– Это фамилия. Цуков. У нас зовут Сукин. Потому что сукин сын!.. Кровь сосет со своим ДеньДжином! Ссуды под драконовские проценты! Я – менеджер, коммерсант, но даже для меня… Только у Нифонтовых за долги взять нечего. Кроме квартиры – тесной трехкомнатной распашонки. Но единственное жилье по закону отбирать запрещено. У большинства жителей хоть огороды на берегу Кляны есть, и дедовские дома в Кашкуке. Это ж ниче не покупалось – в роду переходило. Да, по вашим продвинутым меркам тылки – нищие. Натуральное хозяйство практически. А сейчас, с закрытием завода, стопроцентно будет… Какой там капитализм? У нас чистый феодализм. Здешний феодал – Сыродь. Заграбастал целый совхоз. Была государственная, а теперь частная собственность. Эксплуатирует гастарбайтеров – рабов бессловесных. Построил феодальный замок в Чагино, заматерел в роли сюзерена.

– При чем здесь милая блондинка с ресепшена?

– При том, что родовое гнездо Нифонтовых – там же, в Чагино. Но Мобутя (всем уже известный Агап Нифонтов) ушел из Чагино, и его семья на хуторе не усидела. Родители померли. Племянники Агапа – дети младшего брата Покора – переехали в Утылву. Старший брат Горгин пропал. Люди думали, что сгинул где-то, а он через много лет вернулся назначенцем – директором совхоза. Ну, и своровал у народа, что охранять был поставлен.

– Тогда все в порядке? Нифонтовы в Чагино. Никуда не девались. И эта женщина – не безродная, не пришлая. А ты ее нищенкой называл…

– Лариска и ее сестра Ирэн – внучки или правнучки Покора. Сыродь же всегда наособицу жил. С родней не якшался. И от сыродиевских богатств сестрам ничего не обломится. Лишь то, что у них уже есть. Не шибко много…

– …Она добрая, мягкая. Глаза светлые как у девчонки… От нее уютом веет. И молоком теплым пахнет…

– Горелым… Чего ты ей дифирамбы поешь? Кофе не напоила…

– Обедом же накормила. Оладьи из кабачков и яблочный пирог вкусные…

– А то!.. Лариска – баба тихая, старательная. Свое место знает. Ругани, криков от нее не услышишь. Вот напарница Людка Кулыйкина – вздорная сплетница. Ты бы ее кофе не стал пить!.. О-о, Генрих! втюрился? неужто в Лариску? Помоложе не нашел? У нас та-акие красавицы есть…

– Спасибо. Видел сегодня одну красавицу в розовых трусиках. Больше не надо. Покоя хочу.

– Покой нам только снится. В такую ночь…

– Ты давай, не заливай. Веди, куда звал. Сусанин-тылок!

– А мы уже пришли.

Идти от гостиницы было совсем недалеко. В Утылве все близко. Даже до портала в иной – подземный – мир. До сыродиевского колодца. То есть, недалеко проехать. А уж до улицы Синецветной два (ну, три) шага.

На Синецветной улице располагалась управа ТыМЗ, и улица эта четко ориентирована по стене из бетонных плит, что ограждала заводскую территорию. Стена в хороший человеческий рост, а поверх намотаны витки колючей проволоки. Как в добрые старые времена враг не проникнет. Кто же сейчас в Утылве враги? Это с какой стороны стены посмотреть. Но завод остановлен, и смотреть оттуда (изнутри стены) некому. На режимную территорию допускается лишь ограниченный обслуживающий персонал – бригада слесарей, электриков, сварщиков и пр. И добровольный – то ли руководитель работ, то ли консультант (его не назначали и даже – есть подозрение – ему не платили). Главный механик ТыМЗ Ю.Д. Анютин.

Нынешнюю ситуацию с заводом исчерпывающе объясняют слова Лешки Имбрякина. Без людей это пустая территория. Бесхозный объект. Никому не нужная груда металлолома – станки, пресса, печи, трубопроводы, арматура, ж/д пути и пр. Цеха, бытовки, склады, мастерские, пустыри. Все темное, застывшее – мертвое. Никому не нужное. Разве что команде мародеров – Ф. Цукову и КО. За последнее время они развернулись – энергично, нагло, на глазах у всей Утылвы.

