– Почему ты плачешь? – Анна мягко развернула его к себе, разглядывая внимательным взглядом небесно-голубых глаз лицо.

– Он… он… – воздух застрял в горле, не давая сказать, а те немногие звуки, что вырывались из него, тонули в скрипе раскачивающейся лампы.

– Он снова тебя ударил?

Снова. Опять. В очередной раз. Какое это имело смысл сейчас? Их редкие встречи с сестрой растворялись в памяти разъярённым лицом отца, когда он снова позволял себе начать разговаривать за столом без разрешения. А короткая поездка уже практически закончилась – возвращаться в школу было невыносимо, но все же лучше, чем провести еще хоть один день в этом доме. Они встретятся с Анной только через полгода, на Рождество. Наверняка, тогда все уже будет по-другому…

Он всхлипнул, снова отворачиваясь от сестры, но она перехватила его лицо за подбородок и развернула к себе заглядывая в глаза.

– Ну ты чего? – Анна искренне удивилась, а ее тёплая ладонь, горячая на фоне ледяных слез, погладила его по щеке. – Такие милые мальчики, как ты, Билли, не плачут. Они разбивают девичьи сердца. Вырастешь, от невест отбоя не будет, вот увидишь. К тому же, кто тогда будет играть со своим маленьким племянником или племянницей?

– Я жирный тупой урод. – Слова гулко заклокотали слезами и ударились в заложенный нос, вылетел из него сипом.

Анна улыбнулась, прижав к себе.

– Ты милый пухлый подросток, которому еще только предстоит вырасти. Вспомни нас с Мэгги в твоём возрасте. Ты просто должен это пережить, Билли. Впереди тебя ждёт прекрасная счастливая жизнь.

Она отпрянула от него, с улыбкой разглядывая. Наклонившись, Анна оставила на его лбу тёплый поцелуй и прижала к груди. Всхлипы тонули в приятной шершавой ткани ее блузки, дрожали ещё детскими плечами и прорывали себе путь наружу снова закровоточившей губой. Анна успокаивала его, гладила по спине и шептала что-то на ухо, но он слышал только своё разрывающееся от боли сердце и слова отца…

…пока рука Анны не замерла на его спине, а дыхание не стало тише. Он знал, что она заметила. Там, в самом центре сарая, оборванная верёвка кричала лучше любых слов, что так и не смогли сорваться с его языка. И все же секундная задержка Анны сменилась мягким движением ладони по его взъерошенным волосам, мокрым от дождя, и еще более крепкими объятиями сестры.

– Это останется нашим маленьким секретом. Я никому не расскажу. Обещаю.

Шёпот ее голоса раздался у него над самым ухом, навсегда впечатываясь в память раскалённым железом. Их маленький секрет был большой трагедией для молодого сердца. И все же рядом с Анной становилось спокойней. Он обязательно поговорит с ней снова – когда увидится на Рождество.

– Отец тебя любит…

…просто он никогда не умел выразить свою любовь.

– Никогда не замечал в тебе такой склонности к сентиментальности. К слову, как продвигается твоё маленькое расследование, мой дорогой… – низкий мужской голос раздался совсем рядом, там, где еще недавно до него доносился сопрано его сестры, – Билли?

Уилл вскинул голову, тут же столкнувшись не с тёплыми голубыми глазами Анны, а с двумя холодными серебристыми льдинками Алана. Забавно, у обоих имена начинаются на «А», но только от взгляда Маккензи хочется собственноручно вырыть могилу, лечь внутрь и попросить присыпать себя землицей, чтобы никогда больше не просыпаться. Отпрянув от Алана, Уилл отполз в угол, заметив, что теперь он выглядел взрослым, а его детский костюм: рубашка и бриджи на подтяжках, – увеличились вслед за ним. Он походил скорее на студента на Хэллоуин, нежели на взрослого мужчину, но этого оказалось достаточно, чтобы привести Уильяма в чувства.

– Да иди ты, – раздражённо выплюнул он, отирая со щёк мокрые дорожки.

Появление Алана сбило весь мелодраматичный настрой и желание порыдать в грудь сестры.

– Сколько в голосе драмы! – недовольно цокнул Алан, закатив глаза. – Никогда не думал пойти на актёрское?

– Нет. – Уилл шмыгнул носом, отерев рукавом рубашки потёкшую под ним влагу. – Не буду отбирать у тебя хлеб. Ты и так не можешь нормально найти себе работу. А с повышением конкуренции – совсем сдашь позиции. Да и возраст у тебя уже не тот.

Светлая бровь Алана недломленно выгнулась, и он, отряхнув колени, с громким кряхтением поднялся на ноги, нависнув над Уиллом огромной жёлтой горой в цветочек.

– Тебя Эйлин укусила или что? Обычно шутки про возраст это по ее части. Знала бы она, что ошибается на пару… – Алан сложил на груди руки и скривил задумчивое выражение, взмахнув одной из кистей, словно пытался что-то прикинуть в уме, – миллиардов лет.

– А тебе совсем скучно в тюрьме, что ты решил докапываться до меня в моем же кошмаре?!

Алан осклабился. Ответа Уиллу уже не требовалось: быстро сменившееся скучающее выражение лица Маккензи намекало на то, что ему действительно нечем заняться, поэтому он вновь пришёл по грешную душу Уилла. Алан с громким хрустом распрямил спину, повёл плечами, а затем опустил их с силой мешка с картофелем, упавшего к его ногам. Взгляд метнулся на оборванную верёвку, и Маккензи коротко кивнул в ее сторону подбородком.

– А это… – Алан покосился на Уилла, сунув руки в карманы, – действительно было?

Когда-нибудь щеки Уильяма перестанут вспыхивать каждый раз, как Алан попадал своим невидимым луком меткости в болезненные мишени на его теле. Когда-нибудь он не будет так болезненно реагировать на простые вопросы любопытства, раздирающего Алана Маккензи. Когда-нибудь. Но сейчас он снова почувствовал, как кровь прилила лицу, раздражая кожу под глазами, натирая ее изнури и пульсируя в маленьких сосудах. Слишком яркие ощущения для сна. Это ведь был сон?

Это ведь правда был сон?

И Уильям мог в любой момент его прекратить?

– Конечно нет! – он подпрыгнул, как от воткнутого в пятую точку маленького гвоздя, и подорвался на ноги. – Ты должен знать, как работают сны. Ты ведь их придумал!

– Технически, – драматично вздохнул Алан и помолчал несколько секунд, нагнетая волнение внутри Уилла, – нет. Это не моя заслуга. Всегда считал сновидения пустой тратой человеческих ресурсов. Мозг может совершать невероятные вещи, – он подошёл к стоящему рядом высокому деревянному ящику и присел на его край, закинув ногу на ногу, – производить сложные расчёты, но вместо этого предпочитает преобразовывать все потаённые страхи и пережитые эмоции во что-то нереальное. Вот скажи, разве можно всерьёз воспринимать сны с летающими свиньями и ластоногими кенгуру? Кажется, Эйлин как-то рассказывала, что за ней во сне гонялся парящий в небе огромный глаз, все время напевающий «Вот еще один обратился в пыль».

Не будь сейчас Уильям слишком занят тем, чтобы придумать, как выгнать Алана из своего сна и нормально поспать оставшиеся несколько часов, он бы заценил уровень абсурдности снов младшей из семьи Маккензи. Однако он был слишком хорошо знаком с анамнезом Эйлин и забирал ее с вечеринок достаточно часто, чтобы подозревать, что летающий глаз был навеян ей чем-то тяжелее пива.

Удивительно, но присутствие Алана Маккензи во снах Уильяма каждый раз ухудшало качество сна – Алан тянул из него силы, всасывал их маленькими струйками, оставляя после себя на коже Уилла глубокие сизые мешки под глазами. Он даже начал пользоваться косметикой – помогало слабо, но не вызывало у медсестёр столько вопросов из списка «Что доктор Белл делал на прошлой неделе?».

В сарае стало слишком тихо. Уильям хватался за грудь, сжимал пальцами отвлажневшую рубашку и тяжело дышал. Ему не хватало воздуха. Увеличившиеся в размерах детские ботинки на его ногах промокли – кажется, он случайно высунул ступню из-под одеяла. Да и окно на ночь стоило все-таки оставить открытым. Жара его душила. Но не настолько, как взгляд болтающего ногами на ящике Алана Маккензи. Наконец, его друг спрыгнул на землю и через одно быстрое моргание оказался уже перед Уильямом, запрокинув голову и заглядывая в глаза.

– Нужно поторопиться.

– Прости что? – медленно, по слогам переспросил Уилл. – Я только прибыл в этот мир! Я только вновь вернулся к этой идиотской работе надзирателя в этой чёртовой секте так, чтобы никто не задавал мне больше лишних вопросов, а ты говоришь мне поторопиться?! – Он взмахнул руками, взывая к здравому смыслу Маккензи, но не увидел в глазах ничего, кроме насмешливой издёвки. – Прошло три дня, Алан! Три чёртовых дня, за которые я успел сходить на большее количество совещаний, чем за всю свою жизнь. А теперь ты приходишь и мешаешь мне упиваться собственными страданиями? И почему на тебе платье моей сестры?!

Уилл только сейчас заметил идиотское жёлтое платье в мелкий белый цветочек, внатяжку облегающий плечи Алана. Квадратная талия сразу переходила в бедра, а из-под подола неожиданно выглядывали волосатые мужские икры. Довершал все белый форменный воротничок вокруг жилистой шеи Маккензи. Он мог бы уверенно претендовать на звание лучшей ученицы школы, если бы не выглядел как хулиган-переросток, примеривший одежду девочки, что ему нравится.

– Потому что я и есть твоя сестра! – слишком радостно для своего положения воскликнул Алан и сразу же притих. – То есть не совсем она. Я лишь образ, который ты сам себе представляешь. Мы ведь сейчас в твоей голове. Можешь представить меня любимым порно-актёром или, – он взмахнул рукой, выводя ею круг в воздухе, – тем милым мальчиком из кофейни напротив дома. Я видел, как он строил тебе глазки.

– Вот еще! Ничего он мне не строил!

– Ах точно, – Алан с важным видом вскинул указательный палец, – он сразу перешёл к решительным действиям и дал номер своего телефона.

Если это и был сон Уилла, то управлял им точно не он. Последние минут пять мысль, что в его руке огромный и немного бесполезный по точности автомат Томпсона, не помогала материализовать оружие, чтобы расстрелять Алана – или все-таки просто его образ? – на месте.

Глубоко вздохнув, Уилл рассеянно почесал переносицу и покачал головой.

– Прекрати. Пожалуйста.

– Нет, это весело, – расплылся в едком оскале Алан. – Но, увы, в этом сне мальчик-бариста будет выглядеть, – он обвёл взглядом окружающую обстановку, – не очень уместно, поэтому довольствуйся своей сестрой. Хотя сеновал наверняка где-то тут поблизости, – хохотнул Алан, заигрывающе поиграв светлыми бровями. – И к слову тебе идут эти бриджи. Очень… стильно.

Ответить на это Уилл не успел: за спиной у него что-то зашуршало, а первые крики петухов подходили скорее на переливы колокольчиков нежели на птицу, которой хочется за настырность оторвать голову, лишь бы только она заткнулась.

Алан продолжал стоять прямо перед ним, запрокинув голову и раскачиваясь с пятки на носок. Алан продолжал стоять прямо перед ним и лыбиться, теребя рукава жёлтого платья, от которого неожиданно пахнуло свежей выпечкой и горячим кофе. Далёкие раскаты грома теперь походили на тихое шуршание мыши, а сарай вокруг них начал медленно раскучиваться по спирали. Удивительно, но ни одна коробка, ни одна соломинка не покинула своего места, а идиотская верёвка продолжила покоиться посреди сарая напоминая о произошедшем.

Или ему это все то же привиделось?

Рука сама дёрнулась к шее, обхватывая ее и несильно сжимая. Лёгкое чувство кашля неожиданно вернулось, стоило Уильяму вспомнить о нем, а пальцы нежно поглаживали кожу, пока взгляд продолжал сверлить кусок переплетённых нитей. Он помнил, как пришёл в сарай, он помнил как притащил идиотскую табуретку с собой… Взгляд заметался по помещению, но ее нигде не было. Во рту пересохло, и ладонь только сильнее сжала шею, возвращая в чувство низким грудным кашлем.

– Катись уже нахрен из моего сна, Алан, – прохрипел Уилл, через силу опустив руку. – Пока я не представил тебя в образе дождевого червя. Будет интересно распилить тебя на несколько частей лопатой и наблюдать, как они извиваются.