– И наш завод должен работать. Как там говорили про кортубинский комбинат, когда строили? КДБП! Комбинат должен быть построен! И все! И точка. Ваши деды не обсуждали, а строили. И наш ТыМЗ тоже должен быть. Давать людям работу и зарплату. Осмысленная деятельность – это не только производить кривошипные ножницы. Это как раз дело нехитрое (ну, или хитрое, но оно на поверхности – лишь вершина айсберга). Тут еще масса различных дел. Все крутится-вертится, и одно за другое цепляется. Обслуживать станки, пилы, пресса, печи, здания, коммуникации завода и города. Нужны строители, механики, электрики и более узкие специалисты. А еще технологи, конструкторы, нормировщики, бухгалтера (ладно, согласен, менеджеры и начальник коммерческого отдела тоже нужны). Перед тем их надо родить, вырастить, выучить, вложить им в головы полезные мысли. Выражаясь грубым языком, совершить насилие над ленивой человеческой природой. Потому как ваш хваленый рынок внушает одно: главное – прибыль, деньги проклятые… Что ли областной центр или даже Москва нам подарят специалистов? Нужны учителя, врачи, работники ЖЭКа, шофера и повара, бульдозеристы, провизоры, тренеры, руководители танцевальных коллективов, лаборанты Россельхознадзора (у нас трудности с функционированием филиала – барак отремонтировали, а квалифицированных кадров нет). Нужны энтузиасты, сочинители гимна и герба Утылвы – люди с самыми разнообразными знаниями и опытом. А для людей нужны теплые квартиры, ясли, сады, школы, магазины, клубы, горячая вода, тротуары, туалеты. Нужна котельная (желательно современная, на газу), и новая труба для котельной нужна. Это все не появляется из ниоткуда, хотя запросто может провалиться в никуда. Понимаете? Все создается очень трудно – теряется легко… Если задуматься, в чем ценность Утылвы? Маленький городок, затерянный среди степного бездорожья. Исчезнет – невелика потеря. Но вся страна состоит из таких городов. Опустеет земля. Пустота – она НИЧЬЯ. Останется НИЧТО. Вы этого хотите? Или просто не задумываетесь? Даже Энгру не хочет. А вы что, мудрее и могущественнее Энгру? Кто вам, вообще, дал право?!

– Почему вы решаете?! – подхватил Ю. Д. Анютин, трудно преодолевая свою привычную молчанку.

– Потому! – отрезал Генрих. – Как пламенно вы говорили – столько красноречия израсходовали… Что сами, все и всегда сами… Красиво сказано! Аж расчувствовался… Повторите, а то я не догадывался, что так можно и должно быть… Америку открыли! Ничего другого и не будет! Только самим корячиться. И выбирать особо не из чего – из того, что есть. Убыточные заводы, устаревшие технологии, огромный ручной труд. И персонал, закоснелый в своей совковой гордыне… Нельзя же все время выезжать на наследстве тридцатых годов. Нужно идти вперед, нужно меняться. Мир меняется за пределами вашего Пятигорья! и мы… На комбинате тоже – там в первую очередь. Неизбежно. Производство должно соответствовать… Добрые старые мартены продолжат пахать, но не все. Надо увеличивать выплавку стали в конвекторах, электро-дуговых печах. Я не металлург… Но цифры, реальная выгода! Печи новые, новые прокатные станы. Технологические линии непрерывного литья. Масштабное обновление в цехах. Представляете, какие колоссальные затраты? А если не внедрим, то и выбирать не будем. Нас выберут – вернее, сделают. Металлурги Европы, Японии, Китая, даже Бразилии, Австралии, Индии. Они уже не в спину нам дышат – лопатки показывают! А мы по-прежнему долдоним – у советских собственная гордость… Ну, гордитесь, гордитесь!

– Вы нас упрекаете?!

– Ни Боже мой. Вы все добрые, благородные. Я один злодей. И засел как кость в горле или коготь ворпаня у вас в носу. Ваши расклады порушил. Жизнь здешнюю, нормальную взбаламутил… Нет, а че? красиво говорите. Очень возвышенно. Да кто ж против, чтобы Утылва процветала. И чтобы тылки радовались и плодились, и заселяли все Пятигорье. Жили в довольстве, покое и счастье. Тут и сказочке конец. А реальной жизни лишь начало.

– Что же не так говорилось?

– Все так. Правильно. Нормально. Как должно быть. И потому так никогда не бывает. Красивые – красные – словеса – они как огоньки. Как диворы светят и услаждают. Один вопрос – а что с проклятыми деньгами? С неупомянутой здесь экономической эффективностью хозяйствования? И неважно чего – завода, магазина с китайскими шмотками, кооператива по вязанию носков и шалей, маслобойни, рабочей столовки. Расходы с доходами должны соотноситься!

– У вас в Стальинвесте соотносятся?

