– А вот того!.. – Щапов проделал фокус не хуже, чем Машуткино преодоление ползком преграды (в виде Поворотова) в гостиничном коридоре. Щапов не прополз – он насмешливо, нараспев выговорил (цитировал). – Государь ты наш батюшка, олигарх родимый. Не надо нам ни золотой, ни серебряной парчи, ни черных соболей сибирских (ни иных мехов, которыми полна твоя кладовка), ни венца самоцветного, ни тувалета…

Анютин шумно завозился, вопрошая без слов: ты чего, Игнатич? А Генрих озвучил вопрос.

– Чего? Туалета? кошачьего? Шутка такая?

– А подари ты нам аленький цветочек, краше которого нет на белом свете.

– Я-а-а… Вы меня за кого принимаете?! За чудище морское, за зверя лесного? Даже не за кота! за безжалостного изверга?! Это оскорбительно! Цветочек им подавай!

Васыр хохотнул под нос. Сдвинул кепку на затылок. Обнажился покатый лысеющий лоб в глубоких морщинах. Теперь экс-директор имел стариковский вид. Все очень серьезно.

– Аленький цветочек – наш редивей, – пояснил Щапов. – Шанс для Утылвы работать, жить… Этого не просят. Успокойтесь, Генрих Прович. Не ждали мы вас как спасителя или избавителя.

– Спасибо, что не ждали. Мыслите трезво.

– Мыслим мы. Никто не даст нам избавленья – ни бог, ни царь и не герой…

– Вот так кардинально? Опять старая песня…

– Опять и снова. Вы что думаете? И вновь продолжается бой. Эта история никогда не прекращается… Россия всегда спасала себя. Сама тянула за волосы из болота. Зачем жаловаться, что не помогают? Когда и кто нам помогал? Даже наше правительство… Зато мы спасали. И не раз в истории… Мы – не болгары, которых от османов освободила некая внешняя сила – просто Вселенная взяла и откликнулась, подарила подарок. Вот где сказка-то! И спасителей нет – все само получилось… На последнее спасение Европы положены десятки миллионов – не людей (ведь не европейцев же) – инопланетных особей. И опять не благодарите… Не мы считали себя цивилизаторами, распространяя по всему миру демократию и гуманитарную помощь – окорочка, муку, масло, маргарин, тушонку, сухое молоко. Правда, масло-то не сравнить с нашенским, малыханским.

– Вы о чем? Давно уже нет гуманитарки.

– О том, что мы не хотим, как тогда, из милости жить. От кого-то зависеть – хоть от болгар, хоть от османов, хоть от всего передового человечества… Теперешние дотации, субсидии, субвенции – один черт. Рыжий-прерыжий! Чужой дядя – или чужой бюджет – облагодетельствует. Вот вы спрашиваете, а не надо нам! Тылки – народ упертый, гордый. Как наши детки из молодежной ячейки. Или из другой – Молодой Гвардии, где такой же идеалист – не Лешка, так Олежка – хлопал золотистыми (а может, рыжими?) ресницами и спрашивал внятно и раздельно, точно словами бил по лицу (помните, о чем спрашивал?) – чем же они платят тебе? Кажется, постным маслом? Продешевил!.. Уясните, Генрих Прович, тылки милостыню не клянчат и не продаются.

– Мне платят? Какое масло? У меня не агрохолдинг, а металлургический комбинат. Не масло, а чугун, сталь… Понимать надо!

– Че понимать-то? – Анютин бомбанул невпопад. – Работникам завода на вашу зарплату не разговеться! На хлебе и воде сидеть. После увольнения…

– Мы понимаем, – Щапова понесло. – Россия никогда не жмотилась. Платила сполна. За каждый окорочок, за каждую просроченную жестянку, за все долги еще царского режима и СССР, за каждое звено из стеклянных бус, подаренных цивилизаторами диким туземцам. За каждую обиду, нанесенную нами вольно или невольно. Соседи, значит, всегда белые и пушистые, а мы – каменные и рыжие ворпани. Но главное мы – не лохи и не терпилы.

Щаповские спутники забулькали в поддержку своего вожака.

– Почему мы должны унижаться? А вы иметь право решать нашу судьбу? И здесь явное противоречие между интересами многих людей и вашими личными. Вы решаете, работать или нет нашему заводу. Вы кто для Утылвы? Новый барин? Здесь даже крепостного права не было…

– Браво! Яркая речь, – новый барин Г.П. Сатаров сыграл свой восторг. – Проводите политинформацию по партийному поручению? Однако здесь сегодня собрались по сугубо конкретному делу – для вас животрепещущему. Если не ошибаюсь, касается кривошипных ножниц. Скажу сразу, что не враг я. Не новый барин. Такой же человек – не ворпань.

– Тогда почему их, ворпаней, сюда прислали? Поизмываться над тылками? И директорша ваша! ведьма… – загалдели мужчины.

– Так далеко мое мнение о нормальности (или же нет) не распространяется. Варвара – эксцентричная особа, но чтобы ведьма… И потом ее компетентность бесспорна. Мы вам лучшего профессионала отдали!.. Хотя господин Пятнашков порассказывал ужасов… Хорошо, я ее уволю. Если это доставит вам удовольствие. Мне тоже будет приятно оказать любезность. Я не упертый. И не гордый.

– Ха! Она своего уже добилась. Завод стоит.

