Сложив планшет и папку с документами обратно в рюкзак, Павлик повернулся к журнальному столику, протянул руку к визитке, но брать не стал. Он прижал картонку к столешнице большим и средним пальцами, затем легонько поскрёб ногтем указательного пальца краешек золотой полоски. Самую малость. Ради любопытства. Золотая краска поддалась легко. Он переложил визитку на рюкзак, всё ещё лежавший на его коленях и провёл ногтем по полосе. На золотой полоске появилась широкая белая, как и сама картонка, царапина, открывшая вертикальные чёрные чёрточки.

Удивившись, насколько легко стёрлась краска, Павлик посмотрел под ноготь. Под ногтем не было ни одной золотой крупинки. Заинтригованный, он провёл по полосе ещё раз, увеличив чёрные чёрточки в размере. И снова под ногтем не оказалось ни малейшего золотого проблеска.

«Чертовщина», – подумал Павлик и приподнял визитку. На тёмно-коричневой коже рюкзака золотой краски тоже не оказалось. Также бесследно исчезли остатки золотистой полоски, как только Павлик соскоблил её ногтем. Теперь перед ним красовалась белая визитка с чёрным текстом и шестью цифрами под ним.

– 111177, – прочитал Павлик явившийся ему номер телефона.

«Странный номер, – подумал Павлик. – Ни кода страны, ни кода оператора. И на городской не похож».

За окном догорал последними отсветами солнца в тёмных тучах долгий день, но в комнате было светло, благодаря двум уличным фонарям, освещавшим автостоянку. Вопреки задумке архитекторов и дизайнеров, света от фонарей окнам второго этажа гостиницы доставалось больше, чем машине Павлика, стоявшей между ними. Павлик достал из бокового кармашка рюкзака мобильник, но сразу звонить не стал. Он попытался представить, где на территории стадиона и физкультурного комплекса может быть устроен этот псевдоисторический аттракцион, чтобы построить свой утренний маршрут в кафе с учётом осмотра данной локации. Но представить не смог.

Ти-ти-ти-ти-та-та, пропели циферки на экране мобильника и из динамика громкой связи полились гудки вызова. Павлик ждал. С каждым новым сигналом в нём росла уверенность, что ответа на вызов не будет. С последним гудком экран мобильного телефона погас, включив блокировку, и в комнате внезапно стало темно.

– Они уже на уличном освещении экономят! – громко возмутился Павлик.

Внезапно он почувствовал, что брюки на заднице начали напитываться неизвестно откуда взявшейся влагой. Это было так неожиданно, что на секунду Павлик застыл, не доверяя собственным чувствам, затем попытался вскочить с кресла, но вместо этого неуклюже завалился на правый бок. Кресла под ним не было. Он лежал на боку, ощущая всем телом сырую землю, и холодел от ужаса. Правая сторона его тела была мокрой, но Павлик лежал, боясь пошевелиться, крепко обнимая двумя руками рюкзак, как нечто, способное даровать спасение и тщетно пытался понять, что с ним происходит.

Воздух, проникавший в лёгкие Павлика, был насыщен миазмами и вызывал у него лёгкую тошноту и головокружение. А возможно, всему виной был перепуг, ведь перепугался Павлик изрядно, даже очень и очень сильно.

«Телефон! Где-то тут упал телефон», – Павлик начал лихорадочно шарить перед собой одной рукой, второй по-прежнему крепко прижимая к себе рюкзак. Под руку попадались влажные комья земли, мусор и мелкий щебень. Телефона не было. Возможно, он свалился с колен чуть дальше, чем могла дотянуться рука, но для того, чтобы его достать, нужно было хотя бы приподняться на локте, а Павлика всё ещё сковывал безотчётный страх перед внезапной темнотой и неизвестностью. Словно все чудовища из его детских снов и фантазий, сейчас склонились над ним в ожидании, когда он вытянет руку и коснётся кого-нибудь из них, тем самым выбрав себе вариант наказания и смерти.

Наконец, глаза свыклись с отсутствием света, и Павлик боковым зрением заметил область пространства, не такую тёмную, как кромешная тьма, в каковую, словно в глухую стену упирался его взгляд. Эта область была чуть мягче, чем мрак, чуть нежнее и располагалась не там, где он рассчитывал её увидеть. Она не была прямоугольной, как окно, на которое должна была указывать сейчас голова Павлика, а круглой и размещалась над ним, вверху, где по всем правилам его мира находился потолок.

