Куда светит Солнце. Поэмы и пьесы (страница 19)
С любовью в сладострастие и грех,
И чтобы им насытиться вовек,
Всё обращает в смех.
Неолла:
– В постели нежной, и в напитке упоённом,
Горит страстей огонь геенны,
Возьми меня красавец, не стесняйся,
Отдайся в руки мне, отдайся!
Олег:
– Сам дьявол вытащил тебя наружу,
И наградил манерой похотливой и небрежной,
Но красотой изысканной, наружной,
Околдовать меня решил, с ума свести,
И думает, что мне от пут измены не уйти,
Но я хочу его надежды развенчать,
Своим поступком дать понять,
Что милую мою ему уж не отнять!
Так убирайся прочь,
Ты адское отродье, меня речами не морочь!
Катись к чертям, маши хвостом пред ними,
Пусть сами тешатся и наслаждаются твоими яствами гнилыми.
И растеклась де́вица потоком змей,
Тлёю обратилась, мухами и вшами,
И стала мумии мертвей,
И между швами
Вонзилась в плоть Олега,
Спасла его, с небес слетевши, Вега,
И утро пепельного снега.
Путь указав, Венера,
Вела Олега в ту пещеру,
В которой с вечера его ждала любовь и вера.
VI
Поникла тень и день поник,
Вершину озаряет блик,
Ольгерда, ждёт, стоит,
Ещё душа томиться и горит.
Ольгерда:
– О, сон! Тебя ждала я не смыкая глаз,
Один лишь раз,
И задремала,
Но вспомнила тебя, и разметала
Все сновидения, и враз
Проснулась, заметалась,
Но мне Венера повстречалась
На небосклоне,
Тогда я и тебя, увидела на склоне.
Олег:
– Пора!
Едва ль дорога нам преграждена!
Сгораю я и таю, когда смотрю в твои глаза,
Над головами нашими гнетущая и страшная заря
Играет с нашим разумом, пленит его и затмевает,
И Аполлон один лишь знает,
Насколько разливается моя река любви,
Но ты не уходи, Ольгерда, подожди,
Одна лишь ты затмила солнце,
Не пепел, и не дым
Среди равнин,
А ты! Ты небо мне прикрыла,
Ты крылья ястребу лучами подпалила.
И ястреб этот устремившись вниз на скалы,
Грохочет через тучи жалости своей и юного стыда,
И падает туда, где ломятся и винные подвалы,
Пасутся тихие стада.
Ольгерда:
– Не тот ли ястреб, устремясь во мглу,
Готов и пташку певчую терзать,
Клюв свой испачкать, не боясь, в крови, в пуху
Закончить тем её борьбу
С превратностями леса,
Играть и рвать,
Как бессердечный злой повеса?
Олег:
– Готов я душу подарить губителю и вору,
Чтоб ясному поддаться взору,
Раздать несметные богатства,
Раздать все земли, царства,
И нищим ноги целовать, обнять и бедняка,
Единственно лишь для того чтоб все незримые века
Смотреть, глаз не сводя, лишь на тебя.
Ольгерда, ты моя краса!
Во имя добрых чувств, я буйство крови обращу на пользу,
Умерю я безумие своё и пыл,
Но, умоляю, убежим!
В неведомые страны,
Где заживут разлуки раны.
Смотри, корабль из бухты ли отплыл?
Успеем мы взойти на судно,
И боги захотят, мы не пойдём ко дню
Кормить акул, то к завтрашнему дню,
Какой в мечтах уже давно храню,
Сыграем свадьбу!
Ольгерда:
– Из ромашек и лепестков
Сотку я свадебное платье,
Украшу голову венцом,
Но перед матерью, отцом
Не получу благословенье.
Олег?
– О, сон или веденье?
Благословенье мы получим от богов,
Едва ли сядем на корабль и освободимся от оков
Предубеждений и господских пут,
И боги нам с Олимпа ниспошлют
Своё великое веленье -
Нежное и слабое творенье.