– Посмотрим, что можно сделать. Я – ладно, не я, а компания – можем вас спасти. Уж если Европу в свое время спасли… Средства отыщутся. Наскребем по сусекам. Несколько миллионов на реанимационные мероприятия. Не жизней и не диворов – всего лишь презренных денег. Но в Кортубинской области не вы одни – десятки заводов, рудников, карьеров. Всех спасти не получится. И что же? Выбирать самых достойных? Или самых пострадавших? По каким параметрам?

– А почему вы, вообще, ставите так вопрос? Кого выберете, выживет, кого нет – сдохнет, пардон… Вы сознаете последствия? Ведь положительный или отрицательный ответ – это огромная ответственность. Как ошибиться с датой нападения Германии на СССР. И цена исправления ошибки… – Васыр силился занять высоту дискуссии.

– Я не Сталин! И вообще, не член Политбюро. Вы мне все приписываете противоположные вещи – злодейские планы или элементарное недомыслие. Ни то и ни другое. Определитесь.

– Мы определились!

– Ах, уже? У вас есть готовый план по спасению страны – ВПК, металлургии, автомобильной, авиационной промышленности. Вы с этим пришли ко мне? Прекрасно. Сознательный и ответственный бизнес готов подключиться. Гениально! Решения партии и правительства в жизнь! А то ранее принятые решения на предыдущих совещаниях – коту под хвост. Извините…

– Не извиняйтесь, Генрих Прович, – Щапов еще старался демонстрировать миролюбивую вежливость, хотя его товарищи бурлили, закипая. – Вы угнетены и озабочены. Огромная ответственность. Но вы не первый. Не Энгру – один как перст. Кругом люди. И даже в нашем местности люди живут.

– Я заметил.

– Последняя краткая и невинная фраза олигарха (понимай, как хочешь) вдруг раздражила Щапова – он понял, как хотел.

– Хорошо. Многое становится заметным – и ясным. Не в вашу пользу (ну, не лично вас). Назовите меня идеалистом. Ну и пусть! Я считаю, что нынешнее положение – неправильное и несправедливое. Что все время, начиная с девяностых годов – тупиковое. Да добро бы только тупик – это колоссальный урон для страны. И ладно, не будем затрагивать столь хрупкие идеальные вещи, как справедливость, целенаправленная деятельность, приоритет интересов всего общества и пр. Это чистый идеализм. А коммунисты всегда были материалистами. И если с сугубо материалистических позиций – да хоть с 1913 года… Посчитать, сколько мы потеряли.

– Я вам о современных тенденциях. Об объективных трудностях.

– А когда было легко? Сейчас не девяностые – не эпоха развала Союза. Больше десяти лет прошло. Потребовалось меньше времени, чтобы восстановиться после такой войны… Есть что предъявить? Именно новое, значимое, созданное в вашу демократическую эпоху? Напоминаю, что комбинат – детище СССР. При тоталитарном режиме осуществили колоссальный проект по индустриализации. Запорожсталь, Днепрогэс, Турксиб, Челябинский тракторный, Карагандауголь, Уралмаш, заводы в Горьком и Куйбышеве. Металлургическая база на востоке – Магнитогорский, Кузнецкий комбинаты. В Новотроицке и у нас в Кортубине тоже планировали тогда, но запустили уже после войны. Ликвидация безработицы. А сейчас процесс обращен вспять!

– …Беломорканал, – подсказал Генрих.

Щапов прожег его взглядом. И продолжил.

– Как же мы были сильны, что и после нашего краха на нас опасались нападать. Забалтывали как баранов, приготовленных на заклание… Страх этот – не благодаря вам, демократам и капиталистам, а благодаря нам – коммунистам. Тьфу!

– Все прошлое с грязью смешали. Наших достойных земляков – Гранита Решова, Александра Анютина. Они, между прочим, тоже пострадали! – возгласил Юнар Анютин. – Расстреляли Гранита-то! А дед Александр в Гулаге отсидел…

– Теперь твердят про невинных жертв режима, – Щапов уже не мог остановиться. – Про уважение к их памяти. Так вот, эти фабрики, рудники, дороги – это и есть их наследство, их память. Каково вам будет, Генрих Прович, если потомки тех жертв из массы безвестного простонародья потребуют от вас – владельца комбината – компенсацию (слово-то современное!) за рабский труд, лишения и даже смерть? Комбинат строили всем миром. А собственник вы один.

– Он вспомнит про ваучеры. Что каждый имел шанс. Шанс объегорить других! Кому-то повезло, а большинству… – ввернул шпильку Васыр (не вспомнив, что он – экс-директор ТыМЗ – как раз не большинство).

Но позиция В.И. Щапова была справедливой – не подкопаешься. Для себя лично он ничего не хотел. Ну, хотел или не хотел, а ворпани найдут, как подкопаться!

– А по мне, так перестав участвовать в судьбе здешних людей – сбросив с себя ношу убыточного предприятия – вы лишаетесь и своих прав. Не хотите заниматься заводом – и не надо. Уходите! Никто не держит. Не зарыдает вслед. Но чтобы закрыть завод – фигушки! Не вы его строили, не вы на нем ишачили, не вы душу отдавали производству кривошипных ножниц… И не вам без этого гребаного завода просто не обойтись, не выжить!.. А вы проваливайте! Без вас продолжим. Другие эффективные управленцы. Это слесарей, станочников, травильщиков не найти, а в кабинеты прибегут.

– Заблуждаетесь, – хмыкнул Генрих. – Надеюсь, добросовестно заблуждаетесь. Рабочие еще остались – благодаря крепкому советскому наследству. Но менеджеры тоже нужны. Например, Варвара – хороший профессионал. Она должна была работать, а не пускать слезы и сопли от восхищения вашим феноменом – ТыМЗ. Варвара и работала!