Странники Одиннадцати Пространств. Нет худа без добра (страница 29)

Страница 29

– Хорошо греешь, коврик, – говорит он в сторону.

– Если бы я был ковриком, я бы не был таким тёплым, – скалится ягулярр. – Логично же, бутылка шлёмлака?

– Коврик с отоплением. Матрас с подогревом.

Леод добродушно смеётся. Семиларен же не оценивает этого и, презрительно фыркнув, оставляет ягулярра наедине с Витсом.

– Айзел, я к тебе, – произносит блент и обхватывает фоксиллинда шестнадцатью руками.

– Хм, как иронично, – отзывается Айзел. – Я ведь, э-э-э, лишил тебя веры. Многие воспринимают это, гм, болезненно.

– Иногда нужно пережить небольшую боль, чтобы стать намного сильнее.

– Там буря не прошла часом? – резко сворачивает с философского на сугубо практическое Герн.

– Высуну-ка я нос аккуратненько, – вызывается Силмак.

Шнырявка идёт к тому месту, где начинал рыть нору, и осторожно выглядывает наружу. Когда Силмак возвращается к друзьям, ни у кого не возникает никаких вопросов: он стал похож на неаккуратного снеговика.

– Мы тут надолго, – констатирует факт Бастер.

– Джекс, как твоя нога? – обращается к киборгу Млем. – Ты ведь довольно долго продержал её на морозе.

– Всё нормально, – отвечает Джекс. – Немножко постанывает, но уже отогревается. Ни стека не жалею о ботинке!

– По-моему, зря ты это всё-таки сделал, – произносит Райтлет. – Наверняка они теперь узнают что-то важное.

– Не-а. Ботинок у меня самый обыкновенный, там нет ничего высокотехнологичного. Чёрт возьми, я просто хотел напоследок насолить той одноглазой сволочи!

– Разве ты не должен быть ей в чём-то благодарен? – робко интересуется Витс. – Разве не благодаря этой паукрабихе ты стал тем, кто ты есть сейчас?

– Не «благодаря», а «из-за». Да, сейчас я хорошо чувствую себя в теле киборга. Но если бы можно было открутить время назад, я бы пожертвовал всеми киборгскими способностями ради того, чтобы никогда не чувствовать той боли и унижения.

В глазах у Джекса – и в органическом, и в цифровом – разгорается жгучая ненависть к паукрабихам. Жутким полуметаллическим голосом киборг проклинает своих мучительниц:

– Мерзячие твари! Пусть поцелуют мой ботинок в подмётку! Если бы эти гадюки ощутили хотя бы половину той боли, что чувствовал я! И… все остальные, кто со мной был!

– Даже те, кто предал тебя? – интересуется Млем.

– Да… да, даже те, кто меня предал. Им было ничуть не лучше, чем мне. Ах, если бы я мог расколошматить панцири этим паукрабьим сволочам! Так, чтобы они визжали от боли, ублюдки!!!

Леод с нескрываемой тревогой наблюдает за Джексом. Наконец, ягулярр спрашивает его:

– То есть, ты действительно можешь причинить живому существу боль?

– Только тому, которое этого заслуживает. Зло надо наказывать. Простить злодея можно только тогда, когда он сам раскается.

– Но разве зло перестанет от этого быть злом?

– Некоторым это помогает. Иные злодеи, когда их схватят за горло, неплохо так переосмысляют свою жизнь.

При этих словах заметно поникает Витс.

– Да, это так, – с виноватым видом бубнит он себе под нос.

– Обратите внимание, не я это сказал! – усмехается Джекс и вздыхает: – Ох, простите, друзья. Накатило что-то. Чёрт знает, что мне вкололи эти гады, когда вырубали… аж в ушах до сих пор пищит.

– А у меня что-то вспышек очень много в мозге, – с некоторым беспокойством сообщает Карл.

– А у меня в ушах тоже пищит, – настораживается Семиларен.

Леод прыскает со смеху. Не успевает блент рявкнуть в сторону ягулярра что-нибудь обидное, как уши навостряют и охотники на чудовищ.

– Это не в ушах пищит! Это кто-то рядом живой! – восклицает Сэн.

