Почувствовав себя увереннее, мужчина перевёл взгляд на стеллажи с книгами, зацепился за книжные корешки взглядом, словно они давали ему незримую поддержку, позволяющую преодолеть врождённую застенчивость и через несколько секунд, отпустив дверь, сделал шаг к полкам. Дверь хлопнула тихонечко, почти не слышно и вслед за этим хлопком по помещению разнеслась нестройная дробь скачущих по полу небольших деревянных шариков. Мужчина вздрогнул и оглянулся. Возле двери, успокаиваясь после падения, покачивались на полу несколько сухих плодов конского каштана.

Сразу за дверью висела на стене небольшая самодельная, узкая полочка из ламинированного ДСП, и она была пуста. Решив, что именно его неловкость стала причиной падения каштанчиков с полки, мужчина с пунцовым от стыда лицом быстро собрал все каштанчики в мгновенно вспотевшую ладонь.

– Извините, – смущённо произнёс он тихим голосом, выложил каштанчики в рядок на полочке и, втянув голову в плечи, чтобы ненароком не встретиться с хозяевами взглядом, стремительным шагом прошёл меж стеллажей к дальнему выходу на Старогородскую улицу.

Всё произошло так быстро, что ни Евгений Иванович, ни Арсений Иванович, не успели среагировать на происшедшее должным образом. Когда мужчина скрылся, они лишь переглянулись, с минуту прислушиваясь к звенящей тишине, а затем вновь принялись за чтение «Официоза».

Примерно через неделю мужчина появился вновь. Евгений Иванович и Арсений Иванович были заняты обсуждением очередного эпизода «Официоза», когда дверь в эту половину книжной лавки приоткрылась, и в узком проёме появилось бледное худое лицо. Ивановичи приветливо заулыбались незнакомцу, но не произнесли ни слова. Мужчина поздоровался с ними кивком, зашёл внутрь, аккуратно, если не сказать бережно, закрыл за собой дверь и сделал шаг к полкам. За его спиной, как и в первый визит, послышался гулкий цокот скачущих по дощатому полу лёгких деревянных шаров. Мужчина замер, словно не веря собственным ушам, и с выражением удивлённого недоверия на лице обернулся. На полу лежали три сухих, сморщенных каштанчика.

– Это последние, – подал голос Евгений Иванович.

Мужчина вопросительно взглянул на старика. Тот сидел за столом, лучезарно улыбаясь до самых ушей. Арсений Иванович, в свою очередь с серьёзным и сосредоточенным видом показывал указательным пальцем на потолок. Необычный визитёр осторожно запрокинул лицо к высокому, больше трёх метров, потолку, белёному подсиненной извёсткой и застыл, рассматривая открывшуюся его взору инсталляцию. К доскам потолка, прямо над проходом в котором он стоял, серебристым большим шурупом с широкой шляпкой, была прикручена полутораметровая ветка конского каштана. Судя по внешнему виду ветки, прикрутили её ещё ранней осенью, когда коробочки на каштане почти достигли зрелости, но не раскрылись, освобождая семена из колючей темницы. На ветке сохранились большие коричневые, в тёмно-серых и бурых пятнах сухие листья, но коробочки со временем успели потерять свою жёсткость и целостность. Некоторые из них давно рассыпались на части. В какой-то момент они упали на пол вместе с плодами, а остальные раскрывались по мере высыхания, отпуская на волю своё содержимое, и оставались висеть на ветке в виде диковинного украшения.

Полочка за дверью была пуста. Осознав, что его неуклюжесть или неловкость не причём, мужчина выдохнул облегчённо и шумно и, лишь потом повернулся к Ивановичам. Его лицо озаряла улыбка. Эта улыбка была настолько невероятно искренней, открытой, что в какой-то момент обоим Ивановичам показалось, что перед ними стоял не взрослый мужчина, робеющий самого себя благодаря очевидному комплексу не полноценности, а пятилетний мальчишка, дождавшийся исполнения своей самой заветной мечты. Позднее Арсений Иванович скажет: «Я думал, что людей, способных так улыбаться уже давно не существует», а Евгений Иванович с ним согласится, но сейчас, неожиданно увидев перед собой такую непосредственную радость, Арсений Иванович заулыбался в ответ ещё шире, а Евгений Иванович даже хохотнул от неожиданности.

