– Ты меня не узнал, папочка? – с ноткой обиды произнесла девочка и ещё крепче прижалась к нему, отчего жар проник под одежду, разливаясь по замёрзшему телу.

– Конечно, я тебя узнал, милая, – соврал Михаил, изо всех сил пытаясь совладать с усилившимся жаром, от которого на лбу проступила испарина. – Но ты же умерла…

– Нет, папочка. Зачем ты мне говоришь такие вещи? – обиженно спросила девочка, и только теперь Михаил Иванович стал узнавать черты лица своей любимой дочери.

Те же большие голубые глаза и аккуратный точёный носик. Вьющиеся белые волосы, перехваченные забавной заколкой в виде собачки. Сейчас она выглядела точно также, как в тот день, когда произошла авария. Всё то же ситцевое белое платье. И забавные босоножки, купленные в подарок на одиннадцатый день рождения. Как сейчас он помнил, сколько же пришлось тогда работать, чтобы сделать этот подарок. Тяжёлое финансовое положение заставили уйти в дальнобойщики. Недельные разлуки с семьёй стали понемногу компенсироваться хоть какими-то выплатами.

– Я, я… – запнулся Михаил. – Прости меня…

– Не извиняйся, папочка, это всё они, – в бесконечной синеве её глаз промелькнули красные огоньки. – Ты ни в чём не виноват, ты всё сделал правильно…

– Да, милая, но почему ты до сих пор здесь? А как же рай? Ты должна попасть в него. Разве нет?

– Я не могу уйти. Я очень хочу кушать, папочка…

– Но ты умерла, – повторил Михаил – я похоронил тебя, так же, как и твою мать.

– Нет! – рявкнула девочка и тонкой нежной ручкой резко провела по его лицу.

На огрубевшей коже проступили алые полоски. Из оставленных когтями ран просочилась кровь. Грузовик вильнул на пустынной трассе, но удержался, едва не снеся знак ограничения скорости.

– Ещё немного папочка и я тебя отпущу, – так же нежно и ласково промурлыкала девочка и поцеловала Михаила в окровавленную щёку. Отчего на её губах остались кровавые подтёки, которые она слизнула длинным тонким язычком.

Впереди замаячили отблески очередного мрачного и дождливого рассвета.

***

Глухой стук в дверь разнёсся по пустому коридору гостиницы. Уже пятнадцать минут Анна настойчиво пыталась разбудить своего начальника. Наконец, за дверью что-то закопошилось, громко бухнуло и разбилось.

– А, чёрт, – послышался недовольный голос, – какого хрена?

– Алексей Олегович, это я!

– Головка от часов «Заря», – пробубнил её начальник по ту сторону двери. – Что тебе надо?

– Алексей Олегович, звонили из райотдела, Федунин пропал, – взволнованно доложила Анна.

Дверь тут же резко распахнулась. В нос ударил едкий запах алкоголя смешанного с ядовитым перегаром и приправленным табачным дымом. На пороге, держась за дверную ручку, в одних трусах стоял её руководитель.

– Как пропал? Куда пропал? Вообще сколько сейчас времени?

– Половина седьмого, – быстро взглянув на часы, ответила Анна.

– Вот же блин… Звонить ему пробовала?

– Конечно. Абонент недоступен.

– Ладно, проходи, сейчас я оденусь и разберёмся, – он отошёл в сторону, открывая путь в номер.

По всей комнате были разбросаны алюминиевые банки из гостиничного мини-бара. На столе стояла початая бутылка водки, носящая гордое название «Столичная».

– Да уж, – укоризненно произнесла Анна, открывая окно, за которым продолжал барабанить осенний ливень.

Алексей Олегович сделал вид, что не заметил осуждающих охов и ахов напарницы, собирающей пустые банки. Хотя, может быть, ему и в самом деле было на неё всё равно.

Спустя десять минут они уже ехали в служебном автомобиле на то место, откуда предположительно пропал их коллега. Пост ДПС оказался оцеплен тремя нарядами и окружён сигнальной лентой. Обнаружить удалось немного. Засохшие следы крови недвусмысленно намекали на незавидную судьбу лейтенанта Федунина.

