Лезвие света (страница 6)
Когда нашли с килограмм осколков, комиссар сказал, что этого довольно и можно возвращаться.
Они отвезли Интелизано домой, наказав никуда не уезжать и ни с кем не говорить об этом деле, а потом поехали в комиссариат.
– Как договоримся? – спросил Фацио.
– Занеси ко мне в кабинет осколки и газетные листы и скажи Мими, что мы с ним увидимся в четыре. А я сажусь в машину и еду обедать. Дай-ка мне свой мобильный.
Было уже полтретьего, и он боялся, что Энцо закроет заведение. От голода сводило кишки.
– Если я приеду минут через сорок пять, покормишь обедом?
– Закрыто у нас!
– Монтальбано это!
Отчаянный вой подыхающего от голода пса.
– Простите, синьор комиссар, не признал. Приезжайте, когда пожелаете – для вас всегда открыто.
На парковке комиссариата Монтальбано направился было к своей машине, но его окликнули.
– Синьор комиссар, вам звонят!
Хорошо, что он успел предупредить Энцо. Зашел в каморку к Катарелле.
– Синьор комиссар, тут на проводе одна синьора, хотя, по мне, никакая она не синьора, а спрашивает вас, лично-персонально.
– Она назвала себя?
– Не пожелала, синьор комиссар. Я потому и говорю – никакая она не синьора.
– Поясни-ка.
– Синьор комиссар, я ей – как вас зовут, а эта личность давай хамить.
– Как – хамить?
– А вот так. Говорит: баран!
Мариан! Он вырвал из рук трубку, нажал на кнопку коммутатора и так зыркнул на Катареллу, что тот пулей вылетел из каморки. Хотел ответить, но голос куда-то делся.
– Гхы?..
Все, что он смог издать.
– Привет, комиссар, я в аэропорту, скоро вылет. Сказала, что позвоню вечером, но не удержалась, так захотелось услышать твой голос.
Голос! Да он двух звуков выдавить не может.
– Хотя бы пожелай мне удачно слетать.
– У-у-удачно с-с-слетать, – еле выговорил он, ощущая себя дефективным от рождения.
– Я поняла. Ты не один, неудобно говорить. Пока, хочу тебя.
Монтальбано повесил трубку и схватился руками за голову. Не будь рядом Катареллы, он бы расплакался от стыда.
5
С письменного стола корреспонденцию перевалили без разбора на диванчик, чтобы освободить место для осколков и газетных листов, разложенных в два мешка: джутовый – для осколков, прозрачный пластиковый – для листов.
Монтальбано запер дверь кабинета на ключ, запретил Катарелле отвлекать его звонками, что бы ни случилось, и сел посовещаться с Ауджелло и Фацио.
А поскольку ни один из них не открывал рта, комиссар решил их подбодрить.
– Говорите вы, – сказал он.
Он поздно обедал, из-за голода не сумел вовремя остановиться, а потом пришлось сократить прогулку по молу – некогда было, так что теперь он чувствовал себя немного несобранным, несмотря на три выпитых порции кофе. Не то чтобы тяжесть в голове, скорее наоборот, просто говорить не хотелось.
– Я, – начал Ауджелло, – думаю, что они еще воспользуются лачугой. Предлагаю выставить охрану, не на круглые сутки, но пусть кто-нибудь из наших заглядывает туда почаще, особенно ночью.
– А я уверен, что они больше не будут пользоваться этой лачугой, – сказал Фацио.
– Почему же?
– Прежде всего потому, что такие импровизированные арсеналы используют разово, а потом бросают, а кроме того, потому, что Интелизано спросил у тех двух тунисцев, которые работают у него в поле, не знают ли они чего про дверь. В общем, тунисцев тем самым поставили в известность, что Интелизано обнаружил склад.
– И что? Кто тебе сказал, что тунисцы в деле? Птичка напела? – спросил Ауджелло.
– Никто не говорил. Но это возможно.
– И с каких это пор ты записался в расисты? – подначивал Ауджелло.
Фацио не повелся.
– Дорогой коллега, вы отлично знаете, что я не расист. Но я спрашиваю себя: откуда эти контрабандисты или террористы, ведь речь почти наверняка идет о них, так вот, откуда этим чужакам было знать о существовании развалюхи в богом забытой сельской местности, если никто им не указал?
– Как ни прискорбно признавать, – сказал Ауджелло, – но, возможно, ты прав. В Тунисе сейчас заварушка, им крайне нужно оружие. Так что, по-твоему, надо брать и трясти тунисцев?
– Единственное логичное решение.
– Минутку, – вмешался Монтальбано, наконец-то он решил открыть рот. – Вы простите, но я пришел к выводу, что это расследование, несомненно крупное и важное, не может продолжаться нашими силами.
– Почему? – хором спросили уязвленные Фацио и Ауджелло.
– Потому что у нас нет для этого средств. Верно как смерть, что на газетных листах есть отпечатки пальцев. Верно как налоги, что кто-то сумеет понять по осколкам, о каком оружии идет речь и где оно произведено. А у нас таких спецов нет. Ясно? Так что это дело нам не по зубам. Смиритесь, его надо передать в отдел по борьбе с терроризмом.
Наступило молчание. Потом Ауджелло сказал:
– Ты прав.
