Глава 34

Тан

Когда вижу в ее глазах застывший ужас, появляется абсолютно нелогичное и необъяснимое желание защищать. Такие эмоции мне неподконтрольны, поэтому справиться сложно. В груди что-то давит, когда она растерянно просит вызвать такси, скребется что-то там, глубоко внутри. Мимолетное прикосновение к груди не помогает.

– Можешь вызвать такси? Я телефон оставила в комнате.

Я всем нутром рвусь к ней, но холодный разум тормозит, останавливает. Получается вроде как даже равнодушно спросить:

– Не вернешься?

– Он… разрядился…

На то, чтобы раскусить ее вранье, у меня уходит секунда, дальше я решаю совместно свалить из этого балагана. Предлагаю ей подвезти ее до города, откуда, между прочим, только вернулся, и, не позволяя ответить, подхватываю под руку и веду к машине.

Протестов она не устраивает, молча садится в машину и ждет, пока я заберусь на водительское сиденье. Когда выезжаем, бросаю взгляд в зеркало заднего вида и вижу на пороге маму инфузории. Видно, поцапались. С расспросами к ней не лезу. Когда выезжаю на трассу, увеличиваю скорость и просто слежу за дорогой, но на светофорах нет-нет, да и смотрю в ее сторону. Соня хмурится и дрожит, хотя пытается это скрыть всеми силами.

– Куда ехать? – спрашиваю, догадываясь, что так далеко она наверняка не думала.

– Я… эм… высади меня рядом с универом.

Туда ехать минут десять. Значит, времени не так много.

На нужном повороте я сворачиваю в другую сторону, и едем мы совсем не туда. Если инфузория это и понимает, то никак мой поступок не комментирует. Сидит на пассажирском кресле притихшая. После включения обогрева она больше не трясется, но выглядит отрешенно, словно в этой машине находится только ее оболочка.

Паркуюсь возле небольшого придорожного кафе. Инфузория крутит головой в разные стороны, осматривается, а затем, словно только сейчас поняла, что я вез ее не туда, спрашивает:

– А мы где?

– В одном хорошем месте. Мне сюда по делам нужно было. Посиди в машине, ок?

Она кивает, но хмурится. Происходящее ей явно не нравится, но с места она не двигается.

В кафе все точно так же, как и год назад. Ничего не изменилось. Я давно здесь был. После аварии не приезжал, но даже спустя столько времени меня узнают. Одна из официанток, что работала здесь и раньше, приветливо мне улыбается, здоровается. Никто из них не знает, что произошло год назад и почему я не приезжал. Никто не знает об ужасном шраме на моем лице. Жизнь по-прежнему идет своим чередом, хотя для меня давно все изменилось.

Раньше я часто сюда приезжал. Мне нравилось это одинокое кафе у дороги, нравилась царящая здесь умиротворяющая тишина и люди. Тогда я еще не знал, что мир – не оазис любви и сочувствия, а люди – те еще твари.

– Здравствуйте, – обращается ко мне бармен. – Что будете?

– Два глинтвейна с собой.

Пока жду, осматриваюсь. Здесь почти все осталось прежним, но кое-что действительно изменилось. Например, на смену квадратным столикам пришли круглые, а не всегда удобные деревянные стулья заменили на кресла с мягкой обивкой.

– Ваш глинтвейн.

Я бросаю несколько купюр на барную стойку, подхватываю подстаканник и покидаю кафе. Воспоминания – слишком сильная эмоциональная нагрузка, и я, к сожалению, не всегда могу их контролировать. Когда оказываюсь на улице, мне требуется время, чтобы перестроиться. Чтобы вспомнить, что в моей руке – два стакана, а в машине сидит ненавистная сводная сестра, от которой меня колотит. На вопрос о том, почему же я намеренно ищу с ней встреч и даже везу туда, куда не приводил ни одну девушку, ответить не получается.

Иду к машине, сажусь на водительское сиденье. Ставлю глинтвейн на специальную подставку и завожу автомобиль, трогаясь с места.

– Мне кажется, мы едем не в ту сторону.

– Мы едем так минут пятнадцать. Ты только заметила?

– Куда мы едем?

– Увидишь.

– Мне надо в универ.

– Не надо.

Она шумно выдыхает, но дальше не препирается. Сидит, насупившись и отвернувшись к окну, так что остаток пути удается проехать в тишине.

