– Да что же это… – Лариса ахнула, ее большие голубые глаза округлились. – Горюшко ты мое!.. Руслан Афанасьевич! Руслан Афанасьевич!

– Много раз упомянутый Поворотов выглянул в коридор и с первого раза тихо выматерился.

– Твою…! Витька! Дурень, ты куда его повел?

– Кто там мавкает? – Пятнашков сделал презрительный жест – протянул руку, чтобы взяться за Поворотовскую физиономию и повозить ею – обо что? да что угодно! Однако ничего не вышло бы – эта физиономия как слишком широкая картофелина. Поняв, Витька прибегнул к словесному ответу. – Мы решим все без посторонних. С моим другом Генрихом. Приятно иметь в друзьях олигарха, – затем продемонстрировал крайнюю степень наглости. – Поворотов! Слушай сюда. Внимательно слушай. Ты тут самовластно людей увольняешь? Достойных тылвинских жителей? Например, из фамилии Кулыйкиных? А сам не хочешь пойти? Конец твоей карьере. Господину Сатарову известно, какой ты махровый ворюга. Место тебе в тюряге! Скоро, скоро загремишь. У меня полная черная папка компромата. Настал твой черный день, Поворотов – или ночь?

– Пф-ф, – картофелина напряглась. – Пьяная бредятина! Ты сам кто такой, Витька?

– Я? Особа, приближенная к императору, то бишь к олигарху. Мы обо всем договорились.

– Пф-ф… Напились оба в стельку. Нельзя их выпускать, – нельзя, Поворотов как в воду глядел – как в прозрачную воду Виждая.

Господин Сатаров настоятельно нуждался хоть в какой-то опоре. Он взгромоздил локти на стойку на ресепшене и узрел там симпатичную особу в форменном коричневом халатике.

– Д-девушка… – воззвал Генрих с возникшей симпатией.

– Это Лариска-то? – хохотнул Пятнашков. – Какая она тебе девушка? Ее сын школу заканчивает, но после истории с башней и флагом может не закончить никогда.

– Печально… – Генрих, огорчившись, выдвинул нижнюю губу на верхнюю. – Мне очень жаль. Умоляю, кофе!.. Нет? Извините, что вас девушкой назвал…

Лариса вспомнила о включенной электроплитке, метнулась туда, но шипение пузырьков ее опередило. Это не кофе – в серебряной турке кофе только начал пузыриться, а вот молоко в ковшике на газу вскипело и пролилось. Моментальный горелый запах. У Ларисы в отчаянии опустились руки. Только и пролепетала.

– Ой, опять молоко убежало…

Генрих расстроился оттого, что кофе выпить не пришлось. Пятнашков обхватил его за плечи и потащил к дверям (эдакая бесцеремонность с олигархом!).

– Пойдем, пойдем! Недосуг нам… Да обопьешься ты еще своим кофе…

Озаботившись масштабной целью (навести порядок, обличить воров, навалять кому-то и даже расстрелять кого-то) господин Сатаров о чем-то (вернее, о ком-то) не забыл?

**

Младший Сатаров очутился вдали от Кортубина, от папочки-олигарха и его охранников – в совершенно незнакомом месте. Он спускался с одной из пяти возвышенностей Пятигорья – с Казятау и чувствовал сейчас примерно то же, что и его дядя Максим Елгоков. Обступало незнакомое пространство. Уже начали сгущаться синие сумерки. Что-то внутри беспокоило Дэна. Стало буквально потряхивать. Замерз что ли? Может быть. Однако майские ночи в Утылве теплые. Выходит, замерз он не снаружи, а изнутри. Странное ощущение – словно мурашки бегали не на коже, а под ней.

В голове вертелись события почти прошедшего дня и странные мысли. Что за… Дэн затруднился, как это назвать словами – как отнестись разумно. Вот сейчас в Пятигорье – в освежающей синей прохладе – он бежал, и на бегу словно напоролся на невидимую грань, которая разделяла «до» и «после». Сомнительно, чтобы молодая жизнь сатаровского наследника содержала «до» и «после». Ведь юноша только начал жить… Сложно объяснить нынешнее смутное ощущение – надо его сперва пережить, получить этот странный опыт.

