Попятившись, Поворотов наткнулся спиной на что-то твердое – на выставленный кулак. Вывернул шею – близко маячило худое, напряженное, неприятное лицо Тулузы. Уголовник тоже прятался – под солнцезащитными очками. Но это был он! Губы улыбались, а зубы сжаты до хруста, до боли. За темными стеклами дикие глаза. Только капли на кончике порезанного носа не хватало. И пистолета в крепкой, жилистой руке. Поворотов ощутил спазмы в животе.

– Че, жиртрест? Брюхо поджал? Помогай начальнице. Женщина слабая, беззащитная, а ты, мордоворот, трухаешь!

– Что? Я? – голос Поворотова задрожал. – Не имею отношения! Чуть что – сразу Поворотов. Крайним делают. Каждой бочке затычка!..

– Ну, уж такая затычка… И такая бочка…

– Попрошу в рамках закона! Я здесь в некотором роде представляю… Это сборище незаконно! Никто ни с кем не собрался… Я вас, вообще, не знаю. Всякие сомнительные личности… Пачкаться не желаю!..

Выдав несколько разрозненных выкриков, Поворотов счел, что отбился. Поспешно покинул сборище, завернув в ближайший двор.

Тулуза остался пыхать злостью. Поднял скрюченные пальцы (и самого Тулузу скрючило) и махнул ими – попробовал повторить в воздухе жест ворпаней на мосту, когда ему нос порезали. Уголовник мог бы, конечно, броситься за предателем, но мысль о бесхозном грузовике проклюнулась под его черепом. Лучше не затевать драку. Хотя руки чесались. И шрам на носу горел.

Из укромного места, куда спрятался Поворотов, раздавалось бормотание.

– Нет уж. Вы, уважаемая Варвара Ядизовна, и вы, Генрих Прович, как-нибудь сами. Ваши возможности с моими не сравнить. Да и чего я должен ради вас… И прочие тоже. Владимир Игнатьевич, Борис Сергеевич, Сергей Николаевич. Вы – наши руководители, вы вправе… А я ни за кого на баррикады не полезу. Вам всем на моих детей плевать – кто их кормить станет. Уволили тогда – и ладно… Даже хуже – если что случится, поставят звезду с лучами и забудут. И как хочешь тут… А я не хочу!

Пусть Поворотов как хочет. Толпа уже не вспоминала про шефа СБ ТыМЗ. Была занята другим. Зрелищем поверженной директорши.

– Ишь перед смертью не надышится.

– Не-ет, мужики. Одно дело – в драке зацепить или даже убить, не дай Бог… Действительно, не дай Бог…

– Пусть она ведьма, но она баба… – раньше тылки выражались наоборот. – Да в Утылве все бабы – ведьмы. Их всех придушить не мешает. Вон как тебя, Людка… Кроме покойной бабы Лиды. Добрая, светлая бабушка…

– За что ты меня теперь чихвостишь, Колька? Бессовестный! И к бабе Лиде я со всем уважением… Дохаживала ее…

– Вот правильно ведьма говорила – ничего мы ей не сделаем. Слабину дадим.

– А может, и сделаем…

– Угу. Пробовали уже. Протрясло всех. Как мы пятыми точками на асфальте прыгали… И не одна же она. С ней ворпани. Рыжая нечисть…

– Ребята, ворпани стояли и смотрели, как Иринка колошматила директоршу. Вот тебе друзья товарищи! по подлым делам… Подлые и есть… Посмотреть вначале на ведьму – вдруг она уже того… окочурилась. И руки пачкать не придется. Померла – так померла…

Варвара не напрочь лишилась чувств – не померла, а услыхала нелестные разговоры. Ее лицо скривилось то ли в гримасе, то ли в усмешке. Уголки губ приподнялись. Она что-то промолвила – беззвучно, едва шевеля губами. Вздела холеную белую руку в указующем жесте, но рука, не дойдя до середины, упала, и вишневые нокотки окунулись в асфальтовую пыль. Ведьма признала поражение.

Сказочный синецветный лес, прочувствовав свою хозяйку, стал блекнуть, бледнеть, исчезать при ясном белом дне. Это лес так превращался – дематериализовался. Вскоре можно было разглядеть лишь смутные очертания гигантских стеблей – колыхающуюся синеватую дымку – столбы дыма.

Только мы же с вами не сказочники. И твердо знаем: если где-то что-то убыло, то в другом месте прибыло. Закон, который исполняется везде – на земле и в подземном царстве. То есть, синецветный лес исчез перед заводоуправлением – а где он в ту же секунду материализовался? Только вопрос – и сразу ответ. На Марае – где же еще. И там действовали тылки. Сразу на двух фронтах.

