Лотос Серебристый (страница 33)
На несколько мгновений на широкой веранде воцарилось молчание, прерываемое только топотом босых ног слуг, вносящих блюда полные еды, и уносящих пустую посуду. В воздухе разлились остро-сладкие ароматы специй, рыбы и кокосового супа.
– Мадам Фейн, я предлагаю вам подать иск, – продолжил Жаккар после того, как опустошил тарелку салата с папайей и нутом. – в мире делопроизводства такие дела вполне обыденные в наши дни. У вас есть все шансы выиграть дело.
Я было приуныла, но слова адвоката вернули надежду.
– Вы так считаете, месье?
– Конечно, – качнул головой Жаккар. – Все, что вам нужно, это предоставить доказательства неверности месье Фейна.
Глоток сидра попал не в то горло, и я закашлялась.
– Что?? Доказательства неверности? – в голове не укладывается. – То есть мне надо в суде доказать, что Эдвард мне изменял?
Жаккар ответил не сразу, справа оказав всю необходимую помощь незваной госте в виде бокала с чистой водой и даже пузырьком нюхательной соли. Видно, добрый старик решил, что чувствительная мадам собираются потерять сознание прямо у его обеденного стола.
– Вы зря так волнуетесь, мадам, – продолжал успокаивать меня француз, – доказательством может быть все что угодно. Какие-то письма вашего супруга с другими женщинами, свидетельство подруги, которая могла подтвердить факт неверности месье Фейна, ну и наконец показания самой любовницы. Поверьте мне, таких случаев в моей практике немало, когда сами любовницы сдавали в суде неверных супругов.
Чем больше я слушала монотонную речь месье Жаккара, тем душнее мне становилось. Это финал! Я никогда не смогу пойти с подобными заявлениями в суд. Во-первых, мне казалось немыслимым выставлять на всеобщее обозрение, на рассмотрение присяжных и судьи подробности настолько интимных сфер жизни, ну а, во-вторых… наш брак с Эдвардом был фиктивным! У него была уже невеста в Англии, некая прекрасная леди Кингсли, письма от которой регулярно получал Эдвард. И что же? Это измена? Только кому? Мне или ей?
Поняв, что и правда близка к обмороку, откидываюсь на стуле и прикрываю глаза. Уже теперь не на шутку перепуганный месье Жаккар созвал всю прислугу дома, на встревоженный голос хозяина прибежали даже клерки и мадемуазель Пуди.
– Скорее! Пошлите за врачом! Принесите сердечные капли! – командовал Жаккар.
– Нет, нет, не нужно… – сопротивляюсь как могу настойчивой заботе нескольких пар рук. Но все же стакан с каплями выпила. Мысли потекли ровнее, сердце отпустило.
– О, слава Богу, на ваших щеках вновь появился румянец, – выдохнул старик, со вздохом опускаясь на стул рядом со мной. – Мадемуазель Киара, прошу вас, не нужно так беспокоиться. Я уверен, мы сможем с вами выиграть дело. Месье Фейн, как известно, человек из английской аристократии, в их среде адюльтер довольно распространенное явление, даже и не порицаемое обществом…
– Нет…– выдыхаю, наконец приведя дыхание в норму и не дав Жаккару и дальше распространяться о моральном состоянии британского высшего света. – Я никогда не пойду на такое… Благодарю…
С трудом поднявшись на ватных ногах, поддерживаемая с обеих сторон месье Жаккаром и мадемуазель Пуди, я прошла к выходу.
Рахул распахнул дверь машины.
– Неужели же нет другого способа вернуть деньги моей матери? – вдруг вскипела я, замерев перед машиной. Обида и злость жгли нестерпимо. О, Будда, какой же глупой я была, зачем я понадеялась на мужскую честность?
Жаккар на мгновение замер и задумчиво потер подбородок.
– Есть еще один способ, мадам, – вдруг произнес он, – правда он не легальный.
Глаза его хитро блеснули.
– Кража, мадам.
От шока язык так и онемел. Кража?! И подобное я слышу от блюстителя закона? Похоже мое изумление было настолько очевидным, что месье Жаккар смущенно кашлянул и опустил глаза.
– Конечно же это крайняя мера, мадам. Но иного, способа вернуть ваше наследство, увы, не существует. Либо суд и доказательство неверности месье Фейна, либо…
Я не стала дослушивать, села на сиденье и хлопнула дверью. Старый жук. Так вот как ты решаешь свои дела с клиентами. Кража! Безумие какое-то.
