– Пациента из восьмой выписали, его соседка возмущается, что теперь не с кем смотреть бейсбол. Разгар сезона. Сами понимаете, – девушка закатила глаза и хмыкнула, пока Уилл пытался разобрать ее быстрый и убористый почерк: буквы сливались друг с другом.

На одной строчке он завис: адрес был слишком знакомым. Кажется, он не раз бывал в этом кафе с… Эйлин, когда она ждала Амелию после школы. Нахмурившись, Уилл мотнул головой и цокнул, оставляя на полях для себя мелкую пометку «Внимание!» – верный знак того, что интуиция его не подведёт и на этот раз. Пусть Уильям и хотел ошибиться в своей пугающе-ужасающей догадке.

– А как?.. – он не успел задать вопрос про пациента из тринадцатой, как медсестра тут же его прервала.

– Парень с переломом уже все нервы нам вымотал. Он оказался левшой. И думаю, правой рукой он не делал ничего в своей жизни, – она едко прыснула от смеха. – Ноет и спрашивает, когда его отправят наконец домой из нашей богадельни.

Уилл нахмурился и, оторвавшись от записей в больничном листе, покосился на неё вопросительным взглядом. В ответ он получил лишь очередное закатывание глаз – на секунду ее глаза развернулись внутрь настолько сильно, что Уилл не видел ничего кроме белков, и от этого зрелища по позвоночнику пробежали липкие пальцы знакомого ужаса; – и короткое движение плеч, словно это должно было намекнуть на что-то очевидное и понятное.

– К нему подложили раввина. Милый дядечка. Когда молчит. Уже который день вещает ему о боге, каком-то великом исходе и великой тайне, о которой не рассказывают человечеству. Мы уже позвонили коллегам из психиатрии. Это явно их пациент, – понизив голос и оглянувшись, словно ее кто-то мог подслушать, протянула медсестра. – А мы ведь выбирали между ним и местным пастором из прихода святой Екатерины. Второй вариант точно понравился бы этому мажорчику больше. Их община радеет за своего наставника и регулярно устраивает песнопения. Выгнать не можем – сразу побегут жаловаться на притеснения по религиозному признаку. Слышала, их покрывает какая-то элитная адвокатская контора.

Брови Уильяма удивлённо поползли вверх. Александр Куэрво был занозой в заднице всей окружной больницы – настолько же капризного пациента еще нужно было поискать, а нервы сдавали уже даже у самых бывалых врачей клиники. Уильяма, к счастью, участь тесного общения с Александром уже во второй раз за полгода пока что миновала – он принял его, но бессознательный парень едва ли походил на достойного собеседника, все время невнятно мыча от боли и пытаясь вырваться. Синяки от хватки санитаров у него пройдут еще не скоро.

– Есть еще что-то важное или я могу перекусить? – Уилл махнул ручкой, оставляя свою подпись в отведённой графе и оглянулся на часы над стойкой регистрации. – Через сколько привезут ожоги?

– С учётом пробок… – медсестра поджала губы и что-то прикидывала в уме, – минут пятнадцать. Но я бы особо не рассчитывала.

– Известите ожоговый центр.

– Уже.

Девушка с важным видом цапли забрала из рук Уильяма планшет, на этот раз уже лично утыкаясь в лист взглядом, и уже собралась уходить, как грохот со стороны улицы заставил окружающих людей засуетиться. Сирена кареты скорой помощи донеслась до Уильяма, будто он стоял рядом с машиной, выгружая будущих пациентов. Они с медсестрой обернулись синхронно – он только сейчас понял, что забыл ее имя, – и тут же кинулись к регистрации, около которой уже появились черные костюмы спасателей.

– Скорее! – один из них с силой толкнул каталку, расталкивая персонал в стороны. – Привезли пострадавших. Объехали через переулки… Вот черт! Не смей отключаться!

Уильям не видел ничего, кроме блестящей фольги, укрывавшей человека на стремительно приближающейся к нему койке. Санитары суетились, расчищая путь, медсестры кинулись в ближайшую свободную операционную, а ему потребовалось несколько долгих секунд, чтобы оторваться от обгоревших длинных темных волос на голове пострадавшей. Он моргнул – каталка оказалась уже совсем рядом, – и бросился к ней, направляя в сторону нужных дверей операционной. Смотреть на лицо девушки перед ним Уильям просто не мог найти сил. И все же один неловкий взгляд предал его – скользя по покрывшемуся волдырями лбу, он зацепился за яркие изумрудные глаза, заставляя сердце в груди Уилла болезненно сжаться. Дышать стало больно – Уилл не мог сглотнуть воздух: ребра тут же обжигало и резало раскалённым скальпелем.

– Доктор Белл! – один из спасателей дёрнул его за рукав, привлекая к себе внимание.

– Что у нас?

– Ожоги третьей степени, – затараторил юноша, толкая каталку и отирая измазанное в саже и пепле лицо. – Изменение сознания. Очнулась после пятнадцати литров кислорода. Не смогли поставить капельницу. Узнать давление тоже. Пульс слабый. Вытащили ее из дома и сразу к вам.

Уилл сдержанно кивнул. Он оттеснил спасателей, вталкивая каталку в операционную, и приказал ждать снаружи новостей. Люди суетились, приборы пищали, а маленькие скальпели и ножницы звенели в своих начищенных до блеска стерильных поддонах.

– Осторожно. Перекладывайте. Раз. Два. Три. – Уильям с силой приподнял носилки: койка прогнулась под весом пострадавшей. Уилл навис над девушкой, ловя взглядом ее взгляд: он блуждал, пытался зацепиться за что-нибудь, но только безвольно соскальзывал. Кажется, она была в бреду. – Амелия! Амелия, ты слышишь меня? Это доктор Белл из окружной больницы. Я Уильям – дядя Эйлин. Ты меня узнаешь? Черт, она отключилась.

Кардиомонитор подозрительно пискнул, а секундное замешательство стоило Уиллу находящейся в сознании Амелии.

– Кровь на газы, углерод, общий анализ. Биохимия. Свёртываемость. Мочу на белок. Две капельницы. Одну в бедро. – Уильям спешно нацепил защитный халат, перчатки и очки, пока кто-то из коллег спешно впихивал в горло девушке трубку для интубации. – Сразу в вену.

– Пульс 65.

– Десятый скальпель.

– Какой ужас, что произошло? – растерянно пробормотала медсестра, рассматривая покрытое рубцами и ожогами лицо Амелии.

– Десятый скальпель, Мередит! – раздражённо рявкнул Уилл, протягивая руку.

Девушка суетливо схватила ланцет. Еще секунда – он оказался в руках Уильяма. Слишком тесно. Слишком много людей и слишком мало времени, чтобы принимать решения.

– Водород в крови семь и четырнадцать. Кислородное давление шестьдесят.

Прибор мельтешаще запищал: Уилл вздрогнул – он уже отвернул покрывало из фольги и примерился, чтобы сделать надрез. Писк усилился, отражаясь кривым эхом на барабанных перепонках.

– Брадикардия. Пульса нет. Гипервентиляция лёгких. Реанимация! – Уилл отбросил скальпель в руки стоящего рядом студента и, нависнув над Амелией, несколько раз с силой надавил ей на грудь. – Дозу эпинефрина. Миллиграмм атропина.

Раз, два, три. Раз, два, три. Раз, два, три. Раз, два, три.

Практически как вальс. Уильям давил, снова и снова, ритмично повторяя перекатывания сердца. Забавно – когда-то это был единственный способ спасти пациента. Сейчас же приходится каждый раз делать сложный выбор между множеством доступных вариантов, вместо того, чтобы быстро выбрать один нужный.

Кардиомонитор коротко пискнул. Затем еще раз. И еще раз. Уже медленней и спокойней.

– Отлично, – резко выдохнул Уилл, не сводя взгляда с изломленной линии на экране и продолжая зачем-то методично толкаться в сердце Амелии.

– Пришли из ожогового центра!

– Что тут у вас?

Они ввалились в операционную, даже не застегнув халаты или надев защитные костюмы. Как всегда вальяжные и расслабленные – у Уильяма свело от их приторности челюсть, – специалисты ожогового центра приходили на первый этаж, когда все уже было практически сделано, чтобы вильнуть хвостом, улыбнуться и забрать несчастных доживать свои минуты под надёжным присмотром в комфорте.

– Девушка, на вид двадцать шесть лет. Обширные ожоги третьей степени. Поступила в сознании. Но теперь… – Мередит поджала губы, – сами видите.

