– Тебе сильно повезло. Не знаю, почему Бренн Фаренгейт тебя выгораживает, однако он обратил на тебя внимание и будет следить. Возможно, по поручению принца.

Я поежилась, на секунду поверив Эржбет. Что если Бренн, используя знаменитую стратегию «не можешь остановить беспредел – возглавь», просто приглядывает за мной по просьбе принца? Черт, у меня и без выпивки сейчас голова на части развалится!

– Поэтому я не стану тебя пороть, хотя и очень хочу. Ты предала мое доверие, Грейс. Ты поступила безответственно и глупо. Ты совершенно необучаема.

– Странно ждать покорности от человека, который не хочет здесь находиться, – заметила я.

– Странно перебивать меня, в то время, как твоя жизнь висит на волоске! – рявкнула Эржбет. – Я ведь могу сообщить о твоей выходке принцу. Пострадаешь ты, пострадает князь Фаренгейт за то, что помог тебе. Никто не позволит тебе, Грейс, закончить академию. Отправишься к принцу немедленно, и ни о каком статусе идеальной не будет идти речи. Тебе оказана честь находиться здесь, обучаться. Тысячи девушек, куда более красивых и способных, мечтают оказаться в мыслях принца. Но ты не ценишь удачу. Ты разочаровала меня, и будешь наказана.

Эржбет прошла к столу и неторопливо открыла ящичек. Мне казалось, сердце с очередным ударом просто остановится, но оно все билось и билось, не желая сдаваться. Перекачивало вскипевшую кровь, заглушала все сторонние звуки гулким стуком.

– Я либо сообщу о том, что ты натворила, Его высочеству. Либо… – Эржбет положила передо мной массивные серебряные ножницы и многозначительно кивнула.

Ладно, несмотря на всю нервозность момента, я не очень поняла, о чем она.

– И что мне с ними делать? Вскрыться от раскаяния? Так вы бы хоть канцелярский ножик дали, я же вам весь кабинет уделаю.

– Прекрати паясничать, Грейс! В моей академии за каждый проступок вы лишаетесь чего-то. Одетта лишилась свободы. Ты лишишься волос.

– Что? – Мне показалось, я ослышалась.

– Это отобьет тебе охоту бегать. Возьми ножницы и срежь свои волосы под корень. Немедленно. Иначе отправишься сначала в подвал, а затем прямиком к принцу.

Захотелось ее придушить. Даже руки судорожно сжались. Не то чтобы я дорожила волосами, папа всегда стриг меня под каре, чтобы не мешались, не выгорали на солнце и не сохли от соленой воды. Но Эржбет давила морально, заставляла наказывать саму себя. Я думала о том, как вернусь в комнату девочек и буду слышать их перешептывания.

– У вас ведь скоро бал. Не боитесь, что идеальная с оболваненной головой не пройдет в следующий тур?

– Не боюсь, – холодно улыбнулась Эржбет. – А если будешь огрызаться, прикажу еще и выбить тебе зубы. Быстро взяла ножницы! Уборная вон там!

Хотелось взять ножницы и воткнуть их куда-нибудь в особо чувствительное место, чтобы с лица Эржбет сошла самодовольная улыбка стервы. Но вместо этого я схватила ножницы и молнией метнулась в уборную, чувствуя отвратительный привкус унижения.

Сегодня она победила, но это совсем не значит, что так будет всегда.

Крошечная, но роскошная – иначе Эржбет, кажется, попросту не умела – уборная освещалась очень слабо. Из-за тусклого теплого света от нескольких свечей у самого потолка, отражение в зеркале казалось мне нереальным, мистическим. По коже даже прошелся холодок. Здесь была и большая стойка-канделябр, но магические свечи на ней не горели, а как их включить, я не знала.

Ах, да, уже ведь ночь – магия Эржбет не действует.

Удивительно, как ей удается сохранять хладнокровие и уверенность в себе даже оставаясь полностью беспомощной.

Я долго не решалась поднять ножницы и отрезать первую прядь. Мне никогда не нравился мой блонд, больше похожий на седину, и я старалась выкроить денег на окрашивание в более теплый тон. Здесь вряд ли приветствуют смену цвета волос, а значит, уже через несколько месяцев я стану совсем другой Грейс. Еще более далекой от дома.