Более продвинутая команда кризис-менеджеров (В.Я. Пятилетова и Клобы) на мелочах, то бишь на железяках, не заморачивалась. Теперь уже ясно, что они смотрели на проблему шире. Подготовили почву для закрытия завода. Вообще, как это делается в нашей стране победившего капитализма? Ничего сверхъестественного. Провести акционерное собрание (формальность, когда в Стальинвесте все решили). Назначить ликвидаторов (а они уже на месте, землю носом и лапами роют), уведомить налоговую службу, огласить ликвидацию принародно, разослать бумажки об увольнении работникам, сообщить в службу занятости (народ куда-то девать надо – только куда?), подготовить документы и… И ВСЕ?! Регламентированные законом формальности соблюдены. Был завод – и нет завода. Ничего личного – только холодный эффективный бизнес (эффективней, чем прямое попадание при выстреле из танка). Сантименты смешны. Прошлое нельзя капитализировать – значит, не берем его в расчет. И не важно, что по советским и еще ранешным правилам для типичного российского моногорода завод является неотъемлемой частью – нельзя отнять и тем самым не убить. Заводская котельная обогревает жилые дома, общие коммуникации тоже просто не разграничить. В единой сцепке все существует – ЖКХ, системы электро-, водо- и газоснабжения. Нельзя остановить производство – разогнать народ и повесить замок на дверях: райком завод закрыт, все ушли – куда? к чертям!!..

Поскольку ТыМЗ и что находилось на его территории не нужно (по крайней мере, Стальинвест не интересовался, и другие акционеры – Сыродь, например – не отсвечивали), то заводское имущество стало объектом элементарного разворовывания (во многом любительского – тылвинские масштабы не идут в сравнении с кортубинскими и даже столичными). Здесь злодеи мельче – невероятные рыжие зайцы; и исполнительный директор – синеглазка в короткой юбке и пластмассовых клипсах. Хороши местные воры – наивный идеалист Петька Глаз и Тулуза. Уголовник с грузовиком (сколько он собрался возить металлолом через проходную? да больше чернину, а ей цена – копейки в сравнение с цветметом). Но чего давали Тулузе, то он и вывозил. Сказочно не обогатились ни уголовник, ни его компаньон Федор Цуков, ни другие члены доблестной ликвидаторской команды (люди, не ворпани – Витька Пятнашков, Поворотов с охранниками). Ну, порезали, попилили, что полегче – станки и пресса, которые смогли обесточить. Чтобы разбирать рельсы, фермы, трубопроводы – это ж краны нужны. И технические знания. Конечно, СССР был великой индустриальной державой, и наши предки усердно потрудились, чтобы даже в цехах провинциального заводика стояло немало оборудования – работающего или нет. Налетай, воронье! Но не тут-то было. Для столь нехитрого, хотя и незаконного дела тоже требуется, чтобы голову не откусили. Львиная доля вывозимого с завода лома – чермет – на нем много не навариться. Более дорогих – цветных – кусочков до обидного мало: меди, цинка, алюминия, не говоря уже о таком лакомстве, как вольфрам, молибден, олово, титан и пр. Это же надо искать и собирать, как то: трансформаторные шины, всякие проводники, тросы, изношенные подшипники, трубы, аккумуляторы, кабеля, детали приборов, электроды, запорная арматура и т.д. И крайне желательно, чтобы цветмет был чистым, без засоров и окисления.

Осознав сложность проблемы, мародеры уже готовы позвать специалиста. Это не мог быть Ю.Д. Анютин. Главный механик ТыМЗ – типичный совок, бессребреник и коммунист. Друг покойного Вениамина Имбрякина. Теперь единомышленник Агнии Кулыйкиной, но ни в КПРФ, ни в ЛДПР не вступал. В настоящем (и предыдущем) времени бессменно руководил ремонтной службой завода – слесарями, сварщиками, токарями, термистами. Заводское оборудование знал, как свои пять пальцев – обслуживал, реанимировал, запускал, отлаживал. Здешние машины и станки для Ю.Д. Анютина как любимые дети. Не стал бы он разорять родное гнездо. Пусть ТыМЗ принадлежит Стальинвесту, но коммунисты (В.И. Щапов) и бывшие коммунисты (Б.С. Васыр и Ю.Д. Анютин) не сдаются. Несмотря на объявленную временную остановку предприятия, главный механик ежедневно являлся инспектировать цеха. Начальство его не трогало – должно быть, задвинуло в конец очереди на увольнение. А пока рассудило, что пусть приходит, следит за порядком – не помешает…

Ю.Д. уже на пенсии. По льготному списку, выработав необходимый стаж во вредных и опасных производственных условиях. Приличный дом и хозяйство в Кашкуке. Семья, дети. И помимо детей головная боль – племянники, шустрые братовья Матвей и Демид. На покое Ю.Д. не сидится – ноги сами несут его на завод. Сердце болит при виде пустых цехов. Но он пытается трепыхаться – не согласен признать, что его как корыльбуна насадили. Следит за текущим состоянием оборудования, зданий, сооружений. И даже развлекается понемножку – через третьи руки нацеливает мародеров на старое ржавое железо – на станки, что демонтировали и вытащили на пустырь за сборочным цехом, и лежат они там под открытым небом не одно десятилетие, ржавеют. Вопиющий пример советской бесхозяйственности! Зато новые предприимчивые дельцы резво взялись пилить и вывозить. Правда хозяин малыханской точки Ф. Цуков неоднократно выражал недовольство – овчина (то есть, чернина) выделки не стоит. Надо переключаться на ценное сырье. И на этот раз Цуков получил сведения, что сегодняшняя ездка будет очень выгодной. Целая гора цветмета. Обнадеженный коммерсант нарушил привычный порядок вещей – лично приехал на завод. На пару с Тулузой в кабине грузовика. Но в самом священнодействии Федька не участвовал – пошел в помещение охранников – посидеть, чаи погонять, поболтать. Для поддержания полезной компании прихватил с собой бутылку водки из киоска. А Тулузу на грузовике отправил за добычей. Неспокойно у Федьки на душе. Как и неспокойно было в Утылве.

После того, как два почти взрослых (во что поверить трудно) человека – два члена ячейки, Леша Имбрякин и Влада Елгокова – поднялись на старую трубу, перехватывая скобы, и повесили красное полотнище, городок разволновался. Ю.Д. Анютин осмотрел место происшествия. Придя в кабинет директорши, озвучил там свой вердикт: это было чрезвычайно рискованно, юным сумасбродам очень повезло, что не сорвались вниз с выпавшей случайно скобой в руках. Ни в коем разе эксперимент не повторять, и флаг на башне оставить – человеческая жизнь дороже. Но это сказал тылок, а не политик – в наше время никто не удивился бы вызову из Кортубина вертолетов для снятия флага несуществующей страны. Если не существует, то чего волноваться-то? И чего, спрашивается, народу бегать смотреть на чудо, которого нет?..

Продолжаем про завод, которого тоже скоро не будет. Улица Синецветная и в точности по ее конфигурации заводская стена не шли ровно по прямой и под прямыми углами. Они обе (и стена, и улица) изгибались подобно норе ворпаней. Автотранспорт проезжал на ТыМЗ и выезжал оттуда через отдельную проходную. Там оборудован шлагбаум, весовой контроль, поставлена служебная будка (с пультом охраны, металлическими шкафами, столами с телефонами, стеллажом для журналов регистрации смен и других принадлежностей). Тесное помещение называлось дежуркой, и непосредственно перед ним стена образовывала резкий уступ. Тайный и огромный преследователь олигарха Сатарова и его топ-менеджера В. Пятнашкова подкрался к этому месту в стене и спрятался. Там он стоял, осторожно переступал слоновьими ногами, выжидал. Назревала разборка. Между кем и кем?

Два бывших компаньона – Поворотов и В. Пятнашков – возненавидели друг друга. Каждый составил свой план, дабы сокрушить противника. Задуманное обоими упиралось в злосчастный грузовик уголовника, известный всей Утылве. Намерения Пятнашкова далеко не простирались – он просто хотел предъявить олигарху Сатарову зримое доказательство собственных обвинений: застукать на проходной ТыМЗ грузовик с ворованными железяками, который беспрепятственно пропустили охранники – подчиненные Поворотова. Витька не сомневался в триумфе. Его ненавистник старше и опытней, и сплел более изощренную интригу. Пусть занимал изначально невыгодную позицию, поскольку Витька успел приятельски сблизиться с растерянным и деморализованным олигархом и даже выпить с ним водки. В подобной ситуации кому легче доказывать, что он – не идиот не вор. Это, вообще, синонимы?