П. – Быстрее быстрого спешу я из города:
730 Слышал я собрание, видел его воочию:
Все замышляют погибель на тебя и твою сестру.
Что теперь делать, как быть, скажи мне,
Лучший мой сверстник, друг и брат?
О. – Если тотчас мне не скажешь, в чем беда, – я погиб.
735 П. – Ты погиб – и я с тобою: у нас общая судьба.
О. – Менелай явился гнусен предо мною и сестрой.
П. – Так уж водится: у худших женщин – худшие мужья.
О. – Лучше б он тотчас уехал или вовсе не приезжал!
П. – Но точно ли он приехал или это только слух?
740 О. – Долго плавал, но приехал, и вокруг него друзья.
П. – И привез с собою вместе худшую из всех супруг?
О. – Лучше уж сказать бы: не он ее, а она его.
П. – Где же та, что столько ахейцев погубила – одна?
О. – Она здесь, в моем доме, если только это мой дом.
745 П. – И какими же словами ты с Менелаем говорил?
О. – Я просил на растерзанье не отдавать меня с сестрой.
П. – Что же он тебе на это? Говори: хочу я знать!
О. – Осторожен и уклончив, как нехорошие друзья.
П. – И какими же предлогами прикрыл он свой обман?
750 О. – Тут как раз отец явился пресловутых дочерей.
П. – Узнаю Тиндара: гневен он на гибель дочери.
О. – И оказался Менелаю тесть дороже, чем брат.
П. – И твоим он злоключеньям не посмел положить конец?
О. – Он не воин, он отважен только между женщинами.
755 П. – Да, со всех сторон несчастья: остается умереть.
О. – Только граждане сначала проголосуют нашу смерть.
П. – Но о чем голосование? я пугаюсь: говори!
О. – Жизнь или смерть? – большое дело в двух коротких словах.
П. – Так беги же, так покинь же отчий дом и в нем сестру!
760 О. – Разве не видишь? встала стража вокруг нас со всех сторон…
П. – Да, я видел, что щиты перегородили улицы.
О. – …будто мы с тобой в осаде от незнаемых врагов.
П. – Обо мне спроси: я ведь тоже на пороге гибели.
О. – Отчего? твоею горестью умножаются мои!
765 П. – Гневный Строфий меня выгнал на все четыре стороны.
О. – Что причина? ваша ссора иль обида гражданам?
П. – Соубийство Клитемнестры – вот мое нечестие.
О. – Ах, несчастный! за мое дело, видно, и тебе страдать.
П. – Я снесу любое страданье: нравом я не Менелай.
770 О. – И не боишься, что аргосский суд казнит тебя со мной?
П. – Я не их суду подсуден, а фокидскому суду.
О. – Толпище всегда жестоко, ежели над ним злодей.
П. – А если над ним человек хороший, то и приговор хорош.
О. – Будь же так. Идем на вече!
П. –      Я не вижу, для чего?
О – Я скажу, представ народу…
775 П.      – Что дело твое правое?
О. – Да, что мстил я за родного.
П.      – Тут тебя они и возьмут.
О. – Что же, лучше, дрожа, погибнуть?
П.      – Это не дело, ты не трус.
О. – Как же быть?
П.      – Останься здесь, и будет тебе спасение.
О. – Нет!
П.      – А разве, выйдя в город, ты надеешься спастись?
О. – Может быть.
780 П.      –  Тогда уж лучше выйдем, чем останемся.
О. – Так отправимся!
П.      – И будет наша смерть достойнее.
О. – Мое дело правое!
П.      – Дай бог им так решить.
О. – Ты прав: я покажу, что я не трус.
П.      – На это и идем.
О. – Может быть, кто-нибудь пожалеет…
П.      – Пожалеет знатный род.
О. – Пожалеют отца убитого…
785 П.      – …воистину сраженного.
О. – Так идем же, так умрем же, стыдно медлить!
П.      – Теперь хвалю.
О. – А сестре мы об этом скажем?
П.      – Ни за что!
О. – В самом деле, будут слезы.
П.      – А это – дурное знаменье.
О. – Стало быть, молчанье лучше.
П.      – И выигрыш времени.
О. – Есть еще одно одоленье.
790 П.      – Что еще ты назовешь?
О. – Жало злых богинь.
П.      – Но разве не помощник я тебе?
О. – Тяжело с больным возиться.
П.      – Только не мне и не с тобой.
О. – Берегись и ты безумья.
П.      – Идем, пора!
О. – Не колеблешься?
П.      – Кто колеблется, тот не друг.
О. – Так вперед, моя опора!
795 П.      – Сладкая забота мне.
О. – Направляй к отцовской могиле.
П.      – Зачем?
О. – Помолить его о подмоге.
П.      – Ты прав.
О. – А могиле матери – ни взгляда.
П.      – Да, она врагиня тебе.
Поспешим же, упреждая их аргосский приговор.
800 Прислонись к моему боку боком обессиленным,
И пройдем мы через город, невзирая на толпу,
Ибо нам стыдиться нечего. Такой ли я друг,
     Чтобы в тяжком покинуть тебя несчастьи?
О. – Поистине так. Нам мало родных – цените друзей.
805 Пусть муж нам чужой – но если душой он с нами един,
То этот друг дороже для нас, чем тысячи кровных родичей.