Небольшая цена за возможность в этот самый дом вернуться.

Чтобы быстрее со всем покончить, я срезала волосы практически не заботясь о какой-либо эстетике. Объявлю новую прическу протестом против системы, а, как известно, чем страннее протест, тем больше о нем говорят. Может, кто-нибудь особо впечатлительный даже последует моему примеру.

Светлые пряди падали на темную плитку, пока я на ощупь кромсала волосы на затылке. Немного кружилась голова: наверное, я спала в слишком неудобной позе. В один момент ножницы просто выскользнули из руки и с оглушительным грохотом упали на пол.

Наклонившись за ними, я вдруг поняла, что… мне на лицо падают волосы.

Резко, так, что потемнело в глазах, я выпрямилась и вновь обратилась к зеркалу. Открыв рот, я смотрела, как криво обрезанные пряди растут на глазах, превращаясь в длинные локоны.

Я никогда не носила такую длину!

А вот цвет был мой: пепельный блонд, хотя здесь от них словно исходило едва заметное глазу сияние.

– Э-э-э… Эржбет, – позвала я, – кажется, у вас небольшие проблемы с воспитательным эффектом от наказания.

– Что, прости?

Эржбет появилась в уборной, и вежливое удивление сменилось на ее лице злостью.

– Немедленно прекрати! – рыкнула она. – Я велела тебе состричь их!

– Видите ли, я это немного не контролирую!

Тогда женщина вырвала у меня из рук ножницы и сама ухватилась за волосы, больно дернув меня к себе.

– Ай! – воскликнула я.

«Чик!», – и теперь уже длинная прядь упала на пол.

Но, как только Эржбет взялась за следующую, обрезанная почти сразу вернула утраченные позиции.

Несколько минут я наблюдала, как директриса академии психует: раз за разом режет мои волосы, а потом бесится, когда они отрастают. Снова и снова, пока я не взбунтовалась и не отпихнула ее, поняв, что больше не могу находиться в полусогнутом положении.

Отчасти я понимала злость Эржбет, да и сама испытывала как минимум шок и смятение, потому что вот так совершенно точно проявлялась сумеречная магия, и больше не получалось игнорировать ее намеки. Я понятия не имела, что делать с открывшимся знанием, но теперь, когда о моей силе знает не только Бренн, просто обязана была что-то предпринять.

Но все же взгляд Эржбет меня напугал. Слишком яростный, слишком безумный. Она словно столкнулась не с бунтующей воспитанницей собственной академии (коих наверняка было не одна и не две), а с призраком. Восставшим мервецом, не меньше.

– Вон! – рявкнула Эржбет прежде, чем я успела что-то сказать.

– А…

– ВОН! Быстро в комнату! Сгинь с моих глаз, Грейс!

И я поспешила послушаться. Не до конца понимая, кого (или что?) следует благодарить за свое спасения, чувствуя странную тяжесть волос, которые никогда в жизни не были такими густыми и длинными.

И жизнь такой странной тоже никогда не была.

Не верилось, что я сюда вернулась. В лесу особняк с запертыми в нем девушками казался сном, жутким сюжетом антиутопии, а сейчас я снова в нее окунулась. Только теперь все стало в разы сложнее.

Можно было игнорировать сумеречную магию во мне, пока о ней знал лишь Бренн Фаренгейт, но теперь все собственными глазами видела и Эржбет. Вряд ли она оставит все как есть. И что сделает теперь? Может и побояться отдавать меня принцу, его не обрадует способность игрушки давать отпор.

Если она, эта способность, вообще есть. Вдруг я умею только отращивать волосы? И хорошо, если только на голове, а то к проблемам добавится трехразовая депиляция.

Академия давно спала крепким сном, но в одной комнате все же царило оживление. Я и не ждала, что соседки будут спать, ведь Эржбет наверняка предупредила их о моем возвращении. Но точно не могла подумать о том, что увижу за дверью.

– Грейс! – Пейдж вскочила на постели.

Вот по ней, пожалуй, я буду скучать дома. У меня никогда не было много подруг, да и с Пейдж мы мало общались. Она боялась, что я раскрою ее секрет, а я всегда держала в уме, что соседка может шпионить за мной для Эржбет. Но все же мне нравилось с ней общаться.

