Рядом с В.И. его верная спутница Карелия Арвидовна. Приятная особа. Всегда иностранка среди тылков и – главное – среди тыловок. Нарядное платье (никакого затрапеза), колготки телесного цвета (это в летнюю ночь), туфельки на каблучках. На губах розовая помада, голубые тени на веках, завитые кудри. Девчоночий облик – только девочка уже повзрослела (постарела изрядно). Как муж вежливая, здравомыслящая, педантичная. Зато муж уже далеко не безупречен – сдавать начал Владимир Игнатьевич. Он изо всех сил стремился сохранить, а в последние годы даже цеплялся за репутацию уравновешенного, здравомыслящего человека, что помогало в руководстве городом. Однако нынешние события продемонстрировали, что Щаповская эпоха (двадцатилетний переход) закончилась. Жестоко. Тем более жестоко, что именно В.И. уговорил, убедил олигарха Сатарова не закрывать градообразующее предприятие – дать шанс. Олигарх согласился и даже пообещал – а собственно, что пообещал? Временно устраниться – больше НИЧЕГО. Хотя и это было победой – или же нет? Смотря как посмотреть – увидеть синий или красный цвет в конце норы тоннеля. Лучше бы – их смешение, как сейчас в Утылве. Но В.И. на такое уже не способен. Увы. И чем прямей и неподвижней держался Щапов, тем хуже – рыл он в сторону, явно противоположную новым целям в Утылве. Может, не стоит упрекать молодого выскочку Колесникова, что он узурпировал тылвинский трон и лишил власти законного сидельца. Может, резонно заключить, что тогда на выборах раздался первый звонок – явственный, серебристый. Увы, увы. И сейчас Владимир Игнатьевич слишком старался. Перед его взором разворачивалось невероятное действо, а он стоял с неподвижным, благожелательным лицом – как у той (не молодежной) группы товарищей на трибуне мавзолея. А вокруг бушевали страсти.

Подле Щапова стоял другой известный экс – кстати, уже не экс, а без пяти минут генеральный директор ТыМЗ Б.С. Васыр в неизменной кепке (с перестройки у него) на покатом лбу. Вот кто, привыкнув мыслить сугубо практически, приземленно, не ощущал никакого неудобства, хотя назначение из Стальинвеста еще не пришло (Генрих обещал прислать приказ с подтверждением полномочий, но бумаги не корыльбуны, они не летают). Васыр пренебрежительно водил носом, проговаривая про себя.

– Ну, давайте, давайте! Постоим, поглядим, потерпим. Чай, не убудет от нас… Ничего, и это пройдет. И настанет реальное время. А генеральный директор – это очень реально, – Васыр успокаивал себя, что завтра начнет – или прямо сегодня?..

Перечисленные персоны были для всех заметны. Не прятались, а сразу прошли вперед, и люди с готовностью их пропустили. На то и командиры, чтобы впереди быть. Для Колесникова это важный сигнал – едва ли не первое признание за недолгое время его мэрства. Но нашлись начальники (не рядовые тылки), что отнюдь не желали привлекать к себе внимание, ибо резонно опасались, что это внимание не будет доброжелательным. Да, именно так. За дела ваши (ихние) воздастся вам (им – или нам?). Кое-кого тылки явно не рады видеть. Пойдем по нисходящему списку. Сыродя – единоличного хозяина АО Тылвинское – нигде нет. Это и понятно. Не царское дело среди тылков толкаться. Сыродю и в Чагино неплохо – в своем тереме за забором. А работает ТыМЗ или не работает – булькает там или не булькает… У самого Сыродя не булькает и не свербит. Вмешиваться он не намерен, и ворпаней своих усмирил. Делайте, что хотите! Какой у Сыродя во всем здешнем безумии интерес – скоро узнаем. Так или иначе, но Сыродя из списка вычеркиваем.

Вторая по значимости фигура (выдающихся габаритов, как в длину, так и в ширину) – очень заметная и не желающая, чтобы заметили – шеф службы безопасности завода Р.А. Поворотов. Мудрено не заметить эдакого гиганта с прямой, словно отрубленной макушкой. Он, естественно, явился на сборище. А как было не явиться, если по слухам без пяти минут директор ТыМЗ Васыр тоже пришел. Демонстрация игнора к новому старому начальству ничего хорошего Поворотову не сулила. Он занял позицию предусмотрительно с тыла – под стеной двухэтажки. Всех видел, а его… ну, надеялся, что его никто не видит. Вздернул плечи к ушам и, подняв воротник пиджака, попытался прикрыть подбородок и щеки. Навроде так – не трогайте меня, я в домике. Картофелина в гнезде (в подобие гнездовья?).

Вроде всех заслуженных лиц перечислили? Кто там еще в толпе? Ну, как бы… А! тылвинские ветераны. Мирон Пятнашков, Григорий Жадобин, дед Цыбин. Самая известная здешняя феминистка (и коммунистка) Агния Кулыйкина, к сожалению, не пришла, больные коленки воспрепятствовали. Прочая масса пенсионеров – чьих-то бабушек, дедушек, тетушек, дядюшек.

Мирон Кондратич Пятнашков опирался на плечо сына – то ли опирался, то ли не отпускал сына от себя ни на шаг. Сморщенной старческой рукой сжимал на Витькином плече шелковую рубашку олигарха, которая теперь тряпка тряпкой. На насмешки оба не реагировали. У отца с сыном произошел серьезный разговор – и уж точно не последний. Витька слабо чихал как Кефирчик – очевидно, простыл после купания в Негоди (отцу он сразу сказал, что не хотел топиться, глупость это). Другой кашкукский аксакал – Григорий Алексеевич Жадобин беспрерывно кашлял – сухо, надсадно. Ох, ох, старость – не радость. Надо бы Григорьевым здоровьем заняться – проверить его, подкрепить, подлечить. Но у лейтенанта Жадобина Клима Григорьевича – сейчас дел по горло. Как-никак, бунт назревает в Утылве. Вопрос, кто его переживет, и кто при погонах и должностях останется. И не только мэра касается. Когда все это закончится, прошлое не вернется. Напрасные надежды.

Председатель тылвинского Совета ветеранов – старичок Цыбин в модной в прошлом веке коричневой замшевой куртке – сильно нервничал и терзал рукой сухое горло. Он явился не один, а прихватил для поддержки и солидности прессу – родственника снохи, кортубинского журналиста А. Порываева. Тоже представитель беспокойного пенсионерского племени. Да, Андрей Гераклидович стал пенсионером по инвалидности, получив травму в листопрокатном цехе КМК. Все остальное случилось потом – работа в комбинатовском музее, литературное творчество (две выстраданные книги – «Огненное мужество» и «Цена жизни и стали»). В эпоху перестройки и гласности подвизался уже штатным корреспондентом областной газеты «Родные просторы» – солидного издания еще с дореволюционной историей, членствовал на постоянной основе в гремевшем в Кортубине дискуссионном клубе «Свободно мыслить!» (в клуб молодым человеком ходил нынешний губернатор).

Сейчас Порываев присутствовал на Синецветной в качестве корреспондента. Не упустил свой шанс. Действительно, нельзя обойти вниманием событие – нет, не масштаба, значимого для области, но такое… такое… просто сказочное в своей невероятности, нелепости, чудесатости. Написав статью «Ситуация на местах накаляется – и не только там», Порываев поехал за новыми фактами в захолустный степной городок. И не ошибся. Лично засвидетельствовал народное возмущение перед зданием МО МВД Тылвинский – снимков там нащелкал, записал речи на диктофон, но еще не решил, что делать дальше. Под какую статью подводить? Что оппозиция в лице Правого Блока оборзела и провоцирует беспорядки против властей? Даже боевиков привлекла из молодежной ячейки. Видные фигуры в руководстве Блока – М. Елгоков и Л. Чигиров – участвуют: один непосредственно на месте, а другой направляет по телефону. На первый взгляд логично, но потом вылезали нестыковки. Во-первых, новоизбранный мэр Утылвы С.Н. Колесников сам член Правого Блока и сменил на посту коммуниста В.И. Щапова. Путаница получается. Правый Блок что, сам себя свергает? Во-вторых, упомянутый М. Елгоков – родственник могущественного олигарха Г.П. Сатарова – не может действовать по собственной инициативе (не дурак же он? ну, можно не знать своего деда чекиста, но не знать, с какой стороны у тебя бутерброд маслом намазан?). Выходит, в областной элите произошел раскол, и между властями и бизнесом пробежала черная (явно не белая) кошка? Неизвестно, кто победит. Ведь ничего не стоит подать материал и так: местные структуры своими крайне непродуманными акциями (арестом тылвинских ребят – хороших, наивных, честных, ибо сын Наташи, юный Юлик, не может быть плохим) компрометируют губернатора, подогревают градус общественного недовольства (и без того высокий из-за закрытия градообразующего предприятия – ТыМЗ). Ох, на этой теме можно так обжечься… Кое-кто просек быстро. В Кортубине засуетились менеджеры Стальинвеста, зашуршали рыжими лапами и дорыли до редакции газеты «Родные просторы» – принято решение оставить статью «Ситуация на местах накаляется – и не только там» без продолжения, затем последовали консультации с губернатором, по итогам которых в Утылву пожаловал олигарх Г.П. Сатаров. Разумеется, журналиста не посвятили в политические хитросплетения, просто позвонили и скомандовали: возвращайся. Но ситуация затрагивала его лично. Андрей Гераклидович остался. Соединил приятное с полезным с тем, что посчитал нужным. Насладился старозаветным бытом, выспался на перине из гусиного пуха, полакомился местными блюдами (малыханской сметанкой, творогом, пирогами), сходил в баньку, покупался в Кляне, навестил могилки предков на северном кладбище. Совершенно отдохнул и обновился. Порыскал в Кашкуке, порасспрашивал родственницу Наташу Цыбину, пригляделся к обстановке. Андрей Гераклидович хотел написать продолжение статьи. Копил факты, сплетни и даже сказки – насобирал достаточно, единственно не понял – какова роль бабушки, которая недавно умерла? Даже если она – дочь легендарного Гранита Решова, то как ей удается с того света (или из подземного царства Энгру) влиять на происходящее? Загадка. Фигура старушки приобрела почти мистическое значение. Что готовилось произойти сейчас на Синецветной, вообще, не вмещалось в разумные рамки. У Порываева от обилия впечатлений голова пухла. Да разве только у него? Однако же сенсация!