– Куда она пошла? Варюшка с сумкой? Кого теперь перебинтовывать? Командир ведь не ранен… Нам за ней? В эту чащобу? – спросил Вано.

– Есть другие варианты?– хмыкнула Машутка.

Несносная девчонка! Но парень не спорил. Раздвинул ближайшие одеревеневшие стебли – какое там! не стебли, а стволы деревьев. Парочка проникла в тенистое место. Ощущение, что оказались в настоящем лесу (в том самом, материализовавшемся).

Невероятно. Чудесато. Отродясь не было лесов здесь – на границе гор и степи. Возможно, когда-то давно – еще в эпоху одиночества Энгру – здесь существовало древнее море. Закипали серебристые волны, плескали хвостами чудо-юдо-рыба-киты, русалки распускали по воде свои зеленые волосы, а на берегу росли гигантские папоротники и одуряюще пахли, над ними порхали гигантские стрекозы – корыльбуны. Все как в сказке, но без сказочного леса. И в реальности нынешняя местность – удивительный пример геологического развития, когда сошлись – врезались друг в друга – архаичные плиты, горы и равнины – и никто не уступил, морская впадина поднялась и пересохла. Здесь – самая крайняя, южная оконечность Уральских гор – вернее, того, что от них осталось. Южнее – уже казахские степи. Уходящие в бесконечность и вначале прерываемые сглаженными возвышенностями. Вот так неожиданно вздыбливаются складки – как проступает твердый хребет, что не является частью Уральских гор, но гораздо их старше (наверное, про этот хребет и его часть – про гору Марай – говорилось в сказках Пятигорья). Рощицы в степи выступают как мираж – глаза отказываются верить в реальность зеленых островков – откуда здесь взяться широколиственным деревьям? – березам, зарослям ивняка, высоким стеблям с мясистыми листьями и пр. Только если рядом речка или подземный водный поток. Но, конечно, кустарники не могли выдурить на высоту деревьев. Опять же невероятно здесь.

Тем не менее, Вано с Машуткой попали в лес – настоящий или сказочный. Лес на горе. Гора в степи. Яйцо в утке, утка в зайце, заяц в… Где заяц-то? и зайцы. Клобы сейчас на заводской площади прячутся за крыльцом, предают Варвару. Здесь ни ворпаней, ни кого-то (или чего-то) еще не должно быть.

Где на сказочной поляне
Сундука под дубом нет,
Зайца с рыжими ушами
На траве пропал и след.
Утка в сером оперенье
Улетела с яйцом,
А иголка в стоге сена
Затерялась с тем концом…

С концом нашей истории??

Вот оно, самое таинственное место, где находится гнездовье с заключенной ведьминой силой. Пора положить колдовству конец!

Парень с девушкой замерли. В лица им пахнуло прохладой и кислой сыростью. Машутка сморщила носик. Ядка источала характерный запах. Что вокруг все живое дохло – даже мухи.

Гостей окружало сказочное Варварино царство. Толстые древовидные стебли. Каменная коричневая кора сплошь в буграх как в бородавках. Мощные корни уходят в землю (достигают и пьют из подземной реки), часть их расстилается поверху. Разлапистая сочная зелень, заслоняет солнечный свет. Белый день снаружи, а в лесу укромный полумрак. Редко нарушаемое уединение. Затейливая зловещая красота.

Молодые люди стояли, очарованные ведьминым соблазном, и стебли – со скрипом, словно разговаривая – тянулись к ним, листы с шелестом обнимали и оборачивались вокруг рук, ног, туловища, один лист на уровне Машуткиного роста чуть не залепил смаху девичье веснушчатое личико: чпок! Машутка закричала, пытаясь отстраниться. Иван не без труда разогнул на сторону ядкины назойливые лапы, вспоминая, как надлежит орудовать мачете в густых джунглях. Но у Вано не было ни мачете, ни любого тесака, ни палки – никакой, даже Щаповской. Он прикрывал Машутку своим телом.

– Надо идти. Но непонятно, куда. Лес заполнял это укромное место, как гора Марай заполнила внешний мир . В густой тени все стороны света перепутались…

– Можно ведь и забрести. И не выбраться потом… – усомнился Вано. – Как возникли здесь махровые джунгли? Ядовитые растения.

– Это ядка ядовита… Очень плотоядна она… Погоди… Поискать надо. Указатели.