– А где? – перестав улыбаться, тихо и грустно спросил мужчина, указав на пустую полочку за своей спиной.

– А здесь, – снова хохотнул Евгений Иванович и обратил внимание мужчины на микроволновую печь, кивнув в её сторону подбородком. На микроволновке покоились полтора десятка каштанчиков.

– Можно я посмотрю книгу, которая вызвала мой интерес в прошлый раз? – решив вопрос с каштанами, мужчина окончательно успокоился.

– Конечно. Именно для этого книжная лавка «Читай» и существует, – ответил Евгений Иванович и сделал приглашающий к полкам жест. Его удивило, что в свой первый визит, опрометью выскакивавший из лавки мужчина, успел прицелиться к какой-то книге, но вида он не подал.

Посетитель скрылся за стеллажом. Несколько минут в книжной лавке стояла тишина, затем хлопнула дверь, ведущая на Старогородскую улицу, давая понять старикам, что странный и застенчивый визитёр покинул их заведение.

Очередной визит мужчина сделал на следующий день. Он неспешно открыл дверь, и, переступив порог, кивнул старикам чуть заметно, пряча при этом стыдливо глаза, словно что-то украл. Затем быстро и целенаправленно прошёл между стеллажей, взял заинтересовавшую его книгу и вернулся на ту половину лавки, где ждал посетителей старый потёртый диван. Ивановичи, занятые на этот момент готовлением и обсуждением дочитанного до конца «Официоза», переглянулись и продолжили прерванный разговор:

– В целом повесть хорошая и я не понимаю, почему она не получила такой известности как, к примеру, более ранняя повесть «Неуклюжий мастер». Но, не смотря на свою привлекательность, она разительно отличается от всего, что написал Набоков до «Официоза». Словно это произведение создал кто-то другой, причём, не слишком заботясь о сохранении стиля автора, – произнёс Евгений Иванович, просеивая муку через сито на чисто вымытую клеёнку, которой он накрывал полированную крышку дубового стола каждый раз, когда начинал готовить.

– Думаю, причина во влиянии на него творческих тенденций западного мира. К моменту написания «Официоза», автор слишком долго прожил в Америке. – Арсений Иванович сидел за столом, держа «Официоз» Набокова в руке цепко и надёжно, словно боялся, что книга может выпрыгнуть из рук и убежать.

– Поясни, – не отрываясь от своего занятия, спросил Евгений Иванович.

– Всё просто. Западная литература в своей основе всегда стремилась к упрощению содержания, увлекая читателя тайной и интригой. Именно из такой тяги к тайне и упрощению повествования, вырос жанр детектива. Детектив – сугубо западное явление. Наши литераторы тяготели к передаче чувств и эмоций, которые требовали многословности и красочности. Когда Набоков творил в России, его ранние произведения рождались под влиянием русской литературы, а «Официоз» – это продукт исключительно западных тенденций.

В соседнем помещении раздался беспорядочный стук, словно кто-то пытался перевернуть алюминиевую тарелку, наступая ногой на её край, но у него никак не получалось.

– Сходи, посмотри, что там происходит, – попросил Евгений Иванович друга, продолжая трясти ситом, каждым движением увеличивая горку воздушной муки.

Арсений Иванович поднялся со стула и вышел. На диване, с книгой в руках, сидел увлечённый чтением тощий посетитель. Но не он был объектом интереса старика, поэтому Арсений Иванович обратил свой взгляд в угол, где на полу стояла алюминиевая тарелка вместимостью в пол-литра. В эту тарелку они с Евгением Ивановичем насыпали кошачий корм для прибившейся к ним в лавку бродячей кошки Маруси. Маруся была обладательницей макрелевого окраса и невероятно строптивого характера, но, не смотря на свою натуру, желания перевернуть тарелку у неё никогда не возникало. Корм старики подсыпали в тарелку постоянно, ведь никто из них не знал, с каким посетителем войдёт в лавку голодная кошка. Сейчас тарелка была пуста, а возле тарелки, широко растянув пасть, словно в улыбке, сидел пёстро-пегий французский бульдог.