И вот теперь главное – не за сенсацией А.Г. Порываев ехал в Утылву. Он и сам до конца не понимал, зачем. Его позиция отличалась шаткостью и непоследовательностью. Внук и наследник безвинно репрессированного священника церкви во имя Покрова прсвт. Богородицы Макария Порываева прожил стопроцентно советскую биографию – и совсем неплохо прожил. Ходил в старую (первую) кортубинскую школу, начавшую функционировать в бараке под руководством Г. Шульце. После школы поступил в обучение к специалистам металлургического факультета кафедры металловедения местного вуза, где преподавали такие мастодонты, как И.П. Елгоков с коллегами. Затем весь институтский выпуск строем пошел на комбинат. Промаршировали (прям как сейчас молодежная ячейка на Синецветную улицу) по площади Труда, мимо статуи отца основателя Аристарха Кортубина. Порываев десятилетия там ходил. Работал в листопрокатном цехе. Производственная травма вынудила уйти. Бытие определяет сознание. Музей – это не цех, разная информация и разные мысли лезут в голову. В девяностые годы с пылом новообращенного Андрей Порываев уверовал в демократию. Хотя сам не мог – по размышлении – сказать, чем плохо ему было при тоталитарном строе (бесплатно учился, лечился, ездил отдыхать по профсоюзным путевкам, ходил на демонстрации, писал рацпредложения, голосовал, получал квартиру в социальный найм и др.) Ну чего ему, Порываеву (старикашке противному!!) не хватало? Наговорить-то он мог много чего. Андрей Гераклидович ратовал за социализм с человеческим лицом, осуждение ужасов сталинизма (за дедушку Макария), за свободу и демократию (как раньше за мир во всем мире). Но что выросло – то выросло. И принесло разочарование – мудрое, зрелое горькое чувство. Вот зачем Порываев заварил эту кашу? Ведь все началось с того, как он появился в штаб-квартире Правого Блока и огорошил перспективного политика демократического толка М.М. Елгокова правдой про деда – сталинского чекиста Гранита Решова. Еще раз спросим: ЗАЧЕМ? Порываев так и не сформулировал конкретно. Не сказал, сколько вешать в граммах. Какая компенсация требовалась? Да, его дед Макарий умер в лагере. Да, обидчик деда, майор Решов, тоже помер, ненадолго пережив свою жертву. Все это верно, но… Но наследники чекиста палача живы! И процветают. Андрей Гераклидович со своим совковым менталитетом абсолютно бескорыстен. Он жаждал справедливости. Чтоб все честно, справедливо и бескорыстно! Убийственное сочетание. Страшней атомной войны. Все войны мы пережили и в большинстве их победили. А здесь против лома нет приема. Автор еще что подумал: ворпани тоже бескорыстны и честны до безобразия. Насчет же справедливости – достижимо ли? Однако каждый герой нашей истории старается. Тем и живы мы до сих пор.