Нет, Дэн не дурак – кое-что угадывал, сопоставлял. Подобный фокус уже проделывался при въезде в Утылву. Отец и сын Сатаровы словно натолкнулись на разделительную грань – первую красную черту, которая пролегала аккурат по знаку на пригорке – на бетонном постаменте сваренный из труб треугольник, на нем надпись «УТЫЛВА». До этого все было предсказуемо, а что там, за разумной гранью? Вот сейчас Дэн сбежал по склону с Казятау – как выпал в темноту – в неизвестность.

Точно по волшебству сменились декорации. День окончательно прожит. Синий вечер. Безлюдно. Не видать признаков цивилизации (сильно сказано!), хоть какого-то города – пусть и Утылвы – убогих построек, заборов, деревьев, дороги. Прошлое в проделанном фокусе исчезло – провалилось в дырку. Точно ничего не бывало вовсе. Не возвращаться же обратно к недружеской компании местных ребят – какой-то фантастической ячейке. Ветер. Холодно и одиноко на душе.

Пустое, неограниченное пространство вне времени. Вне любого времени – тоже на грани того, что было и чем все закончится. Не нами, и это самое страшное… Дэна впервые посетили такие – для его возраста дикие (дивьи) – мысли. Например, сейчас ночь. Условно, ночь… Да ночь, ночь! И каково оказаться сейчас в ночи современному самонадеянному молодому человеку? Одна из тылвинских ловушек – ты не заметил, как: бац! корыльбуна насадили.

Нежный девичий голосок окликнул Сатарова-младшего.

– Стойте! Погодите… Да стойте же! Куда вы идете?

– Куда глаза глядят…

Дэн не оборачивался, будучи уверен, что его позвала та шатенка в платье невероятной расцветки – с желтыми горошинами и зелеными стручками на синей клетке. Она единственная из всей ячейки отнеслась к нему по-доброму – напоила водой жаждущего.

Юноша Сатаров обозревал окружающую картину. Темнеющие очертания соседних вершин. Ближайшую Кашиху. Обособленную, внушающую некие опасения Шайтанку – словно заключенную в себе. Суровую массивную Пятибок-гору. К югу ровную степь и вдалеке снова возвышенности и огни на них – курортный комплекс Редивей. Вечер в полном своем праве. Окутывает завеса общей усталости и даже облегчения. У всех, кроме Дэна.

– Вам лучше вернуться в гостиницу, – девушка говорила прерывисто после бега. – Сейчас лучше! Пока ночь не настала…

– Удивительно…

Дэн кое-что отметил – а может, в его разгоряченном состоянии почудилось. Слишком многое в Пятигорье чудится… Степь выдыхала, укладывалась ко сну. Шум дневного бодрствования упал до жужжания, хрусткого шелеста как от махов невидимых крылышек кузнечиков, жуков, стрекоз, корыльбунов. Близкая ночь скроет все… И тут Дэн заморгал часто, сощурился – вроде его глаза обнаружили вкрадчивое серебристое свечение – какой-то новый оттенок в синих сумерках. Пятигорский феномен.

– Что там? – Дэн вытянул подрагивающую руку.

– Где – там? – Леся проследила за его жестом. – Богутарская степь – государственный заповедник еще со времен Союза. Участок первозданной природы. Полное раздолье для обитателей. Нельзя охотиться на редких и исчезающих представителей фауны, нельзя рвать ничего из флоры. Самый знаменитый наш символ – дикие тюльпаны. Еще редивеи…

– Синие?

– Почему синие? Тюльпаны Шренка – белые, красные, желтые, встречаются и пестролистные.

– Но этот синий оттенок? Мне ведь не кажется? И еще звук – будто бы шуршание… Там что-то – или кто-то – движется. Я не шучу!

Обостренный слух Дэна поймал новый настоящий звук – словно шуршание мягких лап невидимых зверей (обитателей заповедника?). Вот уже и видимых! Серебристо-синие свечение несколько рассеивало тьму; и, обозначившись в нем, на широком пространстве вытягивались, шуршали – нет, не огненные – но рыжие столбики. Их число все множилось. И громче шуршало. В последний раз подобное явление здесь наблюдали на похоронах бабы Лиды (т.е. очень, очень давно) – оно концентрировалось в одном месте – рыже-коричневым пятном на Шайтанке. Там обитали эти странные звери – ворпани. И тогда они стояли, навострив уши – как столбики, провожая траурную процессию. Стояли и ждали с нечеловеческим терпением. И, наконец, дождались. Разбежались по всей степи (не только заповедной). А! вон! совсем близко. У подножия Кашихи – в десятках метров от случайной парочки – Дэна с Олесей – из земли высунулась ушастая рыжая голова. В серебристом свечении можно разглядеть жесткие рыжие шерстинки, торчащие усы. Откуда высунулась голова? Там, должно быть, нора…

– Забавные рыжие зверьки? Милашки… Эй, иди сюда! Кис-кис…

– Это и есть ворпани. Не надо, не зовите. Не приманивайте… Кис-кис? Они же не кошки.

