Аля приплелась ко входу и на пороге увидела… Марию Федоровну.

– Ну, здравствуй, дочка! Вот я вас и нашла!

А найти их было не так-то просто. Свекровь искала невестку с внуком несколько часов, даже дошла до командования части.

Мария, хоть и только вернулась с долгой тяжелой дороги, наметанным взглядом сельского жителя (и просто мудрой женщины) сразу оценила обстановку.

Она крепко обняла невестку, потом потрогала ее лоб и куда-то удалилась. Алька плохо соображала, температура подскочила.

Через пару часов Аля уже лежала в госпитале – мастит. Денис остался с бабушкой.

Прошла неделя, Алю подлечили и привезли домой, в барак. Девушка его не узнала. Тут был новый бак, наполненный водой, новая электропечка, чистота и уют, большие запасы продуктов, и главное – хорошие смеси для Дениски.

На кухне исчезли крысы, свекровь их извела. А Дениска лежал, весь румян от тепла печки, завернут в белоснежные пеленки и спокоен.

Утром сквозь сон Алька слышала, как свекровь сходила за водой, как забрала от ее постели хныкающего малыша и унесла на кухню…

А когда, часов в десять, Алька проснулась окончательно, ее ждали теплые закутанные в полотенце и шерстяную кофту сырники, улыбающийся сын и довольная, слегка усталая свекровь. Она доваривала борщ.

– Мария Федоровна, как же хорошо-то! – подсаживаясь к сырникам, сказала Алька. – Как же хорошо нам с вами! Идите – поспите, я доварю.

Только к лету приехал Виктор. А всю весну Мария Федоровна с Алей и Дениской жили втроем.

Они много беседовали. Аля слушала рассказы свекрови о ее нелегкой жизни затаив дыхание.

Они спали на одной кровати. По очереди заботились о Дениске, посадили небольшой огород возле барака. Когда стало потеплее, выезжали на закупки в военторг, а потом гуляли в парке.

Обе они, конечно, переживали за Виктора и очень ждали его возвращения.

И Аля не представляла себя уже без этой женщины. С ней было тепло и уютно, с ней было легко и надежно. Свекровь знала все. Любая бытовая проблема с ней оказывалась решаема.

– Смотрите, ох! У нас угол течет. Дожди проклятые! – переживала Алька.

А свекровь, оценив обстановку, говорила:

– Не ругай дожди, Алечка. Они землю поят, огород наш поливают. А рубероид и клей я завтра куплю. Подтекает там вот… Ну, я знаю, где.

И все быстро вставало на свои места.

– Ох! Дайте, я вас обниму, – восклицала Алька, прижимая к себе теплую, уютную женщину.

Свекровь уговорила Алю и настроила ее на посещение общественной бани. Раньше Алька стеснялась туда ходить. Грела дома кастрюли и обмывалась над тазиком. Теперь каждый банный день они дружно парились, а Дениска спал под присмотром банщицы.

Мария Федоровна находила общий язык со всеми, умела договориться, похвалить – и в конце концов ее зауважали и командиры, и соседки.

– Спи, спи, дочка! – шептала свекровь. Она поднималась очень рано.

– Спасибо тебе, мам! – сквозь сон отвечала Алька и улыбалась своим мыслям.

А мама-свекровь, держа Дениску на руках и тихо прикрывая дверь, улыбалась своим.

Нет, не ради титула «мамы» она здесь. Осталась бы и Марией Федоровной, и прекрасно. Вроде, и неважно все это. Но было так приятно, что пришлось смахнуть легкую слезу счастья.

А Алька не сразу уснула, лежала и думала: «Вот так мы в юности строим представления о будущем, а жизнь – она берет свое».

Не всегда стоит следовать своим принципам, и не все в нашей жизни можно измерять чужим опытом. Измерять надо сердцем.

– Спасибо, мама, милая, – прошептали губы, и Алька провалилась в сон.

Доехать до бабушки

Живот заболел на последней паре. Началась тошнота, и потемнело в глазах. Надо бы досидеть… Но боль усиливалась, и Ксюша уже перевалилась на один бок, прижимая пальцы к точке боли.

Подняла руку, вышла. Конечно, она ждала и в целом была готова к этим дням, но вот про таблетки совсем забыла, и у подруги их тоже не оказалось.