Пейдж осеклась на полуслове, рассмотрев меня.

– Что с тобой случилось? Эржбет сказала, что ты болела…

– Что-то я не слышала о болезни, от которой так растут волосы, – раздался ехидный, полный колкого льда, голос. – А они у тебя только на голове выросли?

– Что ты здесь делаешь?! – Я резко развернулась к Одетте.

Хотя скорее – к своей кровати. Сейчас в ней почему-то спала рыжая сучка, и так нахально ухмылялась, что я была готова вцепиться ей в волосы.

– Это моя кровать! Кыш!

– Вот еще. Теперь она моя. Кажется, Эржбет не надеялась, что ты вернешься. Что, принц брал игрушку на выходные? И все-таки решил, что не так уж интересно в нее играть. Теперь будешь искать новые добрые руки, как брошенный щенок?

– Одетта, перестань, – тихо попросила Феникс. – Сейчас накажут всех. Эржбет или сумеречники могут быть рядом.

Одетта только фыркнула и устроилась поудобнее. Она заняла мою удобную кровать у окошка! Одетта! Девушка, пытавшаяся меня утопить, не только не вылетела из академии носом вперед, но еще и заняла мою кровать!

– А где Кларисса?

Одна из кроватей, в самом дальнем углу, стояла пустой, и на ней высилась стопка из полотенца и чистого форменного платья на завтра. Явно для меня. Эржбет не давала других указаний, кроме как идти в свою комнату.

Девчонки переглянулись, и Пейдж тяжело вздохнула.

– Ее отчислили. Я потом тебе расскажу.

– Цирковая обезьянка получила по заслугам. Я предупреждала. – Одетта пожала плечами. – Со мной не стоит связываться. Тебя, моль, это тоже касается.

– Заткнитесь уже! – рявкнула Татия.

Она не принимала участия во встрече блудной сокурсницы, и явно пыталась поспать, отвернувшись к стене и накрывшись одеялом. Но наши голоса, в отдельные моменты напоминавшие гомон в курятнике, ее, надо думать, раздражали.

Я в нерешительности замерла. Отвоевать свою койку? Или пойти на свободную? Кажется, раз та койка застелена свежим бельем, а еще на ней лежит моя форма, порядок действий ясен.

Но я не могла поверить, что после всего Одетта будет жить в этой комнате! Да она больная!

Словно поняв, что я думаю о ней, Одетта не глядя показала средний палец.

– Да пошла ты, – буркнула я.

Пейдж с явным облегчением вернулась под одеяло, Феникс продолжила следить за мной с выражением крайнего беспокойства на лице.

Идеальных в комнате по-прежнему было пятеро, но атмосфера неуловимо изменилась. Мне казалось, я не усну, зная, что в паре метров лежит Одетта, но усталость быстро взяла свое. Хотелось ни о чем не думать, позволить себе полностью расслабиться и восстановить силы, которых после импровизированного (и крайне провального) побега почти не осталось.

В суматохе всех событий и эмоций я почти забыла об утраченном телефоне со снимками. Но теперь цель – вернуться к отцу – стала хоть немного более реальной. Я ухватилась за соломинку, что предложил Бренн Фаренгейт, и намеревалась держаться за нее, пока не почувствую под ногами твердую почву.

Или свободный полет.

Показалось, на грани между сном и явью, что из открытого окна доносится грустная мелодия виолончели. Подобно сумеречной магии, она манила, притягивала, звала к себе и мягко касалась каких-то очень чувствительных струн в душе.

Но музыка быстро оборвалась с негромким хлопком: Одетта закрыла окно.

Утром я проснулась от того, что кто-то плеснул мне в лицо ледяной водой.

– Вставай!

Я ожидала увидеть Эржбет, но, к собственному изумлению, встретилась взглядом с Одеттой и мгновенно рассвирепела. Но замешкалась, одергивая ночную сорочку, и потеряла драгоценные секунды на реакцию.

– Подъем, – изогнула губы в издевательской усмешке Одетта. – Если проспишь завтрак, накажут всех. Шевелись.

Я скрипнула зубами и дернулась было в сторону этой дряни, но Пейджд и Феникс буквально повисли на мне и не позволили пошевелиться.