– Ульрик. – Шепчет Сара, нежно касаясь его руки. – Проснись. Пожалуйста. – Жалобно просит она.

– Он потерял много крови, и потому еще очень слаб. – Объясняет Асвальд, заходя в палату.

Мы входим следом за ним, и я прикрываю дверь. Теперь спящий, бледный Улле окружен визитерами со всех сторон.

– Луна всегда прячет свою темную сторону. – Доставая из чемодана какую-то штуковину, произносит Анна. Это цепочка, на конце которой болтается кулон – темный с вкраплениями рыжего остроугольный камень. – Помоги мне, Сара.

Она протягивает дочери мешочек. Та послушно вынимает оттуда черные перья и начинает раскладывать на груди Улле, пока они не образуют что-то, напоминающее по форме солнце.

– Кольцо. – Командует Анна.

Сара шарит по карманам, затем, словно сообразив что-то, торопливо вынимает из нижней губы серебряное колечко и кладет по центру – как раз туда, где смыкаются основания перьев.

– Покажи. – Разматывая цепочку над грудью Ульрика, шепчет Анна. – Покажи…

И я, наконец, понимаю: это маятник. Острый уголок камня замирает как раз над центром кольца, а затем, повинуясь неведомым силам, вдруг начинает раскачиваться. Туда-сюда, туда-сюда. Быстрее и быстрее. Не знаю, как цыганка это делает, но камень на цепочке внезапно словно замирает, а затем меняет траекторию – пускается кружиться по кругу, создавая такое движение воздуха, что птичьи перья начинают подрагивать, будто собираясь взлететь.

– Оно там? Внутри него? – Не выдерживает Асвальд.

Анна скрежещет зубами – он ее сбил. Женщина останавливает свободной рукой маятник и поворачивается к нему – явно не для того, чтобы поблагодарить, но в этот момент раздается голос Улле:

– Что еще за «оно»?

– Ульрик! – Радостно восклицает Сара.

Он бледен, его губы потрескались, волосы спутаны и торчат в разные стороны, но взгляд – это по-прежнему взгляд Ульрика, его светлые, добрые глаза, которые не спутать ни с чьими другими.

– Привет. – Говорит ему Бьорн.

И мы улыбаемся, пока Ульрик оглядывает нас всех по очереди: Анну, Бьорна, Асвальда, меня, и затем его взгляд останавливается на Саре.

– А… – немного растерянно тянет он. И снова пробегается глазами по каждому. – А вы… кто?

У Сары кровь отливает от лица, она кажется шокированной. Я сдавленно охаю, а Бьорн в недоумении склоняет голову набок: «Как же так?»

Но уже в следующую секунду тактичное покашливание Асвальда заставляет Ульрика одуматься.

– Боже мой, вы бы только видели свои лица! Умо-о-ора! – Смеется он. Его голос звучит хрипло и на полтона ниже. – Не могу поверить, что вы так легко купились!

– Как остроумно. – С облегчением выдыхает Бьорн.

– Это того стоило!

– С возвращением, – качаю головой я.

– А ты чего? – Поворачивается Ульрик к Саре. – Нос повесила, губы надула. Не с той ноги сегодня встала?

– Еще одна шуточка про ногу, и ты лишишься обеих своих. – Фыркает Сара, сжимая его ладонь.

– Рад тебя видеть, брюзга. – Расплывается он в улыбке, глядя на свою девушку. – Ужасно соскучился по твоим губам, боялся, что забуду, какие они на вкус. – И перехватив смущенный взгляд Сары, брошенный в сторону матери, поворачивается к ней. – Ой, и вы тут. Сделайте вид, что не слышали, ладно? Как дела? – Его глаза перемещаются с ее нахмуренных бровей на маятник, зажатый в руке, а затем на разложенные на его собственной груди черные перья. – Ух, ты… – Бормочет Ульрик. – Собрались устроить вечеринку?

– И как я могла забыть, почему ты мне не нравишься? – Вздыхает Анна, пряча в карман маятник. – У тебя не язык, а помело.

– Не сопротивляйтесь. – Усмехается он, глядя, как она собирает перья обратно в мешочек.

– Чему?

– Моему обаянию. Это то, что вам так нравится во мне. Обаяние всегда бьет красноречивость.

– Красноречивость и болтливость – разные вещи. – Перетягивая мешочек тесьмой, ухмыляется Анна.

– Признайтесь уже, что вы тоже от меня без ума!