– Приехали! – выдаю, когда инфузория упорно не покидает машину.

– Я никуда с тобой не пойду, – выдвигает и упрямо складывает руки на груди.

– Можешь сидеть здесь, – киваю и забираю стаканчики.

Захлопнув дверь, направляюсь к спуску. Дорога к морю занимает несколько десятков шагов. Останавливаюсь, собираясь насладиться тишиной, когда слышу позади:

– Тан!

Оборачиваюсь. Инфузория стоит вверху и неловко машет рукой.

– Спускайся, – кричу ей в ответ.

Она сомневается. Смотрит на крутую лестницу и хмурится. Оставляю слегка остывший глинтвейн на песке подальше от волн и иду к ней.

– Спускайся! – командую. – Если будешь падать, я поймаю.

Она широко распахивает глаза и смотрит на меня с ужасом.

– Я серьезно. Или можешь остаться там и подождать меня.

– А ты долго?!

– Как хочешь, – пожимаю плечами и разворачиваюсь, делая вид, что собираюсь отойти.

– Ладно-ладно, – поспешно сообщает. – Я попробую.

Распахиваю руки, чтобы продемонстрировать готовность ее поймать. Инфузория закатывает глаза и начинает спускаться. Одна ступенька, две… на последних я надеюсь на то, что она споткнется. Отказываюсь в это верить, но ведь смотрю с ожиданием…

Правда, когда Соня все же спотыкается, зачем-то отхожу. Шарахаюсь от нее, как от огня, но она и так врезается в меня со всей силы. Вдавливается своей грудью в мою и хватается руками за плечи. Она странно на меня действует. Ядовито. Я не успеваю ее коснуться, как внутри все вскипает. Руки на ее талии смыкаю на автомате и к себе прижимаю сильнее. Отпускаю только тогда, когда слышу ее едва различимый писк. Разжимаю руки и позволяю ей отойти. Сам следую к морю, поднимаю стаканы с глинтвейном и делаю большой глоток. Протягиваю один ей.

– Что это? – берет стаканчик в руки. – Кофе?

– Почти.

– Пахнет вкусно, – сообщает после того, как принюхалась. – Специями.

– Попробуй.

Она делает глоток, смешно причмокивает и облизывает губы. Мать вашу, ее язык просто проходится по губам, а у меня просто… мурашки по коже и каменный стояк. На такой простой жест такая неадекватная реакция.

– Так что это? – спрашивает искренне.

– Серьезно? Никогда не пробовала глинтвейн?

– Не-а, – хмурится и делает еще глоток.

Смотрю на инфузорию с подозрением. Она где вообще выросла, блин? Давно совершеннолетняя, а о существовании глинтвейна не знает? Судя по ее мамашке, не скажешь, что там монашеские взгляды. Муженек умер, а она ради бабок в койку к другому прыгнула и хуй на дочь положила. Интересно, инфузория уже поняла, что нахрен маме не нужна, или еще нет?

Глава 35

Тан

– Здесь так красиво! – восторженно заявляет инфузория, осматриваясь. – Так ти-и-и-ихо, – тянет гласные.

Я молча за ней наблюдаю. Она отпивает глинтвейн из стакана и улыбается. Так широко и искренне, что я засматриваюсь. Она и раньше так улыбалась, но не рядом со мной. Другим людям – подругам, матери, Киму. При воспоминании о нем внутри все вскипает. Помню ведь, как она его обнимала, как жалась к нему, когда от меня вырвалась. Эта картина пожизненно в моей голове застряла.

– Как ты нашел это место? – спрашивает, поворачиваясь.

Пока смотрю на ее раскрасневшиеся щеки, она делает еще глоток.

– Случайно. Однажды просто свернул не туда.

– Зачем мы здесь? – спрашивает и смотрит прямо на меня. Открыто и откровенно. Ждет моего ответа.

– В каком смысле?

– В прямом, – пожимает плечами. – Ты ненавидишь меня и привозишь сюда – зачем?

Было бы неплохо, будь у меня ответ на ее вопрос, но его, к сожалению, нет. Я просто не знаю, что ей ответить. Что сказать? Я и сам не знаю, почему ее сюда привез. Почувствовал, что ей это нужно? Что нам это нужно? Ощутил в ней то же одиночество и отчаяние? Не знаю, просто понял, что ехать ей некуда, и просьба высадить у института – тупая отмазка, пришедшая в ее голову.