– Отлично, – ответил Монтальбано. – Итак, раз мы договорились, ты, Мими, собери все: и осколки, и газеты – и поезжай в Монтелузу. Попросишь о встрече с начальником управления, все ему расскажешь, потом, получив его благословение, пойдешь в отдел по борьбе с терроризмом. Доложишь, передашь вещдоки, вежливо попрощаешься и вернешься сюда.
Лицо Мими выражало сомнение.
– Может, лучше отправить Фацио? Он был, когда нашли газеты и обломки.
– Нет, мне нужно, чтобы Фацио немедленно занялся одним делом.
– Каким? – спросил Фацио.
– Съезди еще раз к Интелизано. Постарайся как можно больше разузнать о тех тунисцах. Никто не запрещает нам вести параллельное расследование. Но смотрите: в управлении пока не должны знать, что мы тоже копаем.
Фацио довольно усмехнулся.
Часов в семь позвонил Катарелла.
– Синьор комиссар, тут до вас Паскуале, который вроде как сын горничной вашей Аделины, так вот он говорит, что если у вас есть время, то у него есть до вас разговор, лично-персонально.
– Он на проводе?
– Никак нет, он находится в присутствии.
– Так пусть зайдет.
Паскуале вошел, на ходу снимая кепку.
– Целую руки, синьор комиссар.
– Здорово, Паскуале. Садись. Все живы-здоровы?
– Слава богу, спасибо.
– Раздобыл чего?
– Ага. Но сперва мне надо совершенно точно знать место и время ограбления, тютелька в тютельку. Вы вроде говорили, что дело было в переулке Криспи, верно?
– Верно. Погоди минутку.
Он встал, прошел в кабинет Фацио, взял заявление Ди Марты, записал на бумажке номер телефона. Вернулся к себе, включил громкую связь и набрал номер.
– Ты тоже послушай.
– Алло, – раздался молодой женский голос.
– Комиссар Монтальбано. Я хотел бы поговорить с синьорой Лореданой Ди Мартой.
– Это я.
– Добрый вечер. Простите, что беспокою вас, синьора, но мне нужно кое-что уточнить по поводу ограбления.
– Боже мой! Мне бы не хотелось… я чувствую себя так…
Она была совершенно расстроена.
– Синьора, я знаю, что вы…
– Разве муж вам не всё рассказал?
– Верно, синьора, но ведь ограбили вас, а не его, понимаете?
– И что же я должна сказать, кроме того, что уже сказала?
– Синьора, я понимаю, что вам тяжело снова говорить об этой неприятной истории. Но вы должны понимать, что я никак не могу…
– Простите. Я постараюсь. Слушаю.
– Сколько ночей назад случилось ограбление?
– Три.
– В котором часу?
– Видите ли, как раз перед тем, как заметить лежавшего на дороге мужчину, я случайно взглянула на часы. На них было четыре минуты первого.
– Благодарю вас за любезность и понимание. А раз уж вы сказали когда, можете сказать, где все случилось?
– Как? По-моему, я уже столько раз это говорила! В переулке Криспи, потому что мне надо было положить…
– Да, я знаю, но на каком уровне? Можете указать точнее?
– Что значит – на каком уровне?
– Синьора, переулок Криспи не такой длинный, правда? Вроде как там есть пекарня, магазин…
– Ах да, я поняла. Дайте подумать. Да! Если не ошибаюсь – но скорее всего так и есть, – между магазином тканей и ювелирной лавкой Бурджо. В паре метров от круглосуточной кассы.
– Благодарю вас, синьора. Пока что у меня больше нет вопросов.
Повесил трубку и посмотрел на Паскуале.
– Слышал?
– Слышал.
– Ты это хотел знать?
– Ага.
– И?..
– Зуб даю, вор не из наших.
– Заезжий или случайный?
– Скорее случайный, чем заезжий.
– Понял.
Но комиссар чувствовал, что Паскуале хочет еще что-то сказать и не решается.
– Еще что-то? – подбодрил он.
– Вроде как.
Похоже, признание давалось ему с трудом.
– Говори. Ты ведь знаешь: я никогда не назову имен.
– Насчет этого у меня сомнений нет.
Наконец он решился.
– Она вам лапшу на уши вешает.
– Кто?
– Та дамочка на телефоне.
– Откуда ты знаешь?
– Вы уж простите за любопытство, а полиция говорит с карабинерами? И карабинеры – они говорят с полицией?
– Почему ты спрашиваешь?
– Потому что синьор Анджело Бурджо, хозяин ювелирной лавки в переулке Криспи, заявил карабинерам, что его магазин обчистили, и было это ровно три ночи назад.
Монтальбано изумился.
– Расскажешь что-нибудь еще?
– Могу, но… вы обещаете?..
– Не волнуйся, Паскуале.
– Парни, как обычно, поставили одного на шухере: оттуда, где он стоял, был виден весь переулок. Он оставался на позиции с половины двенадцатого до полпервого ночи. Нестыковочка.
– В смысле?
– Никто на дороге не валялся, и никакая машина не останавливалась.
– Я понял.
– Чтоб вы знали: за целый час там проехали только «скорая», фургон и мопед.
– Спасибо тебе, Паскуале.
– Всегда рад помочь, синьор комиссар.
Так значит, прекрасная синьора Лоредана наплела муженьку кучу небылиц.