И имя мы дадим ему Любовь,
Или Амур, если уж сынишка будет, качая колыбель,
Споём мы соловьиную свирель
О тихих девственных местах,
О море синем и лесах
До горизонта, уходящих в небо журавлях.
Потом умрём мы в старости,
И наш развеют прах.
Ольгерда:
– Условимся на завтра,
Подуют в паруса ветра,
И понесёт на крыльях нас Зефир,
Покажет дивный и чудесный мир,
Захватит нас и унесёт,
И вихрями лелея, нам споёт
Награда нам – свободный сказочный полёт.
V
Везувий:
– Всё слышал я! Узри безумец громовержца гнев,
Я с ланьею сражусь – я лев!
Узри трепещущий червяк, узри ты человек,
Как короток твой век!
Не кончен порох в погребе моём,
Ты можешь взглядом иль умом, судить о том,
Взойдёт ли семя, во что же обратится твоё же завтра,
Богов решения знать тебе уж не дано, и это правда!
От провидения – не уйти,
Оно застегнет и в постели, и в пути…
С колен поднялся злой старик,
И изменил долины лик.
VI
Сверкают вспышки яростно за небесами,
На горизонте танцы хороводят бесы, возят с громом сани,
Людей всех покрывает серый камень,
И чёрный их окутывает мрак,
На голову помпейкам сыплет шлак.
Слюна во рту пересыхает,
И лёгкие от пыли так хрипят,
А трупы стелятся к подножью вряд,
Что все живые лишь молчание хранят.
А бешеный старик не утихает,
Он с жизнями, как с куклами играет.
Творит тиран злодейство и снуёт,
Всех всюду жаром обдаёт.
Он не жалеет стариков, детей и женщин,
Греха убийства он затейщик,
Он каменщик, душа его – гранитная плита,
Рука его так тяжела,
Что сила исполинская и спесь
Рождают варварскую смесь.
Везувий:
– Взываю в помощь копоть, желчь,
Над головами смертных поднимаю меч,
Ворам одно лишь наказанье,
У Стикса мрачного скитанье.
Когда душа заключена в сухую скорлупу,
Она обращена в невольного и вечного слугу.
Весь мир сожгу,
Своё сокровище найду,
Синицу ту, какая пробудив меня от спячки,
Чей голос – голос кроткой пташки,
Порхает с наглым вороном на юг,
Укрыться от сухих и чёрных вьюг.
Но их настигну я в пути,
От кары страшной, мести – не уйти, как ни крути!
Творить я буду небывалое злодейство,
И совершу такое действо,
Пред ним померкнет даже то прелюбодейство,
Какое не видал и белый свет!
На то, даю священный я обет!
Клянусь, что разлучу и погублю влюбленных,
Своею адской силой тёмной,
Сожгу любви уютный дом,
И пыл уйму я лишь на том".
И с грохотом обрушив неба свод,
Из синий и глубоких вод,
Излил всю лаву на Помпеи,
И обратились звери, змеи,
Ища надежду, в панике несясь в стихию для спасенья.
Все гибли под нависшей чёрной тенью.
Влюбленных захватил врасплох,
Исход злодейства оказался плох.
Забыл старик о силе чувства,
Слепец, поддавшийся злодейству.
Олег:
– Горим в печи любви и счастья,
О пепел, о ненастье!
Уста твои – мои уста – глоток спасенья,
Они одни пред смертью утешенье.
Ольгерда:
– Дымимся мы, на мне пылает кожа,
Но бог Юпитер нам поможет,
Сомкнём мы губы навсегда!
Не тьмою – поцелуем мы объяты!
О, да! Не полностью мы мраком взяты!
Олег:
– Ах!
И чем страшнее поцелуй – тем слаще!
У времени его я выхвачу из лап,
Ведь я не смерти смертный раб!
И это – не прощальный поцелуй,
А новой жизни!
Мы умираем, но уста сомкнув -
Не размыкаем!
Не разлучил старик влюбленных,
Под тенью зла, уединенных,
Его и ярость не сильна,
Хотя и сушит, жжёт она,
Истратил он последний миг,
И вдруг, сам навсегда затих.
