– Конечно, конечно. Чего тогда Тамарка к устаревшим взглядам вернулась – к женишку полоумному, когда ей предлагали целый мир. Дворцы, яхты, автомобили, рестораны, путешествия. Бананы, кокосы, райские острова, собственное королевство. Гм, слишком много я обещала, вот эта куколка с кудрями под барашка и заподозрила… Но ты же умница! да еще современная. Для вас, нынешних умниц, главное – любовь. И ты убеждена, что у тебя все получится – и любовь, и счастье. В точности как в сказке. А как там в точности? Что в нашем захолустье живет подлинное счастье. Тихое, искреннее, незамутненное как вода в Виждае. Простое сказочное счастье, каким представлялось в детстве, когда бабушка рассказывала детям легенды Пятигорья, а дети слушали, затаив дыхание… Сказки, сказки! Заморочила головы Лидка Чиросвий! Примитив! Главные истины в жизни просты – если не сказать, примитивны. Люди счастливы не от власти, славы, богатства, впечатлений, других утех – они просто счастливы. Ага! Сказать бы это Граниту! Он и славы хотел, и власти, и других утех. И никогда ему не было достаточно. Как в Утылве. Когда тебе довольно того, что ты имеешь. И даже этим ты готов поделиться. Хорошо. Очень хорошо. Ты готова делиться? с другими дурами? Грицка всегда по бабам бегал, – вздохнув горестно, Варвара продолжила разоблачение. – Читала вам баба Лида сладким голосом. По легенде в здешнем краю счастье и родилось. На горе Марай. Пятой – особенной – вершине Пятигорья. Солнечные блики плавали в водах озера Виждай. Зеленые стебли источали душистый сок. Расцветали пышные красные бутоны редвиеев. И красный свет просачивался сквозь свежие воздушные потоки. Истинный рай, известный тылкам. Здесь не могло произойти ничего плохого, трагичного. Если лечь на вершине Марая, утонуть взглядом в голубой выси, то не утонешь, а наоборот, взлетишь – пусть лишь в воображении. Но почему бы и нет? Ведь покровительница людей Кама летала, и ее свита состояла из крылатых корыльбунов. Все верно. Да только Кама не спасла дивью девочку Калинку! Должно быть, от великого счастья Калинка разродиться не смогла…

Машутка гримасничала, хотела заткнуть уши. Но серебристый голос звучал, а она принуждена была слушать ведьмины коварные речи. Не могла бросить Вано ни при каких обстоятельствах. И вот те самые обстоятельства обретали весьма угрожающий характер. Тишины не было вовсе, нигде. Гул начался еще с ночи, когда пришла синяя волна с Богутарской степи, к ней добавился таинственный шорох от сложенных лап бесчисленных ворпаней, остановленных на восточном въезде в Утылву – они там продолжали стоять столбиками, выжидая. Но не из-за этого тревога Варвары. А она тревожилась и очень спешила. Была причина. ЭТО неумолимо приближалось – становилось больше слышимым, а скоро уже и видимым. Усиливающийся гул и грохот невозможно перекричать. Потому Варвара решила перехватить Вано в подъезде, не прерывая внушать Машутке нужные (отнюдь не для той!) вещи. У ведьмы получалось находиться сразу в нескольких местах – на улице Синецветной, в бабылидином дворе и в подъезде. Хотя в это время она находилась именно в своем собственном гнездовье. Чудесато.

– Погоди, – Ивана окликнули в темном и низком тамбуре подъезда. – Не спеши. Нет ее. Убежала. И след уж простыл.

– Я пойду и посмотрю. Говорят, нельзя тебе верить. Обманываешь виртуозно. Это представление сейчас на площади, когда ты всем седалища отбила…

– Тылкам полезно. Их болевая точка… Но ты слушай! Только мне и можно верить. Я всегда правду говорю. И тебе тогда говорила. Но ты же не слушал! И к чему привело! Все несчастья в твоей жизни из-за того, как ты девок выбираешь. Исключительно неудачно. Уже история с первой – Калинкой – должна была надоумить! предостеречь. Эта Калинка с детства чокнутая. Русалка с хвостом. С русалочьими мозгами. Такую позовешь – пойдет, скажешь ей – с Марая прыгнет. Но ты заладил: люблю, люблю! Поспешил ты ей любовь подарить. Ребенка заделал. А она слабая, чтобы от тебя родить. Ее сестра подошла бы лучше. И красива, и сообразительна – не дурочка Калинка. С Фаинкой у тебя сложилось бы. Достойная жена майора – даже генерала. Даже наркома!! Верная боевая подруга.

– А если я не хотел с ней? С той, которую мне подсовывали? – из чувства противоречия отвечал Вано. – Чего это я должен? Своим умом хочу жить.