Ну ладно, осталось досидеть эту пару, а там уже – автобус и вокзал. К бабушке на выходные. Поблизости от вокзала есть аптечный пункт. Купить таблетки, потом чуть больше часа на электричке, и Ксюша у бабушки. А уж бабушка… рядом с ней все пройдет.

Пара длилась необычайно долго. Ксюша вся извелась. Боль усиливалась. Но, наконец, муки прекратились, и девушка вышла из корпуса университета.

На улице было мерзко – снег вперемешку с дождем. Говорила же мама, надевай зимнюю куртку, так нет же, она вырядилась, пошла в легком! А тут – почти зима. Куртка короткая, джинсы тонкие… Ох, оказаться бы сейчас сразу – у бабушки!

На улице Ксюше стало немного получше, боль рассосалась, затаилась – готовилась к новому штурму. Как назло, долго не приходил автобус. Ксюша промочила ноги, но это еще полбеды; вернулась боль.

Новая атака, прямо схватки какие-то. Люди, прячась от дождя и снега, бежали по своим делам, иногда толкая застывшую от боли студентку. Хотелось выть…

Мест в автобусе не было. Темнело в глазах. Но молодой девушке стыдно просить уступить ей место, и Ксюша терпела.

Стало тревожно («А как там… все ли в порядке сзади?»), и Ксюша постаралась встать спиной к окну. По полу автобуса жутко дуло – окоченели ноги. Хотелось к бабушке.

Аптечный киоск на железнодорожном вокзале был закрыт. До электрички оставалось еще минут сорок. Ксюша упала на вокзальное сиденье, наклонилась вперед и с силой прижала сумку к животу. Так было легче терпеть. Девушка делала вид, что спит, а на самом деле считала до ста, переводя дыхание.

– Ноги подними! – услышала она.

В полупустом зале уборщица мыла пол.

– Я не могу!

– Че так?

– Живот болит.

– Может, скорую вызвать тебе? – Уборщица жалостливо посмотрела, все понимая. Женщина – женщину.

– Не-е-е, доеду…

В такой же позе, крепко сцепив зубы от боли, Ксюша ехала и в электричке.

Как дошла до бабушки, даже и не помнила.

Бабушка, увидев промокшую внучку, ее темные круги под глазами, лоб в напряженных морщинках, озноб – все поняла сразу.

– Бабуль, обезбол дай!

– Так. Садись, сейчас. Снимай все с себя. Ты промокла насквозь.

А дальше все пошло по тому идеальному сценарию, который могут для нас организовать только бабушки.

– До сих пор в синтетических колготках! Без носков! – причитая, суетилась старушка.

– Бабуль, за что нам, женщинам, это?!

– Ну, пока я замуж не вышла, тоже так мучилась, потом полегче стало, – успокаивала она.

И вот уже Ксюша сидит в колючих шерстяных носках, длинной футболке, в бабушкином фланелевом халате, завернутая в любимую темно-зеленую вязаную шаль.

– А таблетки? – прокричала Ксюша уже из ванной.

– Сначала ложки три горячей лапшички куриной съешь. Давай-давай, через «не хочу».

И вот бабушка кладет рядом с тарелкой лапши две долгожданные и такие необходимые таблетки, а потом наводит что-то лекарственно-кислое и горячее в стакан, процеживает отстоянную травку.

Лапша, лекарство и забота бабушки вскоре подействовали: ушла боль, появилась испарина и расслабление. Даже шаль стала лишней. А бабушка что-то там растирает бальзамом и брызгает Ксюше в рот…

Захотелось уснуть тут же – за кухонным столом. Ксюша прислонилась к спинке стула и закрыла глаза. Вот оно – счастье.

Но счастье не кончалось. Оно ждало ее в виде пушистой перины и мягких подушек. Ксюша так тяжело упала на кровать, как будто в ее теле было килограммов сто. А когда бабушка подоткнула одеяло со всех сторон, Ксюша даже не могла пошевелиться.

И перед самым сном подумала:

«Не хочу я замуж! Никто в жизни не сумеет так любить, как любят нас наши бабушки!»

Дорога домой

Антонина и Дмитрий возвращались в город. Они ездили смотреть дом, который собирались купить. Судьба их свела в том возрасте, когда дети уже выросли и даже подрастали внуки. Оба были одиноки, обоим хотелось своего пространства, собственного – но общего для них двоих – жилья.

