствовала настрой хозяина.

Кажется, Ари не понравилось, что Грейс решила сбежать.

– Нет, Ари! – твердо сказал он. – Успокойся.

Подошел, положил руку на голову волчицы, и та чуть успокоилась. Перестала рычать, хотя теперь Бренн особенно остро чувствовал ее напряжение.

Пришло время играть.

– Привет. Ари тебя напугала, прости. Она вообще добрая, просто боится чужих. Я подобрал ее волчонком после браконьерского капкана.

– Я в порядке. Только испугалась.

Бренн подал Грейс руку, и она поднялась, украдкой поморщившись. Похоже, все-таки ударилась. И еще наверняка вымокла и замерзла. Интересно, она бежала бегом? Неплохо развитая девчонка, умудриться сбежать на такое-то расстояние от академии!

– Ты ведь та пьяная воспитанница.

– Я не… ладно, это не самая плохая примета. Но просто для сведения – Эржбет меня опоила.

– Не сомневаюсь. Это в ее стиле. Ты ведь Грейс, да?

– Вы знаете мое имя. Эржбет говорила?

– Ага. Сказала, ты новенькая.

Бренн усадил ее на корягу и сел рядом сам. От него не укрылось, как настороженно Грейс косится на Ари, но волчица уже успокоилась и лежала, положив морду на лапы.

– Ну, давайте.

– Что?

– Спрашивайте. Я знаю, что вам хочется поинтересоваться, какие именно занятия проводятся в такой глуши.

– Да нет, мне интересно, какой у тебя был план. В тоненьком платье, ночью, без карты. Какой у тебя вообще был маршрут?

– Три дня через лес, в четверг налево, – буркнула Грейс и забавно надулась.

Нет, он совершенно не жалел, что встретил ее так внезапно.

– Будет здорово, если вы не сдадите меня Эржбет. И еще круче, если подскажете, как добраться до какого-нибудь города и найти там одного сумеречника.

Грейс даже не замечала, что легко и свободно говорит в его присутствии, хотя за то время, что она находилась в академии, невозможно идеально выучить язык.

– Что за сумеречник?

– Бренн Фаренгейт.

И снова интересно. Надо же, какая продуктивная ночь.

– Зачем тебе он? Идеальные не должны интересоваться мужчинами. По крайней мере до бала. Да и после – всего одним конкретным.

Ему удалось сдержать улыбку при виде того, как Грейс передернуло. Но внутри противно шевелился червячок сомнений. Она ведь видела его в академии, слышала имя. Неужели была так пьяна, что не запомнила? Сильно маловероятно, раз узнала.

«В какую игру ты решила со мной поиграть? Я знаю их все, я проиграл лишь однажды, и с тех пор уничтожаю противников еще в первом раунде».

– Мне сказали, он может помочь. Я не хочу оставаться в академии. Не хочу участвовать во всем этом. Я должна вернуться домой, к отцу, и если Бренн Фаренгейт может помочь – я должна его найти и убедить помочь.

– Что ж, идем. – Бренн поднялся.

Грейс удивленно вскинула голову.

– Куда?

– Ко мне, разумеется. Или останешься здесь, сидеть на пенечке? Скоро снова начнет лить.

– Может, вы хотя бы представитесь?

– Ты знаешь, кто я, Грейс. Чтобы искусно врать мне, тебе придется долго учиться. Вставай, до рассвета не так много времени. Ари, домой.

В первом же раунде. Без исключений.

Глава пятая

Роб Мердок мог толкнуть меня как к спасению, так и к концу, но осторожно выяснить это не удалось. Бренн Фаренгейт производил… жуткое впечатление. Я мало знала о сумеречниках, после занятий в голове отложилось, что они полностью подчинены рассветникам и не слишком стремятся выделяться.

Но Бренн Фаренгейт если кому и подчинялся, то лишь для видимости, это чувствовалось. Если бы я не лежала к тому моменту, как черная тень превратилась в высокого мужчину, я бы непременно упала, ибо это стало хоть и не первым увиденным проявлением, потрясло почти так же сильно, как и сама весть о существовании иных миров.

В холодном лесу, наедине с волком и сумеречником, способным превращаться в тень, мне стало страшно.

Вскоре страх сменился холодом, Фаренгейт оказался прав: снова начался дождь. К концу пути я стучала зубами и морщилась от холодных струек воды, стекавших с волос за шиворот. Хотя еще оставались силы посмеиваться над забавностью момента: человек с фамилией Фаренгейт предсказал, что похолодает.

Мы вышли из леса на дорогу и через пятнадцать-двадцать минут вдали показались огни. Огромный дом был скрыт в чаще, словно хозяин не хотел, чтобы его нашли. Лес будто поглотил здание, оставив лишь небольшую тропку, ведущую к крыльцу. Даже фонари, освещавшие дорогу, терялись среди деревьев.

– Вы живете так далеко от города? – спросила я.

«И так близко к академии», – подумала.

– Это загородная резиденция. В рабочие дни я живу в апартаментах в столице. Но там нельзя держать волка.

Я опасливо покосилась на волчицу. Она тоже была жуткой, хотя и очень красивой. Белая шерсть будто светилась в ночной тьме. Но Ари – так Бренн ее, кажется, называл – сложно было представить милым домашним любимцем, к которому хозяин спешит после работы. Она все время бесшумно следовала за нами, и я старалась не отставать от мужчины.