– И как твоему хваленому уму помогло, что твои мозги вместе с осколками черепа разлетелись в том подвале? Чпок! и все тут… Нет, можа и не столь живописно – аккуратная дырочка, череп цел. Результат один. Ведь ты сам, ты сам… Вторую – барыньку – опять не по уму выбирал, а по любви. Сука – эта любовь. Классово чуждый элемент. Ты сам подставился. Вспомни, где вы жили – и как народ тогда жил! Перенаселенные брезентовые поселки, лагерные бараки, землянки в березовой роще. Твоя холеная барынька глаза людям колола! Высыпалась на перине, вставала к полудню, кофий пила. На рояле бренчала! И, вырядившись в платье в горошек, шляпку, перчатки, замшевые лодочки, шла гулять. Не по стройплощадке, не в барачной зоне, а в единственном цивильном месте – на единственном в округе тротуаре с чахлыми деревцами и декоративным синим кустарником. Променаж возле резиденции начальника лагеря – возле твоей резиденции!.. Любовь сгубила. Ну, не совсем – но также послужила поводом. Буржуазное перерождение, моральное разложение! Женитьба – пятно на чистейшей анкете. Ты же писал в биографии. Бедняцкое происхождение. Батрачил на хуторах и селах. В восемнадцатом году пошел добровольцем в ряды РККА. Сражался с дутовцами, участвовал в обороне Оренбурга. В числе первых вступил в комсомол. Затем учеба на курсах комсостава, командировка на Западный фронт. Участие в войне с белополяками. Служба в погранвойсках. Принятие в ряды ВКП(б) как знак высокого доверия. Работа в органах НКВД. Опять учеба в Москве. Не подкопаешься! Далее дословно: «на всех постах добросовестно и ответственно стоял на страже государственной безопасности, беспощадно боролся с врагами народа». И как водится: «взысканий по партийной линии не имел и не имею. Раскулаченных, высланных, проживающих за границей родственников не имел и не имею».

– Я такую муру писал?!

– Нет, я! – возмутилась Варвара и лишь на секунду отворотила пылавшее гневом лицо.

Этой секундой Вано не преминул воспользоваться. Не желая участвовать дальше в воображаемом диалоге (где собеседник-то? или собеседница – может, лишь голоса в голове – свои участие во всеобщем безумии), он толкнул подъездную дверь и выбежал наружу. Контраст между полумраком подъезда и ярким солнцем, белым облаком на фоне зеленой листвы ослепил Вано.

*****

На улице поднимался ветер. Трепал веревки с прищепками на столбиках (хорошо, хоть белье не сушилось). Хозяйничал в палисадниках. Вздымал тучи пыли и комья земли. Гремел почернелыми досками в сарайках и кусками шифера на крышах (Мобутин барак, вообще, рисковал остаться с голыми стропилам). Деревья трещали и прогибались. Особенно вызывала опасения ирга. По местной легенде дерево посадила сама бабушка, когда после окончания Орского педагогического института приехала по распределению в Утылву и поселилась в комнатке в коммунальной квартире на втором этаже. Кустарник с легкой Лидиной руки вырос в целое дерево до окон учительницы, плодоносил ежегодно – ягоды собирали, варили варенье, птицы зимой лакомились. Ирга старая, ветки корявые, сухие – могут надломиться. Но располагалась вплотную к дому, а Машутка с Иваном на лавочке посередине двора.

– Это что у нас на Урале – торнадо? Только что было тихо. Неподвижно. И даже облако сидело в зеленых ветках – в их просветах… Хотя землетрясение уже случилось, асфальт потрескался… Говори быстро, Машутка, кого искать надо. Не то скоро не до поисков будет…

– Я все слышал, – раздался голос. – Пока вы тут болтали, никого не стесняясь – между собой и с ведьмой. А я был тут!

Странные голоса в Утылве. И не только в голове. Именно этот голос впервые прозвучал для Влады – сестры Вано, когда она, перехватывая последние скобы на башне, уперлась своей макушкой в непонятное препятствие. Кортубинка ни за что не догадалась бы, что это голые пятки – не чьи-нибудь, а корыльбуньи. Да, правильно, пятки и этот голос. Но Влады сейчас во дворе нет. А Вано не было тогда на башне. В то время как корыльбун Панька присутствовал. Машутка сразу признала голос своего приятеля.

Максим Елгоков тоже узнал бы – не голос, а Паньку. Видел при обстоятельствах, которые – даже если бы захотел – забыть не смог бы. Реальная угроза убийства. Наклоненное лицо, плоские, некрасивые черты, искаженные в яростной гримасе – прямо что-то звериное чувствовалось. И крепкая палка, со свистом ударившая Максима по коленям. Выполнено мастерски! Несчастный тогда рухнул как подрубленный. Да за что же, а-а?! Максим не виноват в смерти бабушки. Он никому не хотел зла, в Утылву приехал с бескорыстными намерениями и на бабылидино наследство не претендовал. Ему, вообще, ничего не надо. Эдакий белый котик Максик, много раз реально пострадавший – можно сказать, репрессированный. Сказочный мучитель напал на него то ли во сне, то ли наяву, непонятно. Но помнил Максим очень хорошо. И имя мучителя – Панька. Дюша кричала, чтобы предостеречь.