(Уходят.)

Хор

– Доблесть и богатство, с.
Славное по Элладе
До самых струй Симоента, —
810 Пали Атриды из блаженства,
Как древле от родового проклятья —
Когда встала в Танталидах вражда
Золотого ради овна,
И жесток был пир
815 И убийство царственных отпрысков.
С той поры смерть за смерть
Кровью воздают Атриды Атридам.

Честь не в честь           а.
820 Железною рукою рассечь
Материнское тело и черный
Меч явить сиянию солнца.
Где злодейство, там нечестие, там
Людское зломышленное безумье.
825 В смертном страхе
Скорбная кричит Тиндарида:
«Нечестива дерзость
Сына-матереубийцы —
Отчую почитая благость,
830 Вековечное снискиваешь бесславье».

Какой недуг, какая слеза, какая           э.
Жалость превыше в мире,
Чем рукопролитие материнской
Крови? Преступник чести,
835 Охмелен безумием,
Травлен Эриниями,
Дико вращает взглядом:
Это ли дитя Агамемнона?
О несчастный,
Из златотканых пелен
840 Материнскую увидевший грудь,
Но пронзивший мать
В отплату за муки отца!

Электра, вестник

Э. – Молвите, женщины: не в порыве ль
845 Безумья Орест ушел из дома?
X. – Нет: пошел он на аргосское вече,
Где спор о жизни:
Жить вам или умереть вам.
Э. – Ах, злополучный! С чьего совета?
850 X. – Пиладова. Но взгляни: поспешает
Вестник с вестью о твоем брате.
В. – Несчастное, достослезное чадо
Агамемнона, чтимая Электра,
Недобрые приношу я тебе вести.
855 Э. – Горе! Смерть мне! Молви
Дурные вести, с которыми пришел ты.
В. – Пеласги порешили, что Орест, брат твой,
И ты, красавица, умрете сегодня.
Э. – Горе! Исполнились ожиданья,
860 От которых я исходила плачем.
Но какой был спор, какие были речи
Нам в приговор на смертную участь?
Скажи, старик, что отнимет душу
У меня и у несчастного брата?
865 Камни в руках или острое железо?
В. – Шел я из села к городским воротам,
Хотел узнать о тебе и брате,
Потому что смолоду благодарен
Агамемнону, выросши в вашем доме,
870 И хоть беден, но дружбы не забываю.
Гляжу, народ стекается к всхолмью,
Где когда-то Данай правил суд с Египтом,
И все места занимает толпою.
Видя это, спрашиваю кого-то:
875 «Что нового в Аргосе? Не враги ли
Всполошили вызовом Данаев город?»
А он: «Не видишь разве Ореста?
Бороться ему не на жизнь, а на смерть».
И тут я вижу (а лучше бы не видеть!):
880 Орест и Пилад шагают рядом,
Один понурый, изможденный болезнью,
Другой по-братски сострадающий другу,
Добрым уходом помощный в хвори.
Когда собрание стало полным,
885 Встал глашатай: «Кто хочет слова,
Казнить или нет матереубийцу Ореста?»
Тут встал Талфибий,
С твоим отцом ходивший на Трою.
Он, привыкший водиться с вождями,
890 Надвое говорил: Агамемнона славил,
Но Ореста не хвалил, искусно вплетая
Дурные слова про новый обычай
Управы с отцами и матерями, —
А сам посматривал на друзей Эгисфа.
895 Таков уж род их: всякий глашатай
Льнет к сильнейшим: для них любезны
Лучшие люди в городе и державе.
За ним говорил Диомед владыка —
Ни тебе, ни сестре не желал он смерти,
900 А желал угодного богам изгнанья.
Иные всплескали хорошей речи,
Иные молчали.
          Тогда встает
Лихой наглец с крутым языком,
То ли аргосец, то ли не аргосец,
905 Вольною речью крикливый и грубый,
Отменный убедитель на все дурное,
Сладкий речью, коварный мыслью,
Толпе приятный, а городу вредный.
Лишь те, кто добрые дают советы,
910 Хоть не сразу, а в пользу бывают людям:
Из таких и нужно искать вождей,
Потому что один и тот же почет —
Облеченному властью и гласящему речь.
А этот встал и призвал каменьем
915 Казнить тебя и твоего брата,
А Тиндар ему подсказывал речи.
Но тут словам его встает противник —
Муж, лицом неприглядный, но крепкий,
Редко заглядывающий в город и на площадь,
920 Сам себе труженик, опора града.
Непорочный, незапятнанный в жизни, —
Когда захочет, он искусен и в слове.
Он сказал: Агамемнонова Ореста
Должно венком увенчать за то, что
925 Он отмстил за отца и убил злодейку.
Если бы не он, то к чему походы,
Когда за спиною пустые домы,
А те, кто блюдет их, впадает в слабость
И вводит жен в прелюбодеянье?
930 Хорошим людям понравились его речи,
Но никто ни слова.
          Тогда Орест
Начинает: «Владетели Инахийской
Земли, потомки Пеласга и Даная,
Ведь я за вас, а не только за отца
935 Казнил свою мать. Если мужеубийство
Станет дозволено для жен, то все вы
Будете жертвами жен или рабами:
Сделайте должное, поступите иначе!
Я убил изменницу отчего ложа —
940 Если теперь вы меня убьете,
То конец закону и каждый под угрозой,
Потому что наглость – не редкость в женах».
Хорошо он говорил, но с толпой не сладил:
Одолел другой, худой увещеватель,
945 Стоявший за казнь тебе и брату.
С трудом Орест избежал каменованья,
Обещав своею рукой зарезать
И себя и тебя до заката солнца.
Сейчас Пилад ведет его из собранья,
950 Сам в слезах, и спутники плачут
От великой жалости, потому что
Видеть это – горшего горько.
Готовь же меч или петлю на горло,
Чтобы больше не видеть света:
955 Ни знатный род тебе не подмога,
Ни Феб-губитель с треножника в Дельфах.

(Уходит.)

X. – Бедная девушка, ты накрыла
Голову, склонившись к земле, безмолвна,
Но сейчас изольешься в стоны и крики.

Электра, хор

960 Э.– Завожу плач с.
О тебе, земля пеласгийская,
Белыми ногтями впиваясь в щеки,
     кровавую долю,
В голову бью руками
В угоду подземельной богине, —
965 Стенают и киклоповы стены,
Режет волосы острое железо —
     горе в доме!
Жалости, жалости
По вам, упокоенным
970 Прежним вождям Эллады!
Минули, сгинули           а.
Отпрыски рода Пелопова,
Счастьем завидного бессмертным.
Божья зависть
975 Рухнула на тебя кровавым жребьем!
Многослезные, однодневные,
Трудоносные, слушайте, народы,
Как нежданно ударяет судьба.
В долгом беге
980 Горе сменяет горе, —
И ничто для смертной стопы не прочно.

Взмыть бы мне в небо,           э.
Где меж твердью и сушею
Золотыми цепями
Кружась, поникла
Олимпийская глыба
Над седым прародителем Танталом, —
985 Чтобы вкрикнуть ему стонущий крик
О горьком доме,
Познавшем ужас
С той поры, как с той четверни
В летучем беге
990 От Пелоповой длани
Гибель нашел Миртил
В вздутом море,
Белыми гребнями
Бьющемся о Герест,
Где бежал колесничный путь.
995 Тогда-то над нашим домом
Многослезное разверзлось проклятье —
В отаре Майина сына
Златорунного рождение агнца:
Грозное знамение, грозное
1000 Атрею, питателю коней!
Отсель крылатый Раздор
Сбил Солнце с его пути,
Западный небоскат
К одноконной склонил Заре,
1005 И тогда-то в людях
          встала за смертью смерть,
И грянул Фиестов пир,
И критское ложе Аэропы
1010 С обманчивой узнало обман,
А последним валом
Рухнул рок на отца и на меня!

X. – Но вот бредет твой природный брат,
И смерть ему приговор,
1015 А с ним – Пилад, который верней
Родного брата, конем пристяжным
Направляет неверные ноги.

Электра, Орест, Пилад