Оставив два иссохших тела,
На что судьба посмела
Снизойти и сохранить для наших глаз,
На том и кончился любовный миф, рассказ.
Но наш потомок сможет сохранить,
И в памяти своей тот день хранить,
Когда любовь злодея побеждала,
Хотя и сил, и воздуха ей было мало.
Слепых дорогою ведя,
Она спасала от судьбы любя.
Среди ветров и пыли плотной,
В долине смерти и лощине сонной,
К Аиду воспарили две души,
И, друг мой, жить ты поспеши,
Ведь на твоём пути к любви
Не так бушуют ураганы,
Нависшей лавой конницу не гонят в бой смутьяны,
И тихо спят вулканы,
Ты на своём пути -
Любовь найди и страсть воспламени.
Стойко и уверенно вперёд иди!
Не бойся жизни,
Бойся смерти,
Но бойся жизни без любви,
Когда и дни, мгновения страданием и одиночеством полны,
Ведь без неё все вздохи сочтены.
Конец
Февраль 2017.
Книга вторая. Пьесы
Пьеса первая. Поющая кишка
Поющая кишка
Комедия
Место действия – Германия. Таверна "Поющая кишка".
Действующие лица:
Роу – пьяница, зажиточный крестьянин, наметивший в купцы;
Франц – гуляющий бард, песенник;
Трактирщик – владелец трактира;
Дьяк – дьявол;
Полицейский;
Управитель;
Жид;
Слуга жида;
Цыгане;
Другие.
Действие первое
(Таверна "Поющая кишка". Роу, Франц и другие пьющие. Трактирщик. Дьявол в обличии толстого дьяка).
Франц:
– Всему основа – шутовство,
Оно ведёт себя охально, скрывая замысел шута,
Любовь живёт, покуда живо сватовство,
А широко оно, как зев у рта кита.
И красная, как у австралийского быка губа.
Бывает сложен так простак,
Что попадает от стыда в просак76.
От девы распрекрасной неосторожно мочится в штаны,
В волнениях натянутой страстей струны,
И живёхонько радеет за столом,
Чтоб получить большой кусок,
Орудует бесовским плутовством,
А для раздутых с остроты́77 кишок,
Забитый до́верху мешок
Припрятан в уголке,
Скрывающий в себе
Забавный рыхлый порошок78.
Роу трактирщику:
– Несите поскорей того визгливого ребёнка,
Каково закололи вы намедни – нежнейшего мясного поросёнка.
Изжарили его в краснеющих вы яблоках,
В соку из свежих утренних ручьёв, какие свин лакал.
Лишь оторвав от задницы кусок я подниму ещё бокал.
Франц трактирщику:
– Но, про́сите за дивное бедро,
За красоты изящество
Всего лишь два серебряных дуката,
И это, у бедного степей пирата!
Великое богатство наше – лишь ребячество,
Ни то, мы обратились бы в монашество.
Мы скоротаем ночку весело в угаре вин и эля,
В пределах винного борделя!
Трактирщик:
– Меня мамаша так учила,
"Когда сынок, ты разливаешь вина,
Из нашего скупого погребка,
Должна готова быть свинина,
К убою каждая скотина,
Она к столу, ох как легка"!
К тому же говорила,
И на лице её была такая мина.
(Трактирщик скорчил суровую морду).
Трактирщик:
– Всегда опасность высока,
Когда ты деньги вкладываешь
В проезжего лихого дурака!
Поэтому, пить – пейте,
Платите денежки, – ещё подлейте,
И лейте, лейте, лейте!
Хотите и покоя не давайте флейте,
Но я кормить задаром вас не стану,
Коль не хочу – в глупцах добра искать не стану!
Роу:
– Вот грязная холера,
Занять деньжонок у Бодлера?
Франц, как думаешь, к утру успеем?
Хотя лететь очертенеем,
Иль сыты будем мы попойкой?
Франц:
– Все мысли уж стремятся к койке,
Но на тоскливое журчание желудка,
Мне жизнь уж не мила, пока печётся утка.
Роу, ругаясь: