Э. – Нет слов таких, нет мук таких, нет бед,
Богами насылаемых на смертных,
Которых бы не вынес человек.
Блаженный – без попрека говорю —
5 Тантал, хотя и Зевсом был рожден,
Повис под страшной глыбой в высоте,
Платясь – так говорит молва – за то,
Что он, который из земных людей
Один был зван в высокий пир богов,
10 Безумно разнуздал о нем язык.
Ему был сын Пелоп, тому – Атрей,
Которому прядущая судьба
С Фиестом, братом, выпряла вражду.
Но что о несказанном говорить?
15 Атрей убил детей во снедь отцу.
Атрею же от критянки жены
Царь Агамемнон, славный, да не впрок,
И Менелай спартанский рождены.
Взял Менелай постылую богам
20 Елену, Клитемнестру же стяжал
Царь Агамемнон – это ли забыть?
Три дочери его – Хрисофемида,
Вторая – Ифигения, и я —
Электра, и единый сын – Орест —
25 От нечестивой матери, врасплох
Опутавшей и умертвившей мужа;
За что – мне, деве, молвить не к лицу.
Винить ли Феба за неправый глас,
Велевший сыну занести на мать
30 Клинок, бесчестьем грянувший на всех?
Но он повиновался и убил,
А с ним и я, хоть женщиной слыву,
И друг Пилад, помощник всех трудов.
С тех пор томит Ореста злая хворь,
35 И вот лежит он, пав на бедный одр,
Кровь матери ему застлала взор
Безумием, и страх его – от тех,
Кого и не назвать: от Евменид.
Шесть дней с того, как материнский труп
40 Объял всеочищающий огонь,
Он ни куска не принимает в рот,
Ни каплею не омывает рук,
В час облегченья плачет под плащом,
А вновь безумясь, рвется с ложа прочь,
45 Как жеребец, не знающий ярма.
Народ постановил не уделять
Ни крова, ни огня, ни даже слов
Нам, матереубийцам. Нынче день,
Когда голосованием решат,
50 Нам кончить жизнь под градом ли камней
Или согрев своею кровью нож.
Одна лишь есть надежда уцелеть:
Из Трои приплывает Менелай,
Вся Навплия полна его судов,
55 Из долгого скитанья по морям
Стремящихся к причалам; а жену,
В которой вся причина всех скорбей,
Сюда прислал он ночью и тайком,
Чтобы никто, чей сын под Троей пал,
60 Каменьем не побили бы ее.
Елена здесь и плачет о сестре;
Одна утеха ей в ее скорбях —
Дочь Гермиона, та, кого она
Оставила, бежав, в дому отца,
65 А тот привез выкармливаться к нам:
Лаская дочь, мать забывает боль.
И вот я не свожу с дороги глаз:
Где Менелай? Бессильны мы спастись,
Коли не он – спаситель нам. Увы!
70 Злосчастен род и безысходен рок.
E. – Дочь Агамемнона и Клитемнестры,
Скажи, Электра, долгая меж дев,
Как стала ты и кровный твой Орест
Убийцами для матери своей?
75 Мне речь твоя не в скверну, потому
Что для меня всему виновник – Феб;
Но Клитемнестра мне была сестра,
Которой я с тех пор, как божья страсть
Меня послала на троянский путь,
80 Не видела, и плачу, потеряв.
Э. – Что мне сказать, Елена? Посмотри
Сама, в какой беде Атридов сын,
И я над ним без сна: он как мертвец,
С чуть слышным вздохом в жалостной груди,
85 Я никого не обвиняю – но
Ты счастлива, и счастлив твой супруг,
Несчастным нам представшие в беде.
Е. – На это ложе он давно ли слег?
Э. – Тотчас, как пролилась родная кровь.
90 Е. – Как страждет сын! и как погибла мать…

То, что получилось, мне совсем не понравилось. Выровненный и судорожно сжатый ямб, стопы по швам, становился сам себе стереотипом, – как будто язык окостенел, все выражения клишировались, и текст звучит утомительно-однообразно. Я отталкивался от Анненского как от крайности словесной вольности – теперь передо мною была крайность словесной строгости, такая же неприятная. Пришлось отталкиваться от самого себя. Я отказался от сковывающего 5-стопного ямба; а чтобы свободный стих не был слишком уж свободным, я постарался, чтобы строки имели преимущественно женские окончания, а длина их, сообразно длине строк оригинала, сама получалась по большей части в четыре слова.

