– Не твоя забота, – хладнокровно парировал Сыродь. – Даже если атрофировались. Ведь я у тебя ничего не прошу. И не я к тебе с делегацией приехал. С челобитной… Вообще, как царю челобитную подаешь?! Шутка это… Ты же дать ничего не можешь. Банкрот со своим Союзом. И потом – чего давать-то? Мне деньги не нужны. Зачем? У меня все есть. Крыша над головой – вот сейчас над нашими головами не каплет, ветер не свищет. Что надо, то имеется. Огород, скотина. Картошка, капуста, молоко, сметана, масло. С голоду не помру.

– Отощал ты заметно…

– Не дождетесь!.. Одежка на мне – ей сносу долго не будет. Да, неказиста. А мне в итальянском костюме куда? В коровник? на поля? на трактор? Навоз вилами таскать? Бороться за победу в социалистическом соревновании? Ну, подумай!

– Ты не горячись. Денег тебе никто не предлагает. Мы надеемся договориться полюбовно.

– Ах, хитрованы! Нос свой не вытягивай, Васыр! Он у тебя слишком длинный – могут отрезать….

– Как тебя убедить? – Щапов хрустнул пальцами.

– Я тебе подсказывать не стану. Но ты попробуй. Пусть руки не опускаются. Посидим, потрындим. Я сегодня расположен. Завтра может быть поздно.

– Нельзя нам на завтра откладывать. Край пришел…

Разговаривали трое старших товарищей – Сыродь, Щапов и Васыр, остальные не решались вставить свои пять копеек – не то, чтобы трусили, но смысл и дух дискуссии угадывали верно. Атмосфера раскалилась – прямо физически. Казалось, в воздухе в комнате начали вспыхивать красные искорки – пока их было мало, но весьма чувствительно для всех присутствующих. Нахмуренные лбы заблестели пузырьками пота.

Обстановку разрядил Клоб, появившись. Вместе с ним в комнату проник соблазнительный запах, и вплыло большое деревянное блюдо, расписанное синими цветами. На блюде высилась гора свежеиспеченных ячменных (яшных) лепешек, смазанных сметаной. Внимание гостей сосредоточилось на кушанье – следили как завороженные, а рыжего парня особо не замечали. Тем не менее, у старшего брата вид сейчас был несравненно лучше, чем у младшего – у Сула. Целые руки крепко держали тяжелое блюдо и донесли его до стола в сохранности. Клоб предусмотрительно сменил итальянский костюм на форму для персонала сыродиевской усадьбы – рабочую одежду с зелеными буквами АТ. Влился, так сказать, в коллектив. В нынешней роли подавальщика один из двух топ-менеджеров ТыМЗ выступал органично. Блюдо с лепешками стукнуло по столешнице. Колесников сглотнул, наблюдая за поднимающимися струйками пара.

Гости сами не осознавали, что делали – потянулись к выпечке, отрывали куски и запихивали в рот. И Максим, не беспокоясь, уписывал за обе щеки – в Утылве у него проснулся великолепный аппетит. Очень скоро животы благодарно заурчали. Колесников опомнился, когда сжевал парочку здоровых лепешек.

– Очень пить хочется… – пробормотал мэр, ища сочувствия у своих компаньонов, но те молчали наглухо (говорить с набитым ртом неудобно). – Можно воды?

– А может, сразу водку, которую ты беспрерывно хлещешь?.. Нет воды! – сурово ответил Сыродь – И водопровода в доме нет – не провели. Из колодца воду носим. Ты, водохлеб, отправляйся на двор и из колодца напейся, сколько влезет. Хоть ведро внутрь себя влей! Иди!

Колесников выдавил мучительную улыбку и опять не встретил понимания. Компаньоны делали знаки: что же ты? иди! сам напросился. Оставалось покориться неизбежности. Сидевший на лавке с краю Щапов освободил проход. А Колесников соображал: где же этот чертов колодец? И в своих словах был очень недалек от истины. Она, истина-то, где-то рядом. Всегда где-то. Вправду, чертов колодец.

Вслед измученному жаждой мэру Сыродь равнодушно бросил.

– В старом колодце тоже нет воды. Ушла… Скважина новая спасает. Насос пока не установили. Как сделаем, все путем будет. А вот с Утылвой уже никогда, как раньше, не будет.

***

Колесников поторопился выйти во двор и, оглядевшись, заметил, что искал. В каждом степном хуторе обязательно сооружали колодец для добычи грунтовых вод. Но из здешнего колодца вода ушла. И Сыродь говорил то же самое. Тогда зачем он оставил сухой колодец? не засыпал его? Ведь пробурили новую скважину. Неужели Сыродь настолько суеверен? Да, считалось, если засыпать колодец, то вода исчезнет во всей округе – в других источниках. Обмелеет река Мара, опустятся в землю ключи – соответственно, высохнет Негодь, не придут дожди. Это большое несчастье. Чтобы его избежать, сухие колодцы старались почистить и восстановить. Но Сыродь просто бросил, не сделав ничего. А что можно было сделать?

Измученный трудами и заботами тылвинский мэр не первый день пребывал в крайне взвинченном состоянии – расслабиться удавалось лишь при принятии солидной дозы горячительных напитков. Колесников пил – и далеко не воду. Уже говорилось, что у мэра был простой вкус – предпочитал водку. Но с нынешнего утра (а с исчезновением Тамары и утро уже не могло являться препятствием для профилактики невроза) Колесников изменил правилу и к машине Щапова явился трезвым (иначе Щапов бы его не взял). Ехали на хутор с ветерком, дорога малость умиротворила мэра. Он только успокоился, и на тебе!..

Потемневший деревянный сруб. Ни крышки, ни навеса. В срубы раньше устанавливали выдолбленные (полые) стволы, иногда обкладывали изнутри камнями. Конструкция простая и гениальная. Колодец практически вечен при минимальном ремонте. Глубина в десятки метров. Использовали древесину, что мало гниет – дуб, лиственницу, сосну. Предварительно рыли, разбивали ломом и кувалдой камни или выкапывали их целиком, на лебедке поднимали камни и грунт на поверхность. Сруб опускали в выкопанную шахту отдельными частями. Именно такой колодец в Чагино помнили поколения хуторян. И братья Нифонтовы помнили сто лет назад – старший Гогин, средний Агап и младший Покор. Без колодца в степи не выжить.

Мастеров копателей было немного. По некоторым сведениям отец Гранита являлся таким мастером. Его звали копать колодцы в Утылву и в окрестные хутора. Копатели сродни ворпаням – и те, и те роют. Потомок мастера Гранит Решов небезосновательно ощущал степень сопричастности к злостному рыжему племени. Подземные норы издалека пролегают, соединяются и разветвляются, образуя запутанные лабиринты. Под Пятигорьем издревле масса лабиринтов. Но есть ведь прямые простые ходы – раз и провалился в дырку. Колодец – это тоже дыра в земле. Ищут, где грунтовые воды близко подходят. Это ж уметь надо! чтобы вся работа насмарку не пошла. Чего только не придумывали! И посудину ставили на выбранное место, опрокинув; через время смотрели – запотели стенки или нет. Животных использовали, полагаясь на их чувствительность. Например, белых котов. Прибегали к разным ухищрениям. Копали ночью, опасаясь людского сглаза. Особенно боялись при копке провалиться гораздо глубже, чем рассчитывали – прямо в подземное царство Энгру. Ну, а то, чего боишься, рано или поздно произойдет. Интересно, в нашей истории еще рано или уже поздно?

Для бесперебойного водоснабжения в усадьбе любителя старины Сыродя пробурили скважину, установили обсадную трубу и фильтр. Скважину прокачали. Осталось еще опустить рабочий насос, оснастить систему водоподачи автоматикой и дальше наслаждаться городскими удобствами. Однако с этим пока застопорилось

К какому колодцу пошел Колесников? К новому или старому? Разумеется, к бревенчатому срубу.

– Как из него пить-то? Ведро должно быть. Где же оно? Утонуло?.. И цепи нет… Что там?

НИЧЕГО. Ни ведра, ни цепи, ни деревянной бобины, на которую цепь наматывалась. Просто забранная в сосновые бревна дыра в земле (куда? в никуда). Интересно же… Кто бы в данной ситуации удержался от соблазна заглянуть внутрь?

Сколько сказок и суеверий существует про старые колодцы!

Повинуясь сильному порыву, Колесников наклонился над верхним венцом колодезного сруба – с всхлипом втянул воздух и приник, пытаясь разобрать, что там, внизу. Вглядывался напряженно. Ничего не видно. Звезд не видать (а они видны в колодце или из него??). Тьма, хоть глаз выколи. Или все же что-то есть? было… На дне колодезного ствола, куда не проникал ни один дневной лучик, угадывалось красное мерцание. Колесников угадал это и тут же ощутил резкий толчок в грудь. В голове мелькнула и сбилась мысль: что за источник красного свечения на дне? сосредоточен в одном месте – в одном русле. Не рассеивался по сторонам. Как красная тонкая ленточка между невидимыми в темноте камнями. Девичья ленточка в колодце. Интересно, а здесь в усадьбе были женщины или девушки? Дальше выяснится, что были. В Утылве были даже русалки – девушки с фальшивыми рыбьими хвостами! Но как можно потерять ленту на дне? Колесников не представлял. Его подружка Тамара не цепляла на свои волосы ни красных, ни синих ленточек – слишком провинциально, разве только для малыханских доярок (или для тылвинских русалок). Тамара Кулыйкина считалась модной городской девушкой!

Словно раньше Колесников не заглядывал в другие колодцы! еще пацаном в родном Кашкуке. Да неправда это! Некая причудливая (чудесатая) иллюзия. Первое впечатление всегда обманчиво, успокоил себя Колесников. Но уже не на коже, а под кожей лопались возбужденные пузырьки, вызывая зуд. Острый зуд любопытства. Мэр чертыхнулся. Всхлипнул и со свежей порцией воздуха в легких повторно приник к колодцу. Глаза широко раскрылись.

Во второй раз все происходило немного дольше. Зато достигнут просто ошеломительный эффект! Бомбический, как недавно обещал Петька Глаз молодежной ячейке. А ведь Колесников уже не так молод – не так юн. Пошатываясь, переступая и путаясь, мэр отдалился от колодца на приличное расстояние. И рухнул, больно стукнувшись пятой точкой – его некому было подхватить.

– Твою мать!.. Не найти, не потерять…

Сидя на земле, Колесников побелел как мел – так быстро кровь отлила от головы. Лицо стало нечувствительным, и симметрия (нормальность) в нем (в лице) нарушилась. Прежде всего, это выразили глаза: один закрылся веком, другой вытаращился, насколько возможно – почти вылез из орбиты. Не хуже, чем у Сыродя. Колесников прижал рукой закрытый глаз, который, как ему показалось, затрепыхался. Вот номер! Никогда подобных признаков за собой не замечал.

Ну, и что ошеломило Колесникова на дне сыродиевского колодца?

Вопреки правилам внутреннего устройства и, вообще, всем законам физики ствол колодца (очень длинный, за тридцать метров, но представлялся бесконечным) сверху вниз расширялся. Собственно, это никакой ни ствол, а воронка, которую кто-то опрокинул. И как при первом заглядывании в дырку повторилась иллюзия – только сейчас Колесников наблюдал ее дольше. Что это было? Ощущение – не осознанное, но вполне явственное для всех органов чувств – огромного пространства. Точно бездна разверзлась внизу. Темнота еще больше завораживала: как оценить размеры? да и что оценивать? НИЧЕГО. Тьма раскинута, и в ней вырисовывается (иллюзорно?) единственный цветовой контраст – волнистая красная полоска. На дне? но дна не видно, и его даже невозможно предсказать – как далеко или близко. Взгляд погружался в воронку – все ниже, ниже и стремительней. Дырка темнела и засасывала. Голова кружилась. Колесников словно отрывался от своего тела и падал вниз – стремительно, оглушительно, страшно. Или не тело совершало чудеса, а дивор отрывался, пока тело согнулось над срубом, засунув голову в колодец. Сыродь, если бы очутился рядом, сказал (абсолютно правильно): нашел, куда соваться!.. Дивор уже не поймать и не спасти – потерян он… Тем более, глаза не различали никакого просвета – ни близко, ни далеко. Темнота. И это не тоннель! Если же тоннель, то никуда не ведет.