В покупке именно этого дома Тоня еще сомневалась – уж очень далеко деревня находилась от города. Хотя здание добротное, и хозяин не завышал цену… Дорожные раздумья Тони прервал голос Дмитрия:

– Смотри, смотри! Опять эта собака.

Навстречу по правой стороне дороги действительно, прихрамывая, бежал пес. Тот самый, на которого они обратили внимание еще утром, обогнав его, когда ехали в деревню. Прошло часов шесть. Пес за это время пробежал десятки километров. Он был достаточно большой, грязный, серой масти, с висячими ушами и грустными глазами.

Дмитрий затормозил, вышел из машины и свистнул. Пес остановился и оглянулся, но с места не сдвинулся.

– Достань бутерброды, Тонь!

Антонина полезла в пакеты и выудила оттуда оставшиеся бутерброды, завернутые в фольгу. Дмитрий позвал собаку, поманил едой. Пес, немного подумав, двинулся навстречу. Благодарно посмотрел на Дмитрия и начал медленно есть. Тоня с жалостью смотрела на собаку.

– Это куда ж он бежит весь день? Утром обогнали, и сейчас – вот…

– Не день, дольше. Посмотри, какой грязный. Наверное, давно идет.

– Слушай, а может, возьмем себе в дом? Там и конура есть, – предложила Тоня.

– Да мы ведь еще и не решили, покупаем дом или нет… А сейчас его куда? В квартиру?

– Ну, можно и к сестре Люде пока, во двор. Я договорюсь.

Дмитрий помолчал, подумал, осмотрел еще раз собаку.

– Хороший, вроде, пес. Подкормить только. Ну, давай!

Антонина и Дмитрий сошлись на том, что пес поедет с ними. Но мнение пса с их мнением не совпало. Собака доела бутерброды, посмотрела на пожилую пару и продолжила путь в том же направлении. Дмитрий пса догонял, брал за холку, пытался уговорить, но пес вел себя, как упрямый ослик: при приближении Дмитрия он не двигался с места, молчал, упрямо глядя исподлобья. К машине идти не хотел.

Так они и расстались. Машина и пес разошлись в разных направлениях.

Пес оглянулся, грустно посмотрел вслед уходящей машине и заковылял дальше. Не сомневался – он принял правильное решение.

У пса была цель – он возвращался к хозяину, по которому очень скучал. Хозяина звали Григорий, и был пес с ним с самого детства. Сначала с ним и с его женой, а потом уже только с ним, когда жены почему-то не стало.

Но прошлой осенью его посадили в машину и увезли в город. Там тоже был двор, но все кругом пугало: и чужие городские звуки, и окрик нового хозяина (в общем-то, доброго и заботливого, но так и не ставшего своим).

А еще все время снился родной двор, конура и даже дворовые коты. Новый хозяин говорил с ним ласково, понимал, что пес скучает, но…

Прошло полгода. Весной хозяин взял его на рыбалку. И вдруг, у реки, когда волна столкнулась с берегом, пес явно почувствовал родной запах – его принесла вода. Река вытекала из глубокого леса, а значит, там, за лесом, и есть его дом, его хозяин, и надо бежать вверх по течению, чтобы вернуться домой.

И пес помчался. Первый день шел прямо по берегу. Останавливался и пил воду. Ночью уснул на берегу. А на следующий день, когда лапы закровили и идти стало труднее, вышел на идущую вдоль реки дорогу. Полегчало. Но голод сделал свое дело – пес очень устал. Следующую ночь он провел на заправке, там ему перепала булка.

А утром пес опять отправился в путь – вверх по реке. Пожилая пара остановила машину и очень вкусно его накормила. Но и напугала немного, пришлось посопротивляться.

Пес отдыхал все чаще, но продолжал идти к своей цели. Он уже чувствовал – дом близок.

К вечеру, когда силы были на исходе, пес добрел до своей деревни. С трудом влез в знакомую дыру в заборе и поскреб лапой дверь дома, лаять уже не было сил. Но хозяин не откликнулся. Пес залез в любимую конуру и крепко уснул. Было очень спокойно – он попал домой.

* * *

– Ирка, глянь! Бармалей? Это же Бармалей! Откуда он тут?

Соседка с дочерью шли на утренний автобус.