– Как, чёрт вас дери, он тут мог остаться один? – Мартынов не на шутку распалился на растерянных сотрудников постовой службы.

– Товарищ полковник, мы предлагали ему поехать, но он отказался, – испуганно оправдывался молодой парень с погонами сержанта, – очень переживал, что упустит кого-нибудь.

– Да-да, мы предлагали, – подтвердил другой.

– Предлагали, блин. Уволить вас надо нахер! – продолжал Мартынов. – Какие есть зацепки? Может быть следы, записи с камер наблюдения? У вас же тут целый пост выставлен!?

Сотрудники стояли молча, изредка переглядываясь друг на друга.

– А, чёрт с вами, придётся всё самому, – махнул на них Мартынов и пошёл к Анне.

На душе у него кошки не просто скребли, а орали во всю глотку. Нетрудно было догадаться, из-за кого Федунин остался дежурить один.

– Кому он хотел что доказать? – корил себя Мартынов. – Молодой и такой глупый. Ну, надо же быть таким ответственным… Или безответственным? Неужели он и вправду думал, что кто-то оценит подвиг на этой неблагодарной работе? Кому, нахер, мы вообще сдались? Копаемся в грязи, получая подачки в виде нищенской зарплаты. А ради чего? Усмирить свои детские травмы? Доказать что мы герои? Хер на палочке! Мы просто клерки…

В это время Анна уже беседовала с местным следователем и записывала на листочек какие-то цифры.

– Ну что там? – уже более спокойно спросил Алексей.

– Тут особо ничего. Кровь отправлена на анализ. Протектор следов грузовика очень схож с тем, что мы уже видели.

– А как же это? – он указал на висевшую прямо над головой дорожную камеру.

– Проверили, запись обрывается ровно с половины второго, – парировала Анна, – тут есть одна зацепка…

– Какая?

– Мне дали адрес психологического диспансера.

– Ммм… – многозначительно промычал Мартынов. – И что? Сама туда сдаться хочешь или меня прихватишь?

– Думаю, пока рано, – не оценив юмор руководителя, холодно парировала Анна. – Там есть некая дама, кажется, она что-то видела. В любом случае нужно проверить. Тут и так слишком много народу. Если они что-нибудь найдут, мы обязательно узнаем.

Впервые Алексей смог оценить настойчивость и харизму этой миниатюрной, но в то же время сильной девушки. Чем-то она его зацепила, но признаваться самому себе в этом не хотелось. Чересчур большая разница в возрасте, не говоря уже о взглядах на жизнь.

– Хорошо, едем, – деловито скомандовал он. – Я всё же надеюсь, что Федунин ещё жив…

***

Больничная палата совсем не напоминала стереотип о психушках с мягкими стенами и сумасшедшими людьми, представляющими себя великими Наполеонами. Всё выглядело вполне заурядно для российской глубинки. Обшарпанные стены, долгие годы не видавшие свежей краски. Мрачные медицинские сёстры с понурыми лицами, сопровождающие не менее грустных пациентов. Как-то раз Мартынову доводилось бывать в подобных учреждениях. Знакомый врач рассказал много грустных историй о несчастных стариках, которых сдают их «любимые» детки, дабы побыстрее продать их квартиры и купить очередную дозу. Истории серийных убийц, пытающихся доказать свою невменяемость и вместо сырой камеры отправляющиеся на принудительное лечение. Серая унылость, помноженная на многократное безразличие общества. Не это ли настоящий ужас?

На пути Алексея и Анны попалась медицинская сестра, вежливо указавшая на кабинет главного врача. Рядом с ней шёл неприятного вида мужчина, одетый в белый медицинский халат. Он встретился взглядом с Анной и дурашливо улыбнулся, оголяя гнилые жёлтые зубы. В его жесте не чувствовалось агрессии и, уж тем более, угрозы. Девушка прижалась поближе к Алексею и подальше от широко открытых похотливых глаз странного мужчины. С виду Мартынов сохранял каменное спокойствие. Даже тогда, когда этажом выше раздались истеричные крики, сопровождающиеся громким смехом.

– Жутковато тут, – призналась Анна.

– Нынче весь мир такой, остальных просто ещё не поймали, – Алексей открыл дверь кабинета главного врача.