– Ну-у… Это удар под дых… Мы сейчас чисто теоретически рассуждаем. Для вас же деньги – презренная материя. Жили бы себе без денег по примеру давних предков. В хижинах козопасов. И счастье было бы полным, абсолютным, сказочным. Гармония с природой – с вашим дивьим Пятигорьем. Пасли бы скот, наслаждались. Тут пасли, и там пасли – в подземном мире. Идиллия! Но вам же мало. Всем нам мало. Наперечисляли до кучи. Работа, зарплата, ясли, школа, поликлиники, горячая вода, туалеты, тротуары. И еще, еще! Это все очень дорого. Прорва деньжищ требуется. Их надо заработать. Произвести что-нибудь и продать. Не рассуждать о справедливости, а цифирьки с цифирьками складывать и вычитать… Завод не просто должен работать, а прибыль давать. Ну, или в кризис хотя бы в ноль… Нельзя производить ненужный продукт. Нельзя как в Союзе заявлять – я же на работе числюсь, заплатите. Или убыточное предприятие дотировать за счет эффективного.

– Наша продукция нужна! Комбинату нужна, и другим смежникам…

– Продукция комбината тоже нужна. Почему мы все сейчас в таком положении – в дырке… И Кортубину тоже нужны работа, зарплата, ясли, сады, детские танцевальные коллективы в Стальконе, туалеты, тротуары. Еще больше нужно. Всем нужно!

– Мы не просим нас дотировать. Дайте возможность работать.

– Вот эта возможность, шанс – очень ценно в наше время. Понимаете? – на лице Генриха появилась не любимая гримаска, а жесткая улыбка ворпаня.

– Да, – Щапов прекрасно понял. – Шанс, что в конце тоннеля будет свет. Что темная нора выведет к сияющему Виждаю…

– Чего?… Сейчас все просят. Металлурги в общей толпе просителей. У правительства налоговых послаблений, государственных инвестиций, помощи с долгосрочными контрактами, энерготарифами… Ну, хоть не прямые дотации пока.

– Так это… Если всем хреново, то может, не будем топить друг друга?

– Да что, я изверг что ли? бесчувственный истукан? Не топлю я вас. Сам тону!..

Дальше дискуссия развивалась на повышенных тонах. Никто не стеснялся – Генрих кричал, тылки ему в ответ резали правду-матку. Накричались вдоволь – хорошо, что не подрались. Не сразу вспомнили, с чего все началось. От чего ушли (и что всегда было в нашей истории – и в Утылве, и в России), к тому и пришли. Спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Вам как это?

Высказав взаимные упреки, выплеснув непонимание и даже возмущение (справедливое в каждом отдельном случае), поспорив на тему, кто работать должен и кто у кого на шее сидит, высокие договаривающиеся стороны выдохлись и замолчали. Градус спора снизился. В комнате стала ощущаться ночная прохлада – свежая, щекотная, напоенная влажными брызгами. Совсем рядом – под бетонным мостом за Проспектом космонавтов – журчали чистые сладкие струи Кляны и приносили облегчение. Синяя ночь была на исходе.

В гостиничном номере речи поменялись как по волшебству. Это уже звучали отголоски жестокого спора.

– … Да пожалуйста! Я готов пойти навстречу. Сбросить ношу с плеч…

– Только не изображайте из себя благодетеля, господин Сатаров!

– О чем вы? Никто никому ничего не должен – это я формальные долги не имею в виду, их придется платить… Что? Все еще хотите? Гуляйте по своей воле! Накушайтесь самостоятельности. Интересно даже…

– Прежде всего, нам нужна ясность с заказами холдинга. Вы всегда стабильно заказывали.

– А вам палец в рот не клади – откусите руку по локоть – отстрижете своими ножницами. Хорошо. Я вам дам контакты своих заместителей в Стальинвесте. Им же дам указания…

– Нам бы и с оборотными средствами кто помог…

– Нетушки. Не наглейте. Перекредитуетесь под заказы.

– Где? В банке Стальинвеста?

– Я так понимаю, директором вас Утылва выдвигает? Глас народа – глас божий.

– Его. Бориса Сергеевича. Вариантов нет. То есть, из местных – да, других кандидатур не существует.

– Игнатич, ты договаривай. Я дал согласие. Но нужны полномочия. Разгребать кучу проблем. Чтоб не с каждым чихом в Стальинвест бегать.

– Хорошо. Приказом подтвердим ваши полномочия. Довольны?

– Приказ на Генерального директора – не исполнительного. Собачкой у вас на привязи не буду.

– Вот чего вашей душеньке угодно? Власти надо добавить? Головной боли? Хм… Генеральный – это звучит гордо. Будет вам ярлык на княжение. Что делать-то собираетесь? Кумекаете своей башкой?

