Глава восьмая

– Ах, ты подонок! – взревел Джон Картер, набрасываясь на Эдварда, но тому ловко удалось увернуться, так что Джон просто повалился на пол. У него странно блестели глаза, помимо возбуждения в них было еще что-то. И я сразу вспомнила глаза брата – опиумный дурман. По всей видимости, Джон недавно курил опиумную трубку.

Шум драки привлек внимание других посетителей клуба, в библиотеку уже набилось много людей, прибежал и перепуганный швейцар.

– Господа, джентльмены, прошу, успокойтесь, – принялся он тут же увещевать мужчин, умоляющим голосом.

– Сначала я сотру эту ухмылку с твоей физиономии! – орал Джон, вскакивая на ноги. – Решил и бизнес мой выкупить и невесту забрать?

Он снова ринулся на своего соперника, но ему на перерез уже бросился швейцар и набежавшие слуги, которым не без труда удалось остановить разбушевавшегося посетителя.

– Картер, не унижай себя таким поведением, – проговорил один господин с пышными усами, покуривая трубку, – в добавок, ты даже еще не член клуба "Королева Виктория", потому и находиться тебе здесь не стоит.

Лицо Джона перекосило, остекленевшие глаза страшно сверкали.

– А, сэр Коллинз! – зло усмехнулся он. – Вы, английские аристократы, считаете нас нуворишами, не достойными сидеть с вами за одним карточным столом. Но помяните мое слово, скоро все здесь будет принадлежать мне. Это уже так. Даже тот табак, что набит в твоей трубке, выращен на плантациях моего отца, дорогая одежда, что вы носите, тоже произведена на наших фабриках, и так не только в колониях, но и в самой Англии. Я – это настоящее и будущее Британской Империи, а вы – пережиток старого, словно бабушкина шаль, изъеденная молью. Вы еще кичитесь своими титулами, а по факту за душой у вас ни гроша, ничего, кроме глупой спеси и многотысячных долгов. Помяните мое слов, скоро я скуплю все ваши родовые поместья, и тогда вы станете моими арендаторами. Вон спроси у Эда, – он повернулся к Эдварду и махнул в его сторону, – до сих пор не может выкупить свой драгоценный Рассел-Холл Парк. Кстати, Эдвард, я планирую разбить там курятник…

Джон не договорил, так как повалился от удара в лицо прямо к ногам перепуганной прислуги.

– Мерзавец! – в безумной ярости Эдвард был готов уничтожить Картера, но того уже подхватили под руки и вынесли из комнаты. Грудь Эдварда быстро вздымалась, глаза потемнели от ненависти и яростной злобы. К нему подошел сэр Коллинз и по-дружески похлопал по плечу.

– Ну же, Фейн, не бери в голову слова этого грязного торговца. Унижая тебя, он пытается мстить всем английским аристократам, сам не понимая, что такое его поведение лишь делает его еще более жалким в наших глазах.

Эдвард ничего не ответил, дернул плечом, словно желая смахнуть дружественную руку сэра Коллинза, и вышел. Даже не взглянув на меня.

Я стояла в дальнем углу, бледная, застывшая, судорожно сжимая в руках зонтик. Каждая новая встреча Джона Картера и Эдварда заканчивалась одинаково – жестокой дракой. Они были заклятыми врагами. И по всей видимости это тянется еще со времен их знакомства в Англии. Рассел-холл Парк, как я поняла, родовое гнездо Эдварда и его семейства, и теперь оно в руках Джона? Что еще я слышала о нем? Его мать сошла с ума, а отец и брат умерли один за другим. Он пытается спасти свою семью от банкротства, ради этого стал успешным бизнесменом, ради этого обручился с леди Кингсли в Англии. Я почему-то была уверена, что его английская невеста была очень богата. Но, несмотря на жгучее желание стать богатым и вернуть былой блеск своему роду, ненависть к Джону Картеру была сильнее. Настолько, что Эдвард даже решил жениться на его невесте, чтобы позлить, больно ударить по мужскому самолюбию. Думаю, моя судьба как таковая мало волновала Эдварда, и если бы здесь не была замешана месть врагу, он вряд ли бы стал спасать меня от ненавистного брака.

