Собрание сочинений в шести томах. Т. 5: Переводы. О переводах и переводчиках (страница 21)
Где гул по улицам. Колокольный звон.
Машинный скрежет. Борьба. Туда,
Где запад грозится слепым и красным
Кругом, где вычерчен подъемный кран.
Подъемный кран, чернолобый тиран,
Молох над павшими ниц рабами,
Тягота мостов, которые для него
Коваными цепями сковали реку.
Незримая, плывет она по струе,
И где ее мчит, взметается люд
Большими крыльями черной тоски,
Тенью ширящейся с берега на берег.
Мимо, мимо! Где в жертву мраку
Лето закалывает поздний закат,
Где усталая истома позднего вечера
Темной зеленью легла на луга.
Поток ее мчит, навек погруженную,
По стылым заводям встречных зим
Вниз по течению времени, в вечность,
Где дышит дымом огненный небосвод.
Госпиталь
I
Белые простыни, постель к постели,
Расплываются в холод больничных стен.
Все болезни прогуливаются по коридорам,
Точно проволочные куклы. На каждого —Их по нескольку. Над каждым выведен
Белым мелом перечень его мук.
Здесь горячка – как гром. Внутри у всякого —
Жар вулкана. Глаза устремленыВ потолок, где паук и паучиха
Тянут липкую сеть из животов.
Они скорчиваются, торча коленями,
В жарком поту под холодным бельем.Их ногти обкусаны до мяса.
Морщины их горящего лба —
Как борозды, вспаханные ужасом,
Пашня Смерти под красною зарей.Они тянут бледные руки
В тряске зноба, в отчаянье немоты.
В их черепе черною каруселью
От уха к уху мечется мозг.Их спина расседается трещиною.
Из беленой стены вытягивается рука,
Медленная, костлявая, и жесткою
Хваткой сдавливает их гортань.
II
Опускается мрачный вечер. Тупо
Они вкорчиваются в подушки. С реки
Наползает холодный туман. Бесчувