– Ну, тыкай, – безразлично хмыкает Тикки.

И отвёртка застревает при первой же попытке пробить кокон.

– Гррр! Вот падаль, – ворчит Тецклай. – Тьфу ты!

Плевок отчаяния оказывается вовсе не фигурой речи. В месте плевка быстро появляется обнадёживающая дырочка.

– Кислота! – восклицает Стив. – Вот и выход!

– Только аппетита нет, – отзывается виновник маленького торжества. – Гррр! Много слюны я так не наберу. Хоть бы запаха страха побольше было…

Райтлет и Сэн вдруг поднимаются и одновременно набрасываются на Эффелину. Райтлет хватает её руками за шею, будто бы стараясь задушить. Эффелина собирается дико вскрикнуть в величайшем страхе, но Сэн, угрожающе цыкая, обвивает ей морду хвостом.

– Спасибо, – глубоко вдохнув, отзывается Тецклай.

Запах элегантинского страха оказывается достаточно сильным для того, чтобы слюнные железы хриввалэйтна заработали на полную мощность.

– Ррр! Ты нам всё сорвала! – рычит Райтлет. – Из-за тебя мы здесь!

– Отпустите ж вы меня! Я не думала, что… – начинает Эффелина, когда Сэн немножко расслабляет хвост, но Райтлет перебивает:

– Вот именно! Ты не думала! А думать надо чаще!

– Полезно иногда, знаешь! – поддерживает Сэн.

– Кстати, – вступает Витс, – а можно ли вообще не думать? Возможно ли в принципе для разумного существа такое состояние? Ну, когда оно не спит?

– Некоторые из этого состояния и не выходят, – ухмыляется Тикки.

– А если без шуток? Что будет с мозгом, который не думает?

– Мозг, который ни о чём не думает, мёртв, – отрезает Стив. – В живом мозге всегда проскочит хоть какая-нибудь вспышка.

– Вспышка?

– Так мы, телепаты, называем случайные мысли. Это просто неизбежно.

– Почему?

– Это, эм, фундаментальное свойство любой, гм, развитой нервной системы, – присоединяется Айзел. – Э-э-э, наших с тобой мозгах, хм, постоянно туда-сюда скачут, гм, нервные импульсы – суть электрический ток. Ещё там, гм, постоянно выделяются, э-э-э, разные вещества. Эти процессы, хм, всё время, можно сказать, раздражают мозг. Они, гм, «задевают» центры, э-э-э, в которых образуются разные, хм, мысли. То же самое, гм, происходит, э-э-э, в мышцах. Ни одно, хм, животное не может быть, эм, совсем неподвижным. Непроизвольные, э-э-э, движения всегда есть. Кстати, хм, на уровне клеток, э-э-э, влияют ещё и, хм, квантовые взаимодействия. Именно из-за этих, гм, мелочей в мозге постоянно, э-э-э, присутствуют разные мысли. Хм, пусть и не всегда длинные и, эм, интересные.

– То есть, как сказал один наш земной философ, мыслю – следовательно, существую? – делает вывод Витс.

– Э-э-э, не совсем. Существовать и жить – это, гм, разные вещи. Нельзя, хм, одновременно жить и, э-э-э, не существовать, но можно, хм, существовать и, гм, не жить. Это, э-э-э, означает просто быть мёртвым. Хм, до определённого момента. Э-э-э, когда ты разлагаешься до, хм, молекул, существование твоё, хм, прекращается. Ведь отдельно взятые, гм, молекулы – это не ты. Ты, э-э-э, это собрание молекул, хм, построенных в определённом порядке и особым, гм, образом.

– А как же ДНК? Разве в ней не записано, кто я?

– Э-э-э, лишь отчасти. Обратимся, хм, к технологиям воскрешения. Запустить, э-э-э, процесс постройки тела, гм, который заложен в ДНК – ещё не значит, эм, восстановить личность. Для этого нужно, хм, учитывать, что происходило с ней, э-э-э, при жизни. Э-э-э, пойми меня правильно – личность, то, что в некоторых, гм, культурах называется, э-э-э, «душой» – это исключительно, хм, продукт деятельности мозга, а не какая-то, гм, нематериальная сущность. ДНК, хм, определяет, как будет устроен твой мозг и, э-э-э, в каких пределах он сможет, гм, менять свою структуру, э-э-э, связи между клетками. Но как именно он это сделает – это, гм, определяет уже не только ДНК, хм, но и факторы среды. Ещё, э-э-э, нельзя забывать о том, что, гм, влияние генов вероятностное, э-э-э, а не строго определённое. Например, гм, если в ДНК у тебя «написано», хм, что ты пуглив и робок, это не значит, гм, что ты на самом деле будешь, э-э-э, трястись от любого шороха. Следовательно, хм, по одной только ДНК твою личность, гм, не определить. И не только личность! Э-э-э, у меня самого в ДНК, гм, «написано», что у меня должны быть, эм, синие глаза. А они, хм, зелёные. Просто вероятность того, гм, что они должны быть синими, э-э-э, выше.

– Вообще, кстати, один из универсальных принципов Вселенной заключается в том, что ничто не идеально, и нигде нет вероятности, равной единице. Сколь угодно близко – но точно единицы быть не может, – добавляет Стив. – Как и нуля, кстати.

– Случайность фундаментальна, – встревает Млем, которое само не так давно интересовалось подобной темой.

– Придумал, как сказать это проще и веселее! – улыбается Стив. – У бытия есть две границы – нет нуля и единицы!

– Это гениально, – почти без акцента восторгается Фиб-Фиб.

– Спасибо, сам знаю, – по-своему скромно откликается Стив.

– Ух ты, – восхищённо выдыхает Витс. – Как же всё интересно устроено в этой жизни.

– Кстати, э-э-э, забыл сказать вовремя, – обращается к человеку Айзел. – Верно было бы, гм, если бы ваш философ сказал, э-э-э, «Мыслю – следовательно, жив». Хотя, гм, этот принцип применим только к тем, э-э-э, кто умеет думать. Растения, хм, мы считаем живыми, э-э-э, по другим признакам…

– Развели тут философию, – сглотнув, хриплым голосом прерывает разговор Тецклай. – Можно выходить на разведку.

И правда – в стенке кокона рядом с хриввалэйтном уже красуется огромная дырища.

– А вот сейчас нам вылезать не стоит, – предупреждает Стив. – К нам идут.

– О-о-о, и не с пустыми лапами, – уточняет Силмак, принюхавшись.

Вскоре у «входа» в кокон объявляется изящное двуногое существо в длинном бело-голубом платье. Это представительница вида юллюкё с синей кожей и вытянутым лицом, похожим на затейливую маску. В двух тонких щупальцах этого создания, которые играют роль рук – металлический поднос. На нём расставлены стаканы, плошки, колбы и тарелки, содержимое которых тут же напоминает большей части команды о трактире на Таймлетэ. Этиловый спирт, чифирь, закись азота, формальдегид, трын-трава и другие веселящие и туманящие мозги субстанции…

– Друзья, не бойтесь, – певучим голосом обращается к мятежникам юллюкё. – Вам кажется, что вы на паукрабьем корабле. Это не так. Мы просто маскируемся. Мы знаем, что они с вами сделали, знаем, что они чуть не убили вас. Но теперь вы в безопасности. Отдохните немного, расслабьтесь. Вы ведь так устали…

С этими словами юллюкё ставит поднос перед командой и кланяется – не то чтобы заискивающе, но несколько неестественно. Мятежники многозначительно переглядываются.

– За дураков нас, барышня, держишь! – усмехается Герн.

– Телепатов, конечно же, среди нас нет, – вкладывая в эти слова максимум сарказма, поддерживает Стив.

– И какой точный подбор веществ, обратите внимание! – восклицает Сэн и обращается к юллюкё: – Значит, ты в курсе, что есть на свете планета Тытток, и что на ней живут тц-рики?

Изящное существо опускает большие чёрные глаза:

– Признаться, не слышала…

– Что и требовалось доказать! – щёлкнув пальцами, звенит Стив. – Забирай всю эту дурь и передай своим хозяйкам, что они… хуже мужиков! Да! Это будет идеальное оскорбление.

– Стив, э-э-э, ты сильно рискуешь, – беспокоится Айзел.

– Да плевать я на них хотел. Почти в буквальном смысле, – добавляет терраформ, кивнув в сторону Тецклая.

Юллюкё замирает, оглядывается, подходит к мятежникам поближе и шепчет:

– Я знаю, что вы уже обо всём догадались. Конечно же, это самый настоящий паукрабий корабль. Здесь ещё сотни пленников. Я тоже здесь не по своей воле. Паукрабихи угрожают убить моих сестёр по монастырю и заставляют меня делать ужасные вещи! Вот как сейчас: я должна вас одурманить, чтобы вы пошли на переговоры с паукрабихами.