– Знаю, зайцы. Но гораздо крупнее. И на вид злее – вон у того усы угрожающе торчат… Не котенок, верно. Зубки щерит. Коготки у него острые – махнет и разорвет. Дикий зверь в дикой природе.

– С ворпанями не забавляются, – предостерегла девушка.

– Домашними питомцами в ошейниках я слабо их представляю… Но заводят же сейчас всякую живность – шиншилл, ленивцев, черепах, лемуров с жалостливыми глазами, просто ежиков. Да, еще пигов – мне особенно нравятся пиги. Они что, хищники? Ах, не поросятки пиги. Ворпани!

– Ну, как бы… человечьим мясом не питаются. Любую другую пищу – и растительную и животную уважают.

– Жаль, у меня нет ничего с собой. И сам я сильно проголодался. Целый день во рту ни маковой росинки… С утра в Кортубине лишь кофе попил. Днем вымотался. А тут уже и вечер. Темнеет… Ага! вон еще столбик… Все ближе и ближе…

– Где? – всполошилась Леся. – Надо быстрее подняться! Как можно быстрее. Поверь мне.

– Куда подняться? – Дэну передалась тревога девушки.

– На гору. На Кашиху или Казятау. На любую из них.

– Для чего подниматься? Там убежище? От кого? Ты же говорила, что ворпани – не людоеды, – не понимал Дэн.

– Просто на Казятау они не рискнут полезть.

– А куда рискнут?

– Шайтанка – их родное место. Это следующая за Кашихой гора – большая и темная. Бежим! – страх диктовал Лесе. Обыкновенно робкая девушка сжала руку парня и потянула его наверх.

Взлетев по склону и отдышавшись уже на изрядном расстоянии, Дэн опять вернулся к интересовавшей его теме.

– Надеюсь, сюда не полезут. Ты обещала! Они же не горные козлы. Ха, Казятау – козлиная гора? – только для козлов. Ну, мы не козлы, хотя шустро забрались… Так, с зайцами понятно – или совсем непонятно. А что там еще светится? Огоньки в степи. Как в сказке. Это люди или призраки?

– Нет, ни то, ни другое… Но нас касается…

– Кого касается? – переспросил Дэн.

– Нас, людей, – Леся сбивчиво растолковывала. – Существует много историй, в том числе и про разные огоньки. Самая известная история (из Сказок Пятигорья), что люди – здешние жители, тылки – стали людьми благодаря Каме. Ее сказочному подарку.

– У вас тут подарки раздают? Интересно. Человечество, значит, поднялось по ступенькам эволюции строго по теории Дарвина – благодаря труду и жестокому отбору, а вы, тылки, сачканули – не боролись, а на блюдечке получили… что получили? подарок?

– Дар Камы – дивор, – Леся серьезно кашлянула.

– Дивор? Что это? Душа? некие способности? неслыханная удача? Чем вы так одаренные? Избранные среди простых смертных. Члены какой-то ячейки.

– Ничем. Это просто дар. Безусловный, бескорыстный. Бесплатный. Тебе просто дали – вот и бери. Дивор – частица Камы. Ничего не требуется взамен. Да за это и при желании не расплатиться…

– Хорошо. Пойдем по порядку. Кто такая Кама? – Дэн решил быть терпеливым.

– Большое крылатое существо. Сказочное, – исчерпывающее Лесино объяснение.

– Птица?

– Не то, чтобы… Птица-то она – птица. Спутница Энгру, который создал Пятигорье и с той поры главный здесь. С древних времен.

– Чего же человек женился на птице? Она ему тоже дивор подарила? Очень щедрая!

– Энгру – не человек. По крайней мере, с самого начала человеком не был… И Кама уже не птица. Она не может улететь. После того, как растратила свой дивор – подарила его людям.

– Красивая сказка! А люди что? Не поблагодарили? Вот твари!

– Тс-с… Твари – это ворпани. Рыжие звери. У них нет дивора. Диворы как огоньки. Увидишь красные огоньки в степи – они и есть.