– Какие указатели? Что тебе в голову взбрело? или забрело? Лес кругом – девственные дебри… Ах, предполагаю! Где-то должен быть вкопан в землю камень с надписью: прямо поедешь – коня потеряешь. Как во всех сказках. Но у тебя же не конь, а кот. И мы же не приехали – мы прилетели… Ой! ёй! ё-о-ой!..

– Ты чего?

– Ногу… больно… Нет, не сломал… Обо что я ударился?.. Ха! накаркал или намавкал. Здесь плита… Гранитная плита – прям на погибель… И надпись – прям как я предсказывал… Вот. Читай. «Памятник установлен …числа 1928 года в честь героя большевика К. Солина и его товарищей, погибших в бою с белоказаками за установление справедливой власти на земле». Что это?!

– Ясно. То есть, мы правильно идем.

– Уверена? Хоть куда, но мы дойдем!.. Интересно, куда. Это ведь комиссар Солин, которого мы хотели спасти? Не однофамилец и тоже герой гражданской войны на Урале? Одни герои кругом – но не мы… Кошмар. Ничего не успели, комиссар уже убит и даже похоронен, и памятник ему вот… стоит… торчит из земли… Меня глаза не обманывают!

– Помер комиссар. Скончался, значит. Лишился дивора. Вы с Мобутей не успели. Не судьба. Я рада, что ты не побежал спасать комиссара. Другие же бойцы из отряда – и сам командир – не побежали. Зато живы остались… Надо успеть другое… И я знаю, кто нам нужен…

– Кто? Ты называла Мобутю? Молодого деда уже без белой бороды? Зачем тогда мы его оставили с тем красногвардейцем? У них оружия нет.

– С Анютиным. И не про Мобутю я говорила. У него на Марае свое дело. У нас свое. Неча спихивать!..

– Я не спихиваю. Просто предположил… Не хочет дед – и не надо. Ему награду за заведомо проигранный бой не дадут. Тем более комиссара уже похоронили… Других помощников нет. Разве что этот Сашок. Но он очень испуган. И за себя, и за командира Кортубина.

– Не они. Конечно, не они. Мобутя сейчас на Шайтанке воюет – плохо ли, хорошо – как получится… Ну, не получится, что ж, – Машутка оглядывалась и все кого-то искала. – А вот и наш помощник. Кефирчик! Кис-кис!

– Кот? Как нам поможет твой кот? Утопия!

– У него очень острый нюх. Он всегда с улицы выбирал, в какое окошко залезть за превосходным салом. Ни разу не ошибся.

– Нет здесь сала! – Вано вышел из себя. – Скорее, мы – сало, пища для ядки.

– Кефирчик! Нюхай! Нюхай!.. Кефирчик, ищи!.. На тебя надежда…

Кот соизволил прислушаться к девчоночьей просьбе. Стоя на белых лапах и вонзив когти в землю – в корни ядкиных стеблей – он замер царственно. Розовый нос втягивал кислый воздух. Хвост распушился и вибрировал. Так выдержав недолго, Кефирчик с явным намерением юркнул в чащу. Повадки прирожденного охотника – ловкие, бесшумные. Листья не успели не то, что уцепиться за его длинное, сильное тело, но даже прошелестеть вслед.

– За ним! – Машутка, наоборот, наделала шуму, ринувшись в заросли, не разбирая дороги. А и не было дороги-то, и не было, куда свернуть – ни налево, ни направо. Ну, понятно, что обратной дороги тоже нет. Остается только вперед!

– Остается думать, что твой кот знает, куда идти… Смешно – кот знает, – Иван быстро догнал Машутку.

– Знает он! Не сомневайся. Ядка где-то рядом. Кефирчик чует. Эвон подрал!.. Давай сделаем то, зачем пришли.

– Да я бы рад! Готов я… Где этот кот?!

Парочка дальше пробиралась в чащу. Они шли и шли, ориентируясь на белое облако, плывущее между древовидными стеблями. Вдруг Иван обнаружил, что может видеть больше. Впереди заструилось голубоватое свечение – сперва тонкое, дрожащее, потом ярче и резче.

– Это тут! – почему-то прошептала Машутка, ткнув пальцем – и палец у нее выглядел негнущимся, неловким, каким-то деревянным (этот палец от сжатого кулачка, в котором ведьмин дивор). Ядкино гнездовье почувствовало близость недостающей части – третьего лепестка – и включилось, начало притягивать как магнит. Неведомая сила властно повлекла девочку, вынуждая ее совершать возбужденные движения, становясь все ближе и ближе.

– Осторожно! – Вано схватил девчоночью руку, страхуясь от непредсказуемых фокусов.