– Собираешься меня здесь оставить, да? – допытывается. – Знаешь же, что у меня нет телефона.

– Отличная идея, я подумаю.

– Значит, не так планировал? – хмурится. – А как?

Самому бы знать, как…

– Просто привез. Наслаждайся и оставь меня в покое.

– Грубо, – выдыхает она, снова делая глоток из стакана. – Мне почему-то хочется разговаривать.

– Алкоголь странно на тебя действует, – замечаю. – Становишься болтливой.

– В смысле алкоголь? – она таращит свои огромные глаза с расширенными зрачками на меня. – Это что – алкоголь?!

Она так натурально удивляется, что я не могу сдержать улыбки, а затем и смеха. Пока инфузория требует у меня ответа, я пытаюсь не слишком откровенно ржать.

– Ты подмешал туда алкоголь? Тан!

Она пихает меня в бок, и от этого простого прикосновения я в момент становлюсь серьезным. Прекращаю смеяться, следом замирает и она. Сглатывает.

– Я не хотела.

Перехватываю ее за руку. Обхватываю тонкую кисть и тяну на себя. Она моментально впечатывается в мое тело. Охает от неожиданности и открывает рот, чтобы что-то сказать. Господи, какой у нее рот… меня от него в прямом смысле кроет. Когда смотрю вот так вблизи на нее, когда ее запах обволакивает, даже несмотря на то, что ветер здесь довольно ощутимый, я все равно его чувствую.

– Глинтвейн – алкогольный напиток. Коктейль на вине с фруктами и специями. Обычно я такую лабуду не пью, но здесь ничего другого не лезет.

Обычно я и не разговариваю так много, а уж тем более не оправдываюсь перед чертовой сводной сестрой, но сейчас во мне словно что-то меняется. Беспощадно ломается, вытесняя здравый рассудок и уступая место идиотизму. Я хочу с ней говорить. Я хочу слышать ее голос. Я хочу ее поцеловать.

– Боже… – выдыхает одно-единственное слово. – Что теперь будет?

Ее взгляд до костей пробирает.

– Ты никогда прежде не пила?

– Нет.

Теперь и мне интересно, что дальше. Какой будет ее реакция на выпитое? Пока я заметил только разговорчивость и смелость. Я бы даже сказал, наглость. Никогда прежде инфузория так себя со мной не вела. Да и не только со мной, в принципе.

– Забери его, – командует, пытаясь оттолкнуть от себя.

Перехватываю стакан с глинтвейном, забирая его у нее.

– Больше не будешь пить?

– Нет, конечно!

– Ты говорила, что тебе вкусно.

– Там алкоголь! – выдает так, словно этим все сказано.

– Тебе сколько лет, инфузория? – насмехаюсь над ней. – Это всего лишь стакан вина, к тому же тут еще и специи, фрукты, алкоголя совсем мало.

– Все равно нет. Я не ведусь на дешевые уговоры.

– Дешевые? – выдаю на повышенных тонах.

– Я не планировала когда-либо пить алкоголь, – заявляет со всей серьезностью.

– То-то я заметил, как ты присосалась.

– Ты меня вынудил, – предъявляет.

– Еще скажи – заставил.

– Именно.

– А не много ты на себя взяла?

Удивительно, но наша перепалка не выводит меня на эмоции. Вернее, конечно, я рядом с инфузорией испытываю непонятные чувства, но нет ни намека на злость. Мне даже… нравится?

Ни хрена подобного!

Просто уж так вышло, что мы с ней оказались здесь вместе.

Чтобы отвлечься, закуриваю и тоже тяну глинтвейн из бумажного стакана. На вкус – такой же, как и год назад. Ничего в этом заведении не изменилось, кроме интерьера. Все тот же рецепт глинтвейна. Вкусный, пряный, слегка терпкий для языка. Не зря инфузории понравился. Зря отказывается пить еще. Вкусно ведь, и вижу, как она то и дело бросает взгляд на свой стаканчик в моей руке.

– Точно не будешь?

– Точно.

– Я допью?

– Пожалуйста.

По глазам вижу, что ни хрена это не пожалуйста. Испепеляет взглядом и стаканчик, и меня вместе с ним.

– Если я столько выпью – поедем домой поздно. Несколько часов точно будем тут зависать, пока протрезвею.