Дорогой читатель, продолжение выйдет в ближайшее время. Следи за обновлением книги на сайте.
Глава двадцать пятая
Едва вышла из машины, как мне на встречу выбежали Парамит и Пея, их лица светились от радости.
– Чаонинг Киара! Пришло! Письмо!
Этих объяснений было достаточно, чтобы я бросилась к ним, выхватывая тонкий конверт с ровным рядом марок из рук нянюшки. Лишь одно письмо я жадно ждала последний месяц – от сестры. Тут не вскрыла конверт и развернула аккуратно сложенный лист.
Парамит и Пея замерли, всматриваясь в мое лицо, с каждой прочитанной строчкой становившееся все мрачнее и напряженнее.
– Во имя Будды, госпожа, скажите, что с чаонинг Джией все в порядке! – взмолилась Парамит.
Медленно с трудом я опустилась на ступень перед домом и прислонилась спиной к столбу. Кровь схлынула с лиц моих лао, они бросились на колени и сложили руки в молитве.
– О, чаонинг, неужели произошло страшное?! – всхлипнула Пея.
Я вновь пробежалась глазами по красивым ровным строчкам письма.
– Рой Томпсон разорен, – эта фраза слетела с моих губ невольно и вызвала оторопь по спине. – Ему пришлось даже заложить загородный дом под Филадельфией… А сама Джи ждет ребенка…
– Мои молитвы услышаны! – возликовала сразу Пея, воздевая руки к небу, личико Парамит тоже посветлело. Хотя бы одна хорошая новость.
– Но, – продолжаю, не отрывая глаз от бумаги, – беременность протекает тяжело…
«…доктор Доусон так строг, и милый Рой молит меня, чтобы я слушалась его рекомендаций. Но, Киара, как же это невыносимо тяжело лежать целыми днями на кровати, в то время как Рою сейчас так нужна помощь и поддержка! Тошнота одолевает столь сильно, что порой за целый день не в силах съесть и ложки супа. Ох, сестренька, все это не так, как мы читали с тобой в романах. Жизнь, она другая…»
Далее Джи писала о разных людях, которые теперь ежедневно приходят к ним в дом, о том, что мужа видит крайне редко, все больше поздним вечером, что мысль о том, что возможно придется продавать дом причиняет ей невыносимые страдания, так как она знает, что для Роя этот дом значит очень много.
«…очень помогло мое наследство в восемьсот тысяч пиастров золотыми, благодаря этим деньгам, мы смогли погасить большую часть долга и даже остались средства на помощь пострадавшим после пожара на фабрике…»
Я устремила пустой невидящий взгляд в сад. Солнце уже садилось, длинные косые лучи пронизывали листву насквозь, возвещая о приходе долгожданной прохлады.
– Надо сказать отцу, – наконец приходит первая мысль.
Но прежде…
Бегу в дом и бросаюсь к столу. Руки не успевали за мыслями, и потому мое письмо получилось торопливым и сбивчивым.
«Моя бесценная Джи, я еду! Дождись меня! С собой возьму Пею и Парамит. Нянюшка принимала роды почти у всех наших лао, она знает, как облегчить страдания при беременности, а мы с Парамит будем брать тебя на прогулку в специальном кресле-каталке, будем читать тебе книги и рассказывать друг другу разные истории! Теперь я считаю минуты до того момента, когда смогу снова обнять тебя!»
Твоя Киара
Да, скорее ехать к Джи! Это решение казалось самым простым и очевидным. Я сейчас нужна сестре. В страшном нетерпении встаю и подхожу к широко распахнутому французскому окну, выходящему прямо на веранду. Тени становились все глубже, а воздух наполнялся той упоительной сладостью, от которой еще громче пели птицы в кронах деревьев. Мальчишка лаосец тихо брел по тропинке, ведущей от реки к дому. Я перевела глаза к горизонту, туда, где сразу за полями виднелись фиолетовые холмы, и мне стало сладостно и горько одновременно, так, наверное, ощущает себя выросший птенец, который готов покинуть родное крыло.
– Да, скорее к Джи! Скорее!
Мои мысли прервал звук подъехавшего автомобиля, а затем и громогласный голос Эдмонда Марэ послышался в холле.