– Спасибо за работу. Дальше мы сами.

Они оттолкнули Уильяма. Бесцеремонно. Бросив дежурное «спасибо». Впрочем, он и не ждал от них большего. Операционная выплюнула его в коридор. Покрытые сажей и кровью руки тряслись: Уильям едва мог унять этот тремор, пока стягивал измазанные перчатки. Он даже не заметил, как сбоку появилась чья-то высокая и подозрительно знакомая тень.

– Амелия?

Низкий хриплый голос мурашками пробежал по коже Уильяма, зацепился за каждый нерв и заставил медленно поднять голову. Александр стоял рядом, прижимал к груди перебинтованную гипсом руку и дрожал, как молодое тонкое деревцо под осенним ветром. Он смотрел сквозь стекло операционной, подавался вперёд и, кажется, был готов броситься на суетящихся вокруг его сестры врачей. Как будто это могло ей помочь.

– Амелия! – Александр попытался шагнуть, но вместо этого только покачнулся и едва не упал: загипсованная нога дала о себе знать, а костыль, зажатый подмышкой, обиженно рухнул на пол, будучи забытым своим владельцем.

Уилл выскочил перед ним, поддерживая и не давая ворваться в операционную. Александр Куэрво был выше его – ненамного, но все же достаточно, чтобы его взгляд мог смотреть поверх головы Уилла туда, где его сестра вскрывалась уродливыми пузырями ожогов на больничной койке. Александра дрожал: его плечи сотрясались от немых всхлипов, и он попытался снова дёрнуться, но смог только повиснуть на Уильяме – ноги расползлись, и не удержи его Уилл, вторую Александр тоже бы сломал.

– Эй-эй, погоди, – сбивчиво пробормотал Уильям, поудобней перехватывая Александра.

– Что с моей сестрой? – сиплый голос юноши с трудом слышался в шуме больничного коридора, а крик больше напоминал попытки спастись из холодных вод Атлантики: – Амелия!

– С ней все будет хорошо. Специалисты ей помогут.

Хотел бы Уилл в это и сам верить. Александр смотрел на операционную пустым взглядом. Его глаза потемнели, мокрые волосы налипли на лоб, и он открывал рот, словно кукла, которую дёргают за ниточки. Он что-то бормотал, но Уилл не слышал этих слов: он видел лишь как шевелятся губы в беззвучном потоке фраз, о смысле которых оставалось только догадываться. Пальцы с силой сжали предплечье Уилла – они дрожали так же, как и остальное тело юноши.

– А… – Александр покачнулся, осел у Уильяма в руках, отчаянно цепляясь пальцами здоровой руки за медицинский костюм, и прохрипел: – …мелия.

В этот день жизнь решила преподать урок не только Алану Маккензи. Но он хотя бы сам выбрал дисциплину.

А за Александра Куэрво все было решено намного раньше.

Глава IX. Процедура

– Мистер Маккензи…

– Можно просто Алан.

– Мистер Маккензи, скажите, гараж номер 352 на углу Запад-Север-авеню и Север-Кингсбери-стрит принадлежит вам?

– М-м-м, насколько я помню, да. Это мой гараж.

– Тогда как вы можете объяснить то, что мы нашли в нем пятьдесят килограммов кокаина?

– Пятьдесят? Не может быть. Там должно было быть семьдесят!

Александр Куэрво понял, что этот день войдёт в список худших дней его жизни, стоило только оповещателю в лифте прозвенеть, нежному голосу женщины сообщить, что он прибыл на двадцать восьмой этаж, а дверям распахнуться, открыв перед собой суетящийся юридический офис. Все предыдущие недели он провёл в больнице, пользуясь предоставленным больничным, цокая костылями по опустевшим коридорам и не отходя от безмятежно спящей сестры.

Говорить себе, что Амелия скоро проснётся, казалось Александру самым очевидным и безболезненным. Пусть даже каждый раз, глядя на неё, он чувствовал, как во рту набегает солёный привкус, горло начинает дрожать, а слова, подбираемые несколько предыдущих часов, беззвучно булькают внутри. Две недели Александр Куэрво провёл в стенах клиники…

…чтобы сегодня узнать, что компания нашла для него нового бесплатного клиента.