Поначалу показалось, что такой размер действительно более гибок и лучше передает искусную трогательность еврипидовских интонаций. Действительно, жалостливые сцены получались в таком размере выразительнее – как будто герои сходили с котурнов. Но Еврипид не весь насквозь жалостлив, и скоро стало ясно, что текст опять-таки получается однообразен – на этот раз не возвышенным, а сниженным однообразием, какой-то разговорною воркотнею. Чем дальше я двигался по «Оресту» через строгие агоны, четкие диалоги и напряженные сюжетные повороты, тем больше я разочаровывался в выбранном средстве. Четырехударный свободный стих – гибкое выразительное орудие, и я не сомневаюсь, что в нем можно изыскать такие дополнительные ритмические ограничения, которые заставят его звучать и торжественно, и убедительно, и динамично. Но я этого сделать не сумел. При неудачах принято утешительно говорить, что отрицательный результат эксперимента тоже плодотворен. Я хотел, чтобы не утомлять читателя, напечатать здесь только часть этой большой трагедии, но подумал, что это нехорошо по отношению к Еврипиду: все-таки он интереснее, чем его переводчик.

Орест

Действующие лица:

Орест, сын Агамемнона;

Электра, его сестра;

Пилад, его друг;

Менелай, брат Агамемнона;

Елена, дочь Зевса, его жена;

Гермиона, их дочь;

Тиндар, отец Елены;

Фригийский евнух, раб Елены.

Вестник.

Бог Аполлон.

Хор подруг Электры.

Первый актер играет Ореста (и Вестника), второй Электру (и Аполлона), третий всех остальных.

Действие – в Аргосе, перед царским дворцом.

Электра и спящий Орест

Э. – Нет такого страшного слова,
Ни страды, ни напасти от всевышних,
Чтоб не пали гнетом на человека.
Блаженный (мне не стыдно сказать: блаженный)
5 Тантал, слывущий отпрыском Зевса,
Распростерся в воздухе и трепещет
Глыбы, нависшей над головою.
Это, говорят, расплата за то, что
Он, смертный, принятый в пиры бессмертных,
10 Не сдержал язык – о, гнусная одурь!
Он родил Пелопа, Пелоп – Атрея,
Которому выпряла богиня участь
Враждовать с единокровным Фиестом, —
Но как сказать мне о несказанном?
15 Атрей зарезал детей ему для пира…
О, дальше ни слова! Сыны Атрея —
Менелай от критянки Аэропы
И славный (ежели славный) Агамемнон.
Менелай взял в жены Елену,
20 Постылую богам; Агамемнон —
Именитую меж эллинов Клитемнестру,
И родил он трех дев – Хрисофемиду,
Ифигению и меня – Электру,
Да единого сына – Ореста.
25 Но сгубила нечестивица мужа,
Опутавши бескрайнею тканью,
А за что – девице сказать невместно.
Так вменить ли Фебу в неправосудье,
Что велел он Оресту умертвить
30 Мать его родную? Не все похвалят —
Но Орест не ослушался и убил,
А с ним – я, в женскую мою меру,
И Пилад, общий наш сопоспешник.
С той поры несчастный Орест
35 Болен дикою болью и тает
Здесь, на ложе, от материнской
Обезумев крови. Выговорю ли имя
Евменид, истерзавших его страхом?
Шестой уже день, как пламя
40 Очистило тело убитой,
А Оресту – ни глотка, ни омовенья.
То, когда его хворь отпустит,
Он, очнувшись, спрячет лицо в одежду
И горько плачет, а то взметнется с ложа
45 И, как конь из-под ярма, бунтует.
В Аргосе постановлено не давать нам
Ни огня, ни крова, ни слова,
Ибо мы – матереубийцы.
Сегодня скажет голосование,
50 Пасть ли нам под градом каменьев
Или бросить нас шеями под секиру.
Одна нам надежда на спасенье:
Менелай плывет из-под Трои,
Навплию заполнил кораблями
55 И уж правит к берегу после долгих
Плаваний, а виновницу многих
Слез, Елену, выслал перед собою
В дом наш ночью, чтоб никто не увидел
Из тех, чьи сыны пали под Троей,
60 И не грянул камнем. И вот в палатах
Она плачет о сестре и о доме.
Одно ей утешение в скорби —
Гермиона, оставленная в Спарте
И которую Менелай перед отплытьем
65 Отдал мне и матери в воспитанье.
Ей она рада, с ней забывает горе.
Вот и я гляжу на дорогу,
Не увижу ли Менелая,
Без которого нам, слабым, не уберечься:
70 Безысходно в дому злополучье.