– Панька! Панька, ты что творишь, стервец!!

У Максима до сих пор на этот счет весьма путаные мысли. Зачем нам вникать? Тем более Максима здесь тоже нет. Пусть думает, что хочет.

Сейчас (и тогда же) в бабылидином дворе были только те люди, кому надлежало быть. Сказочная парочка. Только в этот раз не Грицан с Калинкой, а Вано с Машуткой. Ждали именно их. Кто ждал? Панька ни за что не признается. Понесет околесицу. И не один Панька терпеливо ждал.

– Панька! Покажись! – Машутка топнула ногой. – Мы знаем, что ты здесь. Где же еще.

– Это дружок твой? – Вано высказал недовольство. – Сколько у тебя дружков? Вся Утылва? Сегодня один, завтра другой. Я пока действующий или уже пора навылет?

– Скажешь тоже! Иль полетать хочется? Столбики сверху посчитать?.. Скоро столбик вырастет – такой до неба. Всем столбам столб! – опять Панькин голос.

– А нам-то что? – Вано посмотрел вокруг, затем обернулся к Машутке.

– Нам туда и надо. На гору, – просветила она.

– И что мы там забыли?

– Как что? То самое гнездовье. Убежище синей ядки. Нашей Варвары, – Машутка устала объяснять.

– Что-то вроде – пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что…

– Узнаешь! Некогда лясы точить!

– Почему же? Есть еще время… – корыльбун успокаивал обманчиво. – Ветерок подул и затих… Вот! Уже и нет времени! Ур-ра! Гра… кра… Кранты!..

– В эту минуту в бабылидином дворе загрохотало – то есть, загрохотало во всем Пятигорье, и стало слышно в Утылве.

– Это ОНО!! – опять загадочные слова Машутки.

Трах-тарарах!.. Небо над бабылидиным двором и над городком словно взбесилось. То, о чем все время говорили большевики, что предчувствовалось, готовилось, нагнеталось – свершилось! В вышине – над цветным маревом, что окутывало сейчас Утылву – раздались громовые раскаты. Удары следовали один за другим – все чаще, сужая промежутки, и, наконец, слились в сплошной грохот.

Бедные уши тылков! Их поразила боль, а потом глухота. Люди на площади перед заводоуправлением странно улыбались, смотрели вокруг, жестикулировали, пытаясь понять. И ничего не понимали. Словно весь городок пал жертвой коллективной контузии. Такое состояние продлилось несколько времени, прежде чем снова услышали – чего? да то же неумолчное грохотание. Что это было?

Еще ночью от ядкиной волны из Богутарской степи сотряслись дырявые стены хижины козопасов на горе, но это можно было назвать лишь достаточно ощутимым дуновением – ничтожным перед нынешней колоссальной небесной канонадой. Грохотало так – грохотало везде. Созданный Энгру мир сотрясался каждой клеточкой. Подумаешь, у Варвары для устрашения толпы треснул асфальт – детские шалости! А здесь и сейчас проснулась магия более сильная – несравнимо сильнее. Образно говоря, раньше были синие цветочки, теперь красные ягодки. Не волчавника, нет.

Вдруг откуда ни возьмись, налетел ураганный ветер. И перепахал мирный городок.

В бабылидином дворе две смешные фигурки – Машутка с Иваном – вцепились друг в друга и рухнули в стрекозиную клумбу – только там и уцелели. А на заводской площади уронили целую толпу. Люди попадали как груши с веток. С нашего мироздания, стоящего на древних железных рыбах и чудом удерживающегося в равновесии – в относительном покое. Только сегодня покоя не будет нигде. Это даже не Энгру решил – сами тылки того добивались на протяжении всей нашей истории. Вот и получили! Радуйтесь теперь.

Радости не видно и не слышно.

Стеклянные витрины на модернизированной центральной проходной ТыМЗ жалобно звякнули – бзинь! Побежали извивы трещин – по аналогии с треснувшим асфальтом. Грохот продолжался – заполонил все, стал уже фоном. Слух адаптировался, и даже где-то на грани восприятия звенело. Очевидно, в Утылве не уцелело ни одного стекла – ни в частных домах в Кашкуке, ни в многоквартирниках в Новом Быте, ни в бывших совхозных коттеджах в Малыхани, ни даже в Сыродиевском сказочном тереме в Чагино. Дождь из осколков сошел с двухэтажки по Коммунальной, 6 – стекол лишились и рассохшиеся деревянные, и пластиковые рамы. У Таи Елгоковой на втором этаже сознание отрешилось от тела. В обмороке тихо сползла на синий диван.

На Синецветной улице ветер раскачал гигантские зеленые стебли и начал нещадно драть синие цветы. Полная иллюзия, что в зеленой чаще заметались темные крапины зрачков в синей оболочке – запульсировали быстро-быстро – сужались и расширялись. Стали невидящими, даже беспомощными. Варвара словно лишилась своей силы.