Глубоко вздыхаю и перевожу взгляд в окно машины. И на мгновение красота природы захватывает меня целиком, помогая отвлечься от тяжелых мыслей. Лаос зеленел и благоухал, большое оранжевое солнце скользило по безоблачному небу, дорога тянулась змейкой далеко вперед, вдоль нее росли рядами цветущие тюльпановые деревья вперемежку с пальмами. Множество крупных коралловых цветов покрывали зеленые обочины и саму дорогу. Я открыла окно, чтобы насладиться душистым ароматом. На сердце сразу становится легче. Да, все будет хорошо. В любом случае, если выбирать между реальным браком с Джоном Картером, который даже и не скрывает цели, из-за которой женится на мне, и фиктивным браком с Эдвардом Фейном, я выберу второе. После развода я получу свободу и достаточно денег, чтобы стать независимой, чтобы пойти той дорогой, которой хотелось бы мне, а не отцу, индийским тетушкам или Пеи. Я с болью вспомнила мать, ее такое родное лицо цвета молочного шоколада, большие глаза, смотрящие ласково и нежно на нас с Джией, и уже более строго на Даниэля. Чтобы она сказала о моем решении? Ее бы ужаснула моя распущенность, неуважение к мужчине, моему отцу, который уже выбрал для меня жениха по своему вкусу.

– Прости, мама, – шепчу, глядя на лазурное небо, – но я хочу выбрать свой путь.

Машина остановилась перед парадной двери, и я поднялась в свою комнату. Парамит и другие лао как раз разжигали благовония и меняли в вазах цветы на свежие. Следом за мной вошла Пея.

– Чаонинг, почему вас так долго не было? – хмурит брови нянька, – ваш отец был весьма раздосадован вашим отсутствием за обедом. Выказывание неуважение к своему отцу влечет за собой серьезные последствия и даже проклятия.

Я устало опустилась перед туалетным столиком, этот день настолько вымотал меня, что у меня не осталось даже сил, чтобы дерзко ответить Пеи. Взгляд упал на большой красный футляр, инкрустированный хризолитом. Какая красивая вещица, откуда она здесь оказалась?

– Пея, откуда это здесь?

Няня смотрела непонимающе, тогда ответила Парамит.

– Это ваш отец, чаонинг, оставил перед уходом.

Я бросила быстрый взгляд на лао и незаметно вздохнула. Надо проследить, чтобы ее хорошо кормили и не нагружали работой, моя дорогая Парамит стала бледной тенью себя прежней.

– Спасибо, Парамит, иди, отдыхай.

Лао поклонилась и вышла, я же открыла футляр и ахнула. Это был драгоценный свадебный набор украшений традиционный в Индии. Прежде всего здесь были украшения и подвески для волос: шрингар патти, шишпфул и селди, далее крупные многоярусные серьги с рубинами, ожерелье хаара, браслеты, в том числе и особенный, одевающийся на запястье – панья, и конечно же нат – кольцо, украшающее нос. Мама обожала носить нат, их у нее было бесчисленное количество.

Смотрю на все это великолепие и невольно проступают слезы на глазах. Отец подарил мне такой дорогой набор, несмотря на финансовые трудности, несмотря на то, что не любил, когда мы с сестрой одевались по-восточному. В глубине я знала, что так отец просил у меня прощения за то, что тогда ударил. Ведь он никогда раньше не позволял себе поднимать на нас руки. Мы с Джи знали, что несмотря на свой буйный нрав, отец любил нас. По-своему, но любил и искренне желал счастья и добра. Пускай, его понятия счастья шли вразрез с нашими.

Поднимаюсь и иду в комнату к Джи. Торопливо распахиваю дверь. Сестра лежит в легком полупрозрачном платье на небольшой плетенной кушетке и обмахивается веером, на ее красивом лице застыла блаженная улыбка. Незаметно подкрадываюсь к ней и закрываю ладонями глаза. Замираю.

– Киара, перестань, – смеется Джи. – А то я не знаю, что это ты.

– Ты слишком быстро отгадываешь, – улыбаюсь я, садясь у нее в ногах.

Двери на террасу стояли широко распахнутыми, воздух был упоительно свежий, напоенный ароматом горькой травы и сладких цветов, отражающийся солнечный свет от реки слепил глаза. Тянувшиеся вдаль и вширь на много километров вперед хлопковые поля окаймлялись буйным тропическим лесом, темным, прохладным и таинственным. Я посмотрела на руку Джи и увидела красивое колечко на безымянном пальчике.

– Не может быть! – воскликнула я, хватая руку сестры и во всю разглядывая кольцо. – Неужели мистер Томпсон наконец-то решился?

Щеки Джи сразу зарделись.

– Да, сегодня Рой сделал мне предложение.

– Я так за тебя рада, Джи, – восклицаю и по-детски кидаюсь сестре на шею, пряча слезы.