Цыганка вздергивает бровь, Ульрик парирует широкой улыбкой.

– Ты ему говорил? – Прерывает их обмен любезностями Бьорн вопросом, обращенным к отцу.

– Нет. – Отвечает Асвальд, складывая руки в замок.

– О чем? – Морщит лоб Улле.

– Ты помнишь что-нибудь о нападении на тебя? – Спрашивает у него Бьорн. – Помнишь, как оказался в больнице?

– Ты про мужика с клинком? Отца Микке? – Лицо Ульрика мрачнеет. – Я почти одолел его, когда он снова подобрал его с пола и… – Он зажмуривается на секунду. – Я даже не понял сразу, еще продолжал драться, а потом ощутил слабость…

– А потом? Ты помнишь, что было дальше?

Улле хмурится, глядя на друга.

– Я слышал голос Сары. – Вяло пожимает плечами. – Затем очнулся уже здесь, увидел врачей, дядю Асвальда, потом ко мне пустили родителей.

Мы переглядываемся друг с другом, и это не укрывается от Улле. Он пытается приподняться, но, почувствовав боль, оседает обратно на подушки.

– И больше ничего? – Склоняется над ним Бьорн.

– А было что-то еще? – Искренне недоумевает Ульрик. Но никто ему не отвечает. Тогда он впивается взглядом в Сару. – Что я пропустил?

Она забирает колечко, которое уже успело скатиться с груди Ульрика и лежит теперь рядом с ним, на простыни. Сжимает его в кулаке, тяжело вздохнув.

– Ничего хорошего. – Тихо говорит Сара. – Ты умер, Ульрик.

– Но я… – Он принимается ощупывать себя. – Я…

– А Нея не дала тебе уйти.

– Нея… – Улле уставляется на меня. – Подожди. Нея, ты что… – Он осекается, когда я поворачиваюсь к нему так, чтобы он мог видеть вторую седую прядь. – О…

– Вот именно. – Сара гладит его руку. – Нам очень жаль, прости.

– Жаль чего? – Нервно усмехается он.

– Мы очень переживали за тебя. – Вступаю в разговор я. – Все-таки, если ты выжил, ты перестал быть человеком. Мы ожидали, что у тебя будут проблемы, как были у Бьорна. Боялись, что ты очнешься и не сможешь контролировать свои…

– Я что, теперь тоже буду медведем-оборотнем? – Его глаза загораются надеждой.

– Мы не знаем. – Отвечаю я честно.

– Это будет происходить по моей воле? Или в полнолуние? Я буду убивать только тех, кого захочу? Или всех подряд, не соображая? Это значит, я и сейчас могу обратиться, если пожелаю? А как пожелать? – Точно из пулемета расстреливает нас вопросами Ульрик. – А разве это не должно было произойти, как только я приду в себя?!

– Что-то он не кажется особо расстроенным. – Задумчиво подводит итог услышанного Асвальд.

– Жизнь всегда лучше смерти. – Понизив голос, произносит Бьорн. – Какой бы она ни была.

– В этом и дело. – Игнорируя их, я делаю шаг к постели Ульрика. – Мы пока не понимаем, что происходит. Ты абсолютно точно умер. И абсолютно точно воскрес кем-то другим, мы с Сарой видели это. – Я развожу руками. – Когда твоя вторая сущность проявится, остается только гадать.

– Он был человеком. – Потерев подбородок, задумчиво добавляет Анна. – Последствия не предсказуемы. Одно могу сказать точно: если не пытаться это контролировать, ничего хорошего точно не выйдет. – Она обращает свой взгляд на него. – И если ты будешь представлять опасность, мы вынуждены будем принять меры.

– Боитесь, что я сожру кого-то из вас? – Смеется Улле. Но обнаружив, что никому из нас не до смеха, мрачнеет и заходится в кашле. – Так вы это серьезно? Да я на больничной койке!

– Не навсегда. – Качает головой Анна. – Скоро ты обнаружишь в себе такие силы, что опьянеешь от могущества. И вот тогда будет очень трудно остановиться.

– Обещаю, что долго думать не буду. – Глядя Ульрику в глаза, откровенно сообщает Асвальд. – Если хоть кто-то пострадает, или ты будешь представлять, хотя бы, малейшую опасность для кого-то из…

– Неправильный подход. – Обрывает его Улле. Впервые он выглядит серьезным и взрослым. – Вы должны помочь мне адаптироваться, а не рубить с плеча. Если эта страшная хвостатая тварь вернется и приведет себе подобных, вам пригодятся союзники. Два медведя лучше одного, разве нет?