– Ужин и ванну! И поторапливайтесь, неповоротливые куры!
Я невольно вздрогнула, уловив в этом приказе дурное настроение отца. Он с грохотом вошел в кабинет, где за столом сидела я, а передо мной уже запечатанный конверт, готовый отправиться на почту.
– Киара? Что здесь позабыла? – бросил раздраженно отец, тяжело усаживаясь в низкое кресло.
Несколько лао подбежало к нему, и стали помогать стаскивать тяжелые с высоким голенищем сапоги, все забрызганные грязью.
Я приблизилась к отцу и протянула ему письмо от сестры.
– Джи наконец написала.
Отец чиркнул хмурым глазом по конверту, но брать его в руки не стал. Вместо этого, достал портсигар и закурил.
– Ну и что она пишет? – поинтересовался он чуть погодя, довольно затягиваясь.
– Ты знал, что у Роя Томпсона проблемы? Он на грани банкротства.
Я до последнего надеялась, что увижу на лице Эдмонда Марэ хотя бы тень удивления, но нет, вместо этого, он еще раз сладостно затянулся и пустил в окно тонкую сизую струю.
– Знаю конечно. И, признаюсь, это меня потрясло. Рой умный деловой парень, умеющий выбирать партнеров и принимать решения с холодной головой. Но его сгубило милосердие. – отец замолчал, видимо не желая пояснять, но я упрямо стояла над ним, буравя взглядом. Он знал! Знал, что Джи находится в таком бедственном положении и ничего не сказал!
– Он до последнего не хотел закрывать фабрики, – наконец продолжил отец, поняв, что я не собираюсь уходить, – не хотел увольнять людей, понадеялся на золотые прииски, что выкупил на севере, да только его обманули и подставили.
– Каким образом?
Отец сощурил глаза и чуть наклонился в мою сторону, как бы показывая, что хочет поведать какую-то тайну.
– Смотри сама, Киара, сначала Томпсона уговаривают купить золотые прииски, которые потом окажутся пустышкой, и сразу после этого сразу несколько фабрик сгорают дотла, в огне гибнет все: и дорогостоящее оборудование, машины и конечно же люди. Но это бы смог пережить Рой, если бы не в день пожаров некая компания «Фичерс энд Дэй» не скупила за копейки акции его основной компании. Ты понимаешь?
Я напряженно прокручивала только что услышанное.
– Получается, что кто-то намеренно планировал разорить мистера Томпсона?
Отец довольно хмыкнул.
– Конечно.
– Но, отец, откуда ты все это знаешь?
Эдмонд Марэ пожал плечами.
– Рой писал, да и другие люди нашептали.
Кровь отлила от щек.
– Мистер Томпсон тебе писал? А о Джии ты тоже знаешь? О том, что она беременна?
– Рой упоминал и об этом, – проговорил отец, глядя в окно.
В этот момент что-то внутри меня оборвалось и умерло. Я сидела и смотрела на этого человека, чью фамилию с гордостью носила все эти годы, на того, кто растил и воспитывал меня, и не понимала, когда мы стали настолько чужими друг другу. Пока была жива мама, ее тепло словно пронизывало нас всех лучами, смягчая характеры и нравы. При ней отец был другой, он часто смеялся, обнимал и гладил меня и Джи, с Даниэлем его строгость всегда шла об руку с добрым ласковым словом и похвалой. Пока была жива Кашви Марэ, глаза Эдмонда, ее мужа-француза, светились счастьем, он умел смотреть на вещи с радостной надеждой. И только сейчас я осознала, насколько ее смерть изменила всех нас. Отец разочаровался во всем, плантация для него стала тем единственным идолом, которому он служил, которому отдавал все силы и средства, и с каждым годом в его сердце все меньше оставалось места для кого-нибудь еще.
– Отец, я хочу уехать к Джи, – говорю твердо и спокойно.
Снова пауза, отец повернул голову и внимательно посмотрел на меня.
– Зачем ты ей там сдалась, Киара? У них и так с деньгами плохо, еще ты приедешь, лишний рот, который надо кормить. Пораскинь мозгами.
– Я не стану нахлебницей! – тут же вскипела, не выдержав насмешливый он. – Я пойду работать.
Отец откинул голову и захохотал, громко, раскатисто, напугав притаившуюся под окном птичку.