– Конечно, кумекаем! Не идиоты… Опять вариантов нет. Запускаться надо. Чем дольше мы стоим…

– Скорые какие! тылки. Не пришлось бы вам нести повинные головы…

– Не придется. Это окажется катастрофой для Утылвы. Провалиться нам всем…

– Все не так катастрофично, – молчавший Ю.Д. Анютин подал голос и заставил выслушать пространный монолог. – Нормально. Никуда мы не провалимся. Советское производство строилось с многократным запасом прочности. Мы же воевать собирались – и воевали, и победили, а нас без войны сделали как белых котят… Однако ресурс даже после стольких лет бесхозяйственности и разброда не исчерпан. Наши цеха из кирпича, а не из хлипких сэндвич-панелей. Крыши добросовестно залиты гудроном. Ремонт простой. Сверху неказисто, но не все то золото, что блестит. Зато надежно – железобетонные колонны, стальные фермы. И оборудование у нас старое – без электроники, без программ. Крути рычаги, нажимай педали, а не чудо-кнопки. Не было бы счастья, да несчастье помогло. Мы свои станки знаем – с закрытыми глазами разберем-соберем, чужие специалисты нам не требуются. Если надо, внутрь залезем и переделаем, как нам надо. Многие детали на замену сами изготовим. Покойничек Имбрякин голова был. Он наши машины модернизировал. Собственно, это уже целиком наши машины – итог наших переделок и улучшений. Под себя приспособили. Чтоб соответствовали. Это даже хорошо, что электроника не стоит – давно бы сдохла. В цехах станки, пресса работают и в плюс, и в минус тридцать. Неубиваемые…

– Ты хочешь сказать, Юнар…

– Кое-какая отладка потребуется. Ремонтникам работа будет. Ничего, прорвемся! Да и то, мы ведь сразу все не запустим… Конечно, литейка. Ну, здесь не капитальный ремонт – обойдемся малой кровью. Травилку тоже подшаманить. Электрику проверить. Чертежи в техотделе возьмем. Обыкновенные проблемы после простоя. Но все в наших силах. Так и со станками. Пошабрим, если надо. Покрасим, смажем. Двигатели на перемотку. Подшипники под замену. Винты калибруются. Решаемо. Без сумасшедших затрат. И в принципе…

– Что в принципе? Опять принципы!

– Рубильник включили и погнали. Разумеется, это я утрирую, но в принципе…

– Выходит, не все распилили и вывезли? Ах, ты хитрюга, Юнар!

– Жулики старым железом занялись. На заводе залежей много. За сборочным цехом на пустырь десятилетиями таскали. Раньше считалось, что как бы хранилось… Наши ребята слесаря в цеха мародеров не допустили.

– Навряд ли уголовник снова полезет. На грузовике… Получается, все тип-топ. Лучше не бывает.

– И впрямь, не бывает. Может не быть ничего…

– Люди, имейте совесть! Отныне и на некий срок это все ваши проблемы! Только ваши, – Сатаров прервал разгольствования гостей, что совершенно успокоились, прекратили стесняться. – Будьте любезны, продолжить в ином месте – например, в кабинете нового директора, не дожидаясь формальностей – да хоть не дожидаясь утра… Проводите эксперимент – на своей шкуре, на своей спине!.. Не хочу показаться невежливым, господа. Но пора нам отдохнуть друг от друга. Тылки слишком плотно со мной общаются, начиная с Негоди…

Все согласились – и вправду, не до утра же сидеть. Делегация собралась уходить. Большего не мог пожелать никто – Утылва получила шанс. Олигарх прав: шанс (свет в конце бесконечной темной норы) очень дорого стоит в наше время.

– Спасибо. Мы пойдем. Отдыхайте, Генрих Прович. Хотя какой тут отдых – рассветет скоро…

Двое из троих тылвинских парламентеров – Анютин с Васыром – выходили, когда из коридора через открытую дверь заглянула картофелеобразная физиономия Поворотова – еще более серая и встревоженная. Не допущенный к переговорам начальник СБ ТыМЗ очень нервничал – неизвестно до чего договорятся, запросто можно стать экс-начальником. Если бы Поворотов услыхал, что волновало, забирало за живое переговорщиков, то искренне подивился бы. Нет, ну, тылки – ладно, но сам олигарх… Поворотов торчал в коридоре и в первую же образовавшуюся щель сунул нос.

– Как? Решили чего-нибудь? – спрашивал гигант, сдерживая жаркое дыхание.

Анютин, выходя, толкнул его корпусом: ты еще…

Главный переговорщик В.И. Щапов тоже посчитал дело решеным. Он встал, чтобы присоединиться к своим товарищам. Сатаров остановил его.

– Владимир Игнатьевич, на два слова…

****

Оставшись наедине с главным тылком В.И. Щаповым, Генрих распахнул окно. В комнату сильнее натянуло уличной синевы и кислого запаха. Олигарх пятерней расчесал свою гриву волос, застегнул пиджак на все пуговицы и начал издалека – начал стелить мягко.

Разговор у меня к вам… Как начать-то… Понимаю, что спешите. Да, просидели битый час, но в итоге пришли… К чему-то пришли (знать бы еще, к чему). Вы получили, что хотели. И до свиданья… Я без претензий. Правда. Но до утра уже не заснуть… А утром мы поедем. Нечего больше здесь делать. Когда еще свидимся… – при столь глубокомысленном замечании Сатаров выпятил нижнюю губу. Смотрел пристально, не улыбаясь. И не верилось, что он без претензий – что ему ничего не надо.

– Я не против, – осторожно ответил Щапов. – Если не обременю…