Это обманчивое ощущение пространства чуть было не заставило поверить Павлика, что он висит в воздухе, и он бы непременно поверил, если бы мокрые штаны и рубашка, холодившие его бок сыростью и грязью не опровергали эту неприятную иллюзию. В круглом пространстве горели звёзды. Две маленькие, без всяких сомнений, звезды смотрели на Павлика сверху, но дарили ему не надежду на скорое благополучие, а безысходность, поглощавшую его душевную организацию всё больше, всё сильнее.

Всё-таки он опёрся на локоть, и стал шарить по земле чуть дальше, чем у него получалось до этого. Телефона не было. Павлик почти лёг грудью на влажный грунт, увеличив радиус ощупывания ещё, примерно, на длину ладони. Телефон отсутствовал. Понимая, что лучше дождаться утро, ведь должно же оно наступить когда-нибудь, Павлик в последний раз провёл пальцами по земле, потянулся, двигая руку за голову и, наконец, схватил самыми кончиками пальцев, но не телефон. Это было что-то твёрдое, обмотанное ветхой, скользкой от мокроты и плесени тканью, тут же начавшей расползаться под давлением пальцев.

Павлик был очень впечатлительным человеком с неуёмной фантазией. Даже будучи взрослым, он подсознательно продолжал бояться не существующих в реальности монстров, обитающих во мраке ночных фантазий. По ночам, опасаясь, что они выползут из своих тайных убежищ в потустороннем мире, он всегда накрывался одеялом до самого подбородка, будто одеяло могло стать надёжной защитой от наполнявшей темноту жути. При этом укутывался так, чтобы ни ноги, ни руки не высунулись случайно из-под одеяла во сне, соблазняя тем самым адские пасти попробовать его нежную плоть на зуб.

Павлик закричал. Истошно, долго и громко. Эти несколько секунд ужаса и крика, показались ему бесконечной формой пытки. На его месте закричал бы каждый, если бы переместился внезапно из уютного номера гостиницы в сырую и мерзко пахнущую темноту. Он бы кричал и дальше, но страх сдавил грудь так мощно, что сердце подпрыгнуло к самому горлу и перекрыло доступ кислорода. Павлик потерял сознание. Скорченный, он лежал на боку, а две звезды, холодные и безразличные перемигивались над ним, медленно смещаясь к краю диска, незаметно меняющего свой окрас на более светлый. Занимался новый день.

Спустя полчаса Павлик очнулся. Круг над головой был уже не чёрно-серый, а тёмно-синий, но внизу по-прежнему царил мрак. Павлик лежал без движения, и пытался проанализировать свои ощущения от контакта пальцев с неизвестным предметом. Полученной в результате прикосновения информации было ничтожно мало и на её основе воображение рисовало то расползающийся от старости гриб, то слизняка, то монстра-телепата, ухмыляющегося в ответ на долетавшие до него догадки Павлика.

Павлик решил не двигаться, пока вокруг не станет светло. Его колотила мелкая дрожь, вызванная сыростью и утренней прохладой, но он не шевелился, ведь принципы детства гласили, что если не провоцировать чудовищ движениями, то им незачем нападать. В его голове всплыли прочитанные в детстве «поучительные слова цыпленка». Он точно помнил их, и следовал этим словам: «Когда ты в незнакомом месте, стой на одной ноге, ибо это место может оказаться могилой».

Через некоторое время дрожь перестала плясать по его телу, возможно от того, что потеплело, а может, помогли дыхательные упражнения, ведь Павлик пытался контролировать своё состояние даже с зажмуренными глазами, стараясь дышать медленно и спокойно, иначе, не ровен час, отрывистое дыхание подскажет чудищам, что он отчаянно трусит. Эти упражнения отлично помогали ему в детстве. Павлик был уверен, что они не будут лишними сейчас. Вскоре он успокоился и даже задремал на время.

Открыв глаза, Павлик первым делом посмотрел вверх. Он находился в глубоком колодце четырёх метров в диаметре и глубиной метров шесть. Стенки колодца были сложены из камней, подогнанных друг к другу тщательно, со знанием дела. Самый верхний ряд был освещён утренним солнцем, но внизу, где находился Павлик и придуманные им монстры, царил густой полумрак.