– И что же они хотят? – навострив уши, интересуется Леод.

– Они в очередной раз поссорились с йорзе и хотят, чтобы вы помогли им избавиться от киборгов. За то, что вы им поможете, они оставят вас в живых, но отвезут в какую-то другую галактику. А если вы откажетесь, вас выкинут на Глации, где скоро начнётся планетарная снежная буря, и вы там погибнете. Само собой, паукрабихи понимают, что из принципов вы откажетесь с ними сотрудничать и выберете смерть на Глации. Потому они и приготовили вам всё это, чтобы вас… ну, переубедить.

– То есть, мы им всё-таки небезразличны, – бормочет Млем.

– Да, паукрабихи явно завидуют вашим успехам. И вы нужны им вот ещё для чего: если йорзе раскроют планы паукрабих, те просто свалят всё на вас. В любом случае, ваша судьба незавидна. Но у нас есть немного времени, и я помогу вам сбежать. Пойдём, я знаю, где спасательные капсулы.

Юллюкё разворачивается, подходит к выходу из кокона… и сталкивается с паукрабихой.

– Ну, всё сделала? – спрашивает паукрабиха и, не дожидаясь ответа, отпихивает юллюкё и заглядывает внутрь кокона.

При виде этой паукрабихи заметно дёргается Джекс. У неё лишь один здоровый глаз – три остальных, белые и мутные, ничего не видят.

Но и одного глаза достаточно, чтобы сделать выводы…

– Ага, схалтурила. Даже не притронулись. Ну, что ж. Приведите-ка сюда её сестричку!

Вскоре ещё две паукрабихи заталкивают в кокон сестру юллюкё со связанными руками. Одна из паукрабих забирается на стенку кокона и, грубо схватив несчастное существо за шею, заставляет его упасть на колени и опустить голову.

– Стараться надо было, Тютюлечка, – ухмыляется одноглазая паукрабиха и надевает металлические клешни. – Одной сестричкой больше, одной меньше…

– Не надо… пожалуйста… – дрожащим голосом, почти беззвучно просит пощады юллюкё по имени Тютюль для своей сестры.

– Нет, умоляю, не убивайте меня… – так же беззвучно пытается достучаться до бессердечных беспозвоночных бедная сестра первой юллюкё.

Но одноглазая паукрабиха уже тянет к длинной шее невинной монахини металлическую клешню с острыми, как бритва, краями.

Вдруг Накет хватается за один из стаканов, которые стоят на подносе и выпаливает:

– Да етить твою мать, чё мы выпендриваемся, в конце концов! Тоже мне, в жопу, цацы какие! Хряпнем, на хрен, по рюмашке, а?

Остальные мятежники тут же понимают, что таким оригинальным способом Накет спасает ситуацию… и, как минимум, одну жизнь.

– А может, и впрямь трын-травой затянуться и забыть всё на свете, – мечтательно вздыхает Карл.

– Лично я за то, чтобы выпить! – заявляет Стив, подняв стакан чистого этилового спирта. – За хорошую компанию, друзья мои!

Вся команда мгновенно разбирает предназначенные для неё ёмкости с веселящими веществами и убедительно изображает, что готова эти самые субстанции сразу же употребить.

– А, тогда всё нормально, – бубнит одноглазая паукрабиха и опускает клешню. – Ну, вы расслабляйтесь пока, мы попозже зайдём, – добавляет она, скроив на хелицерах некое подобие улыбки.

– Шла б ты, сучка, к чёртовой матери, – неслышно ругается Джекс, делая вид, что пьёт из своего стакана.

Паукрабихи уходят и уводят сестру Тютюль. Та же, сложив щупальца в жесте благодарности, тихо обращается к мятежникам:

– Я обязательно вас спасу! Я отблагодарю вас, я…

– Иди, иди, мы сами выкрутимся, – отмахивается Стив и, проводив монахиню взглядом, выливает свой стакан этилового спирта.

Вся команда – даже та её часть, которая не участвовала в попойке в трактире «У Бетамака» – тоже избавляется от своей «дури». Всё жидкое выливается, а твёрдое, по негласному сговору, отправляется в потайные карманы бывших контрабандистов.

Впрочем, Карл не спешит выбрасывать свой косячок – но вовсе не потому, что желает его раскурить:

– Хотя бы для запаха придётся дыму напустить. Иначе неубедительно получится. Так что, простите, друзья, глубоко старайтесь не дышать.