За столом сидел седой мужчина преклонных лет. Из-под густых белых усов торчала старомодная курительная трубка. В душном кабинете приятно пахло табаком.

– Товарищ полковник, – привстав из кресла, услужливо произнёс заведующий отделением и протянул руку.

Мартынов крепко её пожал.

– А вы? – он вопросительно посмотрел на Анну.

– Пылёва, лейтенант Пылёва, – представилась девушка.

– Хм, не думал, что у нас ещё остались столь прекрасные блюстительницы правопорядка, – оценивающе констатировал заведующий.

– Остались, – Анна вежливо улыбнулась.

– Итак, Геннадий Петрович, мы сюда по делу, – уточнил Алексей.

– Знаю, знаю, – перебил его заведующий. – Мы уже всё подготовили. Как только она поступила, думали кранты ей, но нет же, выкарабкалась. Сильная баба оказалась. Ой, простите, женщина, – спохватился заведующий, бросив извиняющийся взгляд на Анну.

Та сделала вид, будто не слышала столь грубого пренебрежения. Если честно, то и сама Анна не особо жаловала представительниц одного с ней пола. Считала их тупыми крикливыми швабрами.

– Тем не менее, – продолжил Геннадий Петрович, – разговорить её не получилось. Она постоянно твердит о каком-то грузовике и жутких чудовищах. Имени своего не помнит. В объяснениях постоянно путается. В общем, ничего путного. Мы дали ей сильнодействующее успокоительное, но состояние чрезмерного шока до сих пор не позволяет восстановить поражённые участки сознания.

– Как давно она тут? – спросил Алексей.

– Два дня. Её доставили позавчера ночью. Хотели вначале везти в обычную травматологию, но её неадекватное поведение и постоянные крики… В результате почти сутки ушли на то, чтобы её просто успокоить, не говоря уже об оказанной медицинской помощи. Вы бы видели, во что превратились её руки и ноги. Жуть просто. Хорошо, что у нас на территории комплекса есть специализированные хирургические палаты для наших, так сказать, «гостей». Мы до сих пор ломаем головы, как можно было так покалечить себя.

– Почему вы думаете, что она сама себя покалечила? – поинтересовалась Анна.

– Дамочка шла полуголая вдоль дороги. Со слов полицейских, каких бы то ни было следов маньяков или насильников поблизости обнаружено не было, а, судя по сумасшедшим рассказам, такое поведение свойственно людям с суицидальными наклонностями. Вдобавок, не совсем легальные препараты в её сумочке вряд ли нужны были здоровому человеку. Наркомания, знаете ли, разрушает мозг. Человек сам того не подозревая становится способен на страшные поступки, даже по отношению к самому себе.

– Мы можем её увидеть? – теперь уже Алексей перебил его.

– Да, конечно, она в послеоперационной палате под постоянным наблюдением персонала. Вас проводит моя помощница.

В дверь тут же вошла угрюмая женщина и молча кивнула, приглашая проследовать за собой. Облачко густого дыма из трубки поднялось к потолку и расползлось полоской тумана.

– И да, кстати, Алексей Олегович, алкоголь – это ещё больший яд, даже в сравнении с наркотиками, – неожиданно произнёс заведующий и пристально посмотрел в глаза Мартынову, – берегите себя.

– Спасибо, доктор, но у меня работа такая, – как бы оправдавшись, ответил Алексей и вышел из душного кабинета.

Идти пришлось довольно далеко. Нужный корпус оказался в отдалении от основных общежитий. Внутри сразу же почувствовался тошнотворный запах хлорки, перемешанный со спиртом, и ещё бог знает с чем. Единственным бросившимся в глаза отличием были белоснежные кафельные стены. Они показались чересчур стерильно-белыми. Словно свежевыпавший снег способный своей яркостью на некоторое время притупить зрение.

Послеоперационная палата располагалась на втором этаже. Возле входа встретил молодой парнишка, держащий в руках медицинскую утку. Он услужливо отошёл в сторону и пропустил внутрь. Палата была двухместной, но фактически в центре стояла только одна кровать. На ней лежала изнеможённая девушка. Руки и часть шеи были перевязаны бинтами. Бледное лицо и потупленный взгляд не выражали никаких эмоций.