– Под снегом! Прямо рядом с нами! – добавляет Райтлет.

– Значит, это были не вспышки, а мысли неразумных существ, – вслух рассуждает Млем.

– Где-то тут… – принюхавшись, произносит Леод и принимается рыть снег.

– Правее! – подсказывает Тецклай.

Наконец, под толстым слоем снега обнаруживается открытый ящик. В нём, тесно прижавшись друг к другу, сидят маленькие существа, похожие на нелетающих птиц с коротким толстым клювом, длинным хвостом и четырьмя когтистыми лапами, явно предназначенными для рытья. У существ нет ни глаз, ни ушных раковин. Они общаются между собой треском и забавным свистом, который напоминает голос земной хохлатой чернети.

– Их тут штук сорок! – восклицает Леод.

– Не знаю, кто это, но они очень милые! – реагирует Веншамея.

– Э-э-э, очень знакомые существа… – протягивает Айзел.

– Я помню, кто это! – вступает Карл. – Это…

– А там буря не кончилась? Может, тогда зверюшек можно будет выпустить? Пойдите кто-нибудь посмотрите! – визгливо перебивает Эффелина.

– Только подумала, что ты там замёрзла и заткнулась, – ворчит Тикки. – Тебе интересно – иди и смотри сама.

– Ну, это опасно, и вообще… ну посмотрите кто-нибудь, а?

– А, хрен моржовый с тобой, – машет на элегантину четырьмя лапами Силмак, поднимается и собирается снова пойти к выходу, но прямо перед ним внезапно рушится «потолок» импровизированного убежища. Перед мятежниками возникает то самое тучное существо с густыми вибриссами.

– Про волка речь, а он навстречь! – смеётся Карл. – Здравствуй, Шаман! Давно не виделись!

– Сколько зим! – улыбается Стив.

– Как здорово, что мы на тебя наткнулись! – радуется Райтлет.

Знакомый Райтлету, Карлу и Стиву хремф моржовый окидывает всех, включая маленьких существ в ящике, каким-то странным и тяжёлым взглядом. Слегка отвернувшись, он достаёт из кармана куртки коннектар и набирает какой-то номер.

– Это я, – сообщает абориген Глации неизвестному собеседнику. – Ещё одни тут, значить. Ага. Ага. Да эти… кажися, которые с Фирс-Ы слиняли. Не, паукрабих не видать. Стив с ними, ага. Ща разберусь.

– Подкрадский ты сын, йорзе продался! – соображает Стив и пытается использовать телекинез.

Увы, из карманов куртки у Шамана явственно выглядывают телекинез-блокираторы. И ещё какой-то необычный прибор, который представляет собой ощетинившийся мелкими шипами куб. Именно его вынимает Шаман, когда заканчивает разговор по коннектару.

– Знать будете, как мной ругаться! – гаркает хремф, поворачивает какой-то незаметный переключатель на одной из сторон странного куба и направляет прибор на мятежников. Невыносимый гул, исходящий словно бы не снаружи, а изнутри, заполняет мозги мятежников и лишает их сознания прежде, чем кто-либо успевает хоть что-то сделать. Сопротивляется разве что Стив:

– Четыре мозга… так просто не возьмёшь… подкрад!

– Ах, да, совсем забыл про этот режим, – холодно цедит Шаман, что-то ещё перенастроив в кубическом приборе. – Спи уже, чертяка!

До того, как сознание покидает и терраформа, он успевает заметить вдалеке ещё одно знакомое существо.

– Кса… – пытается выговорить его имя Стив, но теряет контроль над своим телом и падает без сил.

Надменным взглядом Шаман пробегается по неподвижным мятежникам и снова достаёт коннектар:

– Всё, готово. Лежать, как миленькие. Не, я останусь. Десять деминут, значить? Да, я подожду.

Убрав коннектар, Шаман ещё раз внимательно осматривает оглушённую команду. И вдруг обнаруживает, что в разрушенной снежной норе остался кое-кто, на кого странный прибор не подействовал. А именно – те самые маленькие существа в ящике.

– Шо вы за черти такие?! – поражается Шаман.