Электра, Елена

Е. – Дочь Агамемнона, дочь Клитемнестры,
Вековечная девственница, молви, Электра,
Как, несчастная, ты и брат твой,
Страдный Орест, стал для матери убийцей?
75 Говори без страха, мой спрос – не скверна,
Что было неверного – вина на Фебе!
А плач мой – о доле моей сестры,
Которую я с тех пор, как в Трою
Поплыла, как поплыла по страсти от вышних,
80 Не видала, и вот – одна кричу над судьбою.
Э. – Что сказать, Елена? Сама ты видишь,
Какая беда на Атридову породу:
Вот я, без сна, сижу при бедном мертвом,
Ибо впрямь он мертв: так едва-едва он дышит, —
85 Сижу, никого не виня в несчастье.
Но счастлива ты и муж твой,
Вернувшись к нам, измученным бедою!
Е. – Давно ли он не сходит с этого ложа?
Э. – С тех пор, как пролил родную кровь.
90 Е. – Бедный! Но мать – как она погибла?
Э. – Так случилось, и нет исхода.
Е. – Умоляю, девушка, окажи мне услугу!
Э. – Если даст недосужное бдение над братом.
Е. – Сходи за меня к сестре на могилу!
95 Э. – К матери? ты просишь? но чего ради?
Е. – Отнести прядь волос моих и возлить возлиянье.
Э. – Не сама взойдешь ты к родному гробу?
Е. – Мне стыдно себя показать ахейцам.
Э. – Срам – бежать, а теперь чиниться поздно!
100 Е. – Правда твоя, но недобрая твоя правда.
Э. – Чего ж тебе пред микенянами стыдно?
Е. – Боюсь я тех, чьи сыны легли под Троей.
Э. – Да, бойся: весь Аргос кричит о тебе криком.
Е. – Так сложи с меня страх, окажи мне милость!
105 Э. – Нет: могила матери мне ужасна.
Е. – Невместно мне с этим посылать прислужниц.
Э. – А дочь свою Гермиону?
Е. – Пробираться в толпе – не к лицу девице.
Э. – Это плата умершей: ведь та ее вскормила.
110 Е. – Ты правду сказала, и я тебе послушна:
По слову твоему пошлю Гермиону.
Дочь моя! выйди из покоев;
Вот прядь волос моих и вот возлиянье:
Ступай и вокруг Клитемнестрина кургана
115 Брызни вином, молоком и медом,
Стань над насыпью и так ей молви:
«Льет тебе дары сестра твоя Елена,
В страхе сама прийти ко гробнице
От аргосской черни». Да будет благосклонна
120 Она ко мне, к тебе, и к мужу,
И к этим двум, загубленным богом.
Обещай ей все, какие подобают
От сестры сестре приношенья мертвым.
Ступай, дитя, поспеши к могиле,
125 Возлей возлиянье и не медли обратно!

(Уходит.)

Э. – Ах, природа, сколько зла в людях
И сколько счастья рожденным в благой доле!
Она и остриглась лишь по кончикам прядей —
Бережет красоту: все та же Елена!
130 Да не взлюбят боги тебя, погибель
И моя, и брата, и Эллады! Увы мне!
Но вот и подруги, общницы стенаний.
О, как бы они не разбудили дремы
Затихшего брата и слезным взглядом
135 Не глядели бы на его безумье!
Ах, милые женщины, тише, тише,
Ни стука, ни звука, —
Ваша мне любезна любовь, но если
Спящий проснется – настанет горе.

Электра, хор

140 X. – Тише, тише… неслышною подошвою 1с
Ни стука, ни звука…
Э. – Стороною от постели, стороною!
X. – Слышу, слушаюсь…
Э. – Ах, ах! легче вздоха тростинчатой свирели,
145 Милая, говори мне!
X. – Слышу: как под крышу, я скрыла шепот.
Э.– Хорошо…
Бесшумно, бесшумно, не тронувшись, не двинувшись,
150 Молвите, девушки: что вам?
Только что задремал он!
X. – Что с ним? молви нам, милая: 1а
Как ему понесчастьилось?
155 Э. – Дышит, но дышит со стоном.
X. – Бедный!
Э. – Сладкую благодать дремоты
Не свевай с его век: погубишь!
160 X. – От бога он мучится злодеяньем,
Бедный! страдный!
Э. – Неправо, неправо сказана, приказана
Кривословом Локсием с Фемидина треножника
165 Смерть не в смерть – матери моей!
X. – Смотри: шевельнулся под тканями! 2c
Э. – Ах, это ты
Криком из сна его вырвала!
X. – Думала я: он спит…
170 Э. – Прочь от меня, прочь от него, из дому прочь
Выкружи топочущий след!
X. – Он спит…
Э.– Да, спит…
X. – Славная, державная ночь,
175 Многотрудным людям дарительница сна,
Встань из Эреба,
Низкие крылья
Вскинь над чертогом Агамемнона,
180 Где беда, где боль,
Где ближе мы, ближе мы к погибели!
Э. – Топотами, топотами
Тише, тише,
Шумом губ не спугни, подруга,
185 Благодатного сна с его ложа!
X. – Где конец? 2a
Э.– В смерти!
Ему уж и корм не в корм.
190 X. – Видим воочию.
Э. – Феб нас принес в жертву,
Черную повелев кровь нам
Матери-отцеубийцы.
X. – Правда его – недобрая правда.
195 Э.– О мать,
Ты убила и ты убита;
Погубив отца – погубила и детей,
Ибо мы уже как мертвые:
200 Брат – как труп,
И моя исходит жизнь
Стонами, воплями, слезами еженощными;
205 Вот я, вот —
Безбрачная и бездетная,
Черное мое житье влачу без исхода…

Электра, Орест