– Ваша собака съела кошачий корм, – буднично сообщил мужчине Арсений Иванович очевидность.

– Это не моя собака, – ответил мужчина, не отрывая глаз от книги. – Я думал, она ваша, хоть и вошла в лавку вместе со мной. Я заметил тарелку ещё в свой первый приход, а увидев на пороге лавки бульдога, решил, что это его тарелка.

– Понятно, – Арсений Иванович подошёл к собаке, присел рядом с ней на корточки и начал чесать зверя за ухом. – Ещё один потеряшка. Завтра дам объявление в районке, а потом куплю тебе корм. А пока будешь есть кошачий. И не вздумай Марусю обижать, – обратился к собаке старик.

Пёс не возражал против такого расклада, продолжая довольно урчать от почёсываний, словно большой кот, запрокинув вверх большую круглую голову с улыбайкой на плоской морде от уха до уха.

– Не подскажете мне цену книги? – подал голос худой мужчина.

– В каждой книге на задней обложке с внутренней стороны, цена написана карандашом, – ответил Арсений Иванович и только сейчас обратил внимание на томик в руках мужчины.

Книга имела обложку тускло-серого цвета без рисунков. Лишь название книги и имя автора были напечатаны такой же тусклой, под стать обложке, бледно-голубой краской. Арсений Иванович узнал это издание. Его можно было смело отнести к раритетам, если бы не одно «но», из-за которого никто книгу не покупал: её текст был напечатан на бумаге коричневого цвета, отчего был неудобочитаем. Кто придумал дизайн этого издания, было неизвестно, потому, что оформителя в выходных данных книги по какой-то причине не указали.

Оставив пса в покое, Арсений Иванович вернулся к своему другу. Евгений Иванович уже перетёр сахар с яйцами, добавил туда ванилин, топлёный маргарин и теперь подсыпал в смесь муку, вымешивая венчиком тесто нужной консистенции.

– У нас новый жилец. Французский бульдожка. Завтра начну поиск хозяев, – доложил Арсений Иванович ситуацию.

– А знаешь, ты прав на счёт упрощений в западной литературе. Это их отличительная примета, не смотря на то, что у нас тоже хватает писателей, делающих ставку на интригу и тайну, а не на изысканность оборотов и изящность фраз…

Евгений Иванович не успел закончить свою мысль, потому что в этот момент от дверей донеслось:

– Я хотел бы приобрести эту книгу.

Тощий посетитель вошёл так неслышно, так незаметно, что оба старика вздрогнули от звука его голоса.

– Я буду только рад, – произнёс Евгений Иванович, быстро оправившись от неожиданности и, взглянув на книгу, добавил. – Она стоит пять семьдесят пять, если мне не изменяет память.

Мужчина подошёл к столу, на котором Евгений Иванович уже сформировал тесто в то, что должно вскоре стать пирогом и положил на край столешницы мятую купюру и полтинник.

– У меня нет двадцати пяти грошей, но мне говорили, что здесь можно использовать обмен в качестве оплаты, – по всему было видно, что мужчине очень неловко за отсутствие у него полной суммы, но жгучее желание приобрести книгу пересилило стыд.

– Да, полный или частичный обмен приемлем. Но предупреждаю, что я оставляю за собой право отказать в обмене, если предлагаемая вещь мне не интересна, либо не стоит тех денег, за которые её предлагают.

– Я понимаю, – ответил мужчина, и в его голосе проскользнула лёгкая дрожь волнения. – У меня есть яйцо. Я купил его сегодня к завтрашнему утру. На завтрак. Десяток яиц стоит два талера и пятьдесят грошей, значит, стоимость одного яйца двадцать пять грошей. Вот.

С этими словами мужчина засунул руку в карман своей серой куртки. В тот момент, когда кисть мужчины целиком скрылась в кармане, оттуда послышался лёгкий хруст, однозначно говоривший, что яйцо лопнуло. Скорее всего, яйцо уже было с трещиной, но незаметной, готовой проявить себя только при варке, а сейчас, под воздействием неловких пальцев волнующегося мужчины, раскололось окончательно.