– Такая жизнь не для каждого. – Предупреждает его Асвальд. – Ты уже не сможешь быть просто школьником или студентом, просто завести семью и наслаждаться бытом. У тебя больше вообще не будет ничего простого.

– Может, я обнаружу в этом свое призванье?

– Ты говоришь об этом, как о веселье. – Качает головой начальник полиции. – Я бы не пожелал такой жизни никому. Ни тебе, ни своему сыну. Но у дхампири нет права выбора: мы рождаемся чудовищами, и миру не обойтись без таких, как мы.

– Ну, у меня-то тоже теперь выбора особо нет. – Приправляет горькую правду улыбкой Улле. – Я не умер, и это хорошо. А если смогу быть полезен, будет супер. – Он подмигивает мне и переводит взгляд на Асвальда. – Пока я не ощущаю никаких перемен, но как только почувствую, прибегу к вам. Если превращусь во что-нибудь страшное и брошусь на вас, пристрелите меня как бешеную собаку, ладушки?

– Боже. – Вздыхает Анна.

– А вдруг это не легкомысленность, а смелость? – Играя бровями, обращается он к ней. – Признайтесь уже, вы обожаете меня.

– Ха-ха. – Отвечает она, ничуть не удивляясь его выходкам.

– Иначе бы не пришли сюда водить перьями над моей головой.

Анна что-то бросает ему на цыганском и принимается убирать остатки вещей в саквояж.

– Что она сказала?

– Что у тебя язык без костей. – Улыбнувшись, произносит Сара.

– Ничуть не обидно. – Довольно констатирует он. – Похоже, мы с ней поладили.

Анна ворчливо добавляет еще что-то по-цыгански.

– Ну, точно. – Улыбается Ульрик.

– Я не могу оставить тебя здесь без присмотра. – Взглянув на часы, подытоживает Асвальд. – Бьорн, тебе придется побыть с Улле.

– Но я…

– Мы все побудем здесь какое-то время, если позволят врачи. – Вступаю я.

– И твои родители. – Добавляет Сара, глядя Ульрику в глаза. – Они не подпускали меня к тебе вчера.

– Они тебя как-то обидели?

Пока Улле с Сарой перешептываются, разговаривая о его родителях, Асвальд отводит Бьорна в сторону.

– Жители требуют найти виновных в многочисленных смертях, и полиция не может бездействовать, поэтому Бек будет мне нужен сегодня в отделе. – Говорит он. – Постарайся вернуться домой к вечеру, и без фокусов. Твоя сестра не должна оставаться без присмотра ночью.

– А Ульрик? – Бьорн бросает взгляд на друга.

– Я закончу с делами и приеду. Переночую здесь.

– Хорошо.

Асвальд кладет руку на плечо сына:

– Мне же не стоит беспокоиться, что ты опять куда-то сбежишь?

– Нет. – Твердо отвечает он.

– Подкинешь меня до дома? – Прерывает их Анна.

Прежде, чем ответить, Асвальд еще пару секунд сверлит сына суровым взглядом, затем поворачивается к ней:

– Конечно.

Глава 7

Мы проводим почти весь остаток дня в больнице у постели Ульрика. Делимся новостями, смеемся, грустим, вспоминаем Асмунда и тот час, когда он погиб. Прерываем болтовню только, когда возвращаются родители Улле. Их присутствие, надо признать, смущает нас меньше, чем их наше. И стоит отдать должное матери Ульрика: когда сын знакомит их с Сарой, на ее лице не дергается ни один мускул. Она даже не подает вида, что когда-то видела эту девушку или имеет что-то против нее.

Сара тоже держится уверенно и весьма дружелюбно, но от нас не укрываются короткие раздраженные взгляды матери Улле и ее периодические попытки намекнуть, что нам пора уходить, чтобы дать больному отдохнуть. Перед тем, как нам приходится попрощаться, его родители выходят в коридор, и мне удается рассказать ребятам, что я видела сегодня во сне Ингрид.

– Если бы я только мог до нее дотянуться, я бы не сдерживался: порвал бы на части! – С жаром признается Улле. – Представляю, каково тебе, Нея. Ты, наверное, пожалела, что явилась к ней не в облике мары. Эта дрянь причинила тебе столько вреда!