Павлик отложил рюкзак в сторону и сел, подобрав под себя обе ноги. Пришло время встретиться с тем, что он нащупал ночью. Может быть, это всего лишь брошенная в колодец тряпка, упавшая на камень много лет назад, гнилая, готовая стать землёй, слиться с ней бесследно через год-другой. А может, это и впрямь было нечто живое: гриб сморчок, или большая мокрица, уползшая в свою нору, трещину между камней, испуганная и раненая его неуклюжим прикосновением.

Телефона рядом не было. Павлик повёл взглядом в сторону и вздрогнул от неожиданности. Перед ним, прислонившись спиной к камням, сидела, склонив голову на грудь, мумия. Самая настоящая. С головы до ног замотанная в грязные бинты. Одна нога мумии была согнута в колене, вторая вытянута в сторону Павлика. На большом пальце вытянутой ноги ветхая ткань расползлась, показывая Павлику кость первой фаланги. Палец был не единственным местом, где ткани не было. Там, где должны были быть глаза, темнела меж бинтов щель. Мумия, с безвольно опущенными вдоль тела руками, казалось, рассматривала дырку на пальце. Воображение тут же подсказало Павлику, что рассматривала она появившуюся ночью прореху с явной укоризной.

Когда солнце окрасило в светлые оттенки жёлтого и серого второй ряд камней, а мумия так и не пошевелилась, Павлик начал шевелиться сам. Он встал. Весь его правый бок был мокрый и грязный, включая ступню, обутую в туфлю с парусиновым верхом. Когда Павлик шевелился, брючина и рубашка липли к телу, от чего создавалось неприятное ощущение холода.

– Эй! Кто-нибудь! – негромко позвал Павлик в надежде, что рядом с ямой кто-то есть, но тишину вверху нарушала только далёкая трель соловья.

Павлик прошёлся по кругу, осматривая стены в надежде, что найдётся такое место, где щели между камней позволят ему выбраться наружу. Напрасно. Туфли чавкали в грязи, порой увязая в грунте сантиметра на три. Вскоре промокла и левая нога, но Павлик, в своём устремлении выбраться, даже не заметил этого. Возле мумии он задержался. Страха она уже не вызывала, лишь опасение, что его может ждать подобная участь, тягостно давило на нервы. Мумия занимала самое лучшее место в яме. Она сидела на небольшом холмике, даже не холмике, а так, кочке, около трёх метров длиной, полметра шириной и высотой сантиметров тридцать. Кочка, с пологими краями была более сухой, чем остальное дно ямы. Во всяком случае, земля здесь не хлюпала влагой. Это было единственное качество кочки, за которое стоило побороться с сидевшей на ней мумией, но Павлик ещё не был готов к решительным действиям, поэтому, достав из рюкзака планшет, бросил рюкзак рядом со своим молчаливым и неподвижным соседом и уселся на него сверху.

Часы на планшете показывали половину седьмого, а значок аккумулятора зеленел, убеждая своего хозяина, что при бережном обращении, планшет прослужит ещё три дня. Павлик сидел на дорогом кожаном рюкзаке, смотрел на своё отражение в чёрном зеркале выключенного экрана и думал о том, как через час, максимум через два, его вытащат отсюда устроители глупого розыгрыша, а он, упоённый ненавистью, будет бить их лица. Бить, невзирая на все известные им способы просить извинения. Бить за то, что они усыпили его каким-то наркотическим газом, за то, что бросили в эту гнилую и вонючую яму.

Над головой раздался шорох. Павлик задрал голову, надеясь увидеть довольные лица организаторов розыгрыша. Кулаки тут же начали зудеть в предвкушении скорого момента, когда под его ударами в мягких тканях этих недоумков начнут образовываться твёрдые гематомы. Вверху никого не было, но, тем не менее, через секунду шорох на краю ямы повторился вновь.

– Эй! – проорал Павлик во всё горло требовательно и зло. – Вытащите меня отсюда.

Существо наверху взвизгнуло от неожиданности и отскочило от ямы, шурша песком и галькой. Собака. Павлик разочарованно вздохнул и снова уставился на планшет.

«Эх, если бы я купил себе планшет с симкой, здесь давно бы была милиция, – отрешённо подумал Павлик и тут его осенило: – Вифай! Телеграф с бесплатным вифаем совсем рядом с крепостным валом и если этот «аттракцион» находится тут же, он сможет связаться с отделением милиции!»