Похожей на ласту земного моржа рукой хремф резко хватает одно из существ за шкирку и тыкает ему в нос колючим кубом. Существо трещит, свистит и пытается вырваться.

– Тьфу! Вот зараза! – плюётся Шаман, снова что-то перенастраивает в своём приборе и сжимает руку сильнее – так, что маленькое существо вскрикивает от боли.

Вдруг из-за спины хремфа раздаётся негромкий низкий голос, приятный и тягучий:

– Прошу прощения…

Шаман разворачивается. Перед ним стоит двуногое и двурукое существо. С точки зрения землянина, оно похоже на покрытого серыми, чёрными и белыми перовидками16 хищного динозавра с впечатляющей тёмной гривой на голове. «Динозавр» держится почти что по-человечески прямо и даже одет как-то по-земному – в оранжево-белый свитер и тёмно-синие брюки. Пожалуй, разве что хвост, напоминающий загнутое брюшко скорпиона, только с перовидками на конце вместо жала, выглядит действительно нестандартно на земной взгляд.

Руки существа выжидательно скрещены на груди. В Шамана всматриваются два глаза с тёмно-фиолетовой радужкой, конъюнктива которых покрыта такой густой сетью ярко-красных сосудов, что любой земной офтальмолог выписал бы этому существу вагон и маленькую тележку глазных капель. Голос, тем не менее, исполнен терпения и интеллигентности:

– Вы не могли бы отпустить мюмзика? И, если позволите, оставить в покое мятежников?

– Ты ещё что за чмо? – грубо спрашивает Шаман, сжав в руке мюмзика ещё сильнее.

– Выбирайте выражения, – с еле уловимым раздражением отвечает существо.

Шаман швыряет мюмзика обратно в ящик и нависает над странным существом.

– Я те щас такие выражения выберу! – рявкает хремф, в очередной раз что-то переключает в кубическом приборе и направляет его на пришельца.

– На меня это не действует, – спокойно произносит существо.

– Вот как, значить! Это ничаво. Знаю, шо на тя подействуеть!

Шаман набрасывается на существо, рвёт на нём одежду и сильным ударом в голову сбивает с ног. После этого разъярённый хремф вонзает в тело существа бивни и разрывает его на куски. Наконец, для верности Шаман топчет оставшееся от существа кроваво-слизистое месиво тяжёлыми сапогами.

– Тоже мне, ин-те-ли-хент нашёлся! – фыркает хремф, стирает ярко-красную кровь с бивней и опять переключается на мюмзиков.

Там же, где кровь Шаман не вытер, она начинает… самостоятельно ползти к изуродованным кускам тела странного существа. Эти куски, в свою очередь, отращивают глаза, щупальца и тонкие ножки для передвижения и собираются вместе, после чего сливаются воедино. Что интересно, облачение существа собирается сходным образом, хотя и не отращивает при этом глаз. Состоит эта симбиотическая одежда из волокон, которые образует особый штамм цианобактерий. Из волокон получается ткань, которая самостоятельно «зашивает» разрывы.

Полностью восстановившееся существо, на теле которого не осталось ни царапинки, отряхивается и обращается к Шаману:

– На большее фантазии не хватило?

Хремф оборачивается с самым презрительным видом, который тут же сменяется на ошарашенный и испуганный:

– Шо… шо ты за тварь?!

Слегка улыбнувшись, существо невозмутимо отвечает:

– Самоназвание моего вида – эволы. По Галактической Энциклопедии, впрочем, я могу быть Вам известен как сущность самособирающаяся муту’имирская.

Слова эвола явно проходят мимо хремфских ушей. Вытаращив глаза и указывая на самособирающуюся сущность пальцем, Шаман вопит:

– А-а-а!!! Проглотон!!! Ты проглотон!!!

Не успевает эвол ответить, как хремф вновь кидается на него и хватает за горло, пытаясь не то задушить, не то разорвать на части:

– Сдохни, тварь!!! Сдохни!!!

[16] Перовидки, в отличие от истинных перьев динозавров и других пернатых существ (вроде фоксиллинда), состоят из живых тканей. Настоящие перья, как и волосы, являются роговыми образованиями и содержат живые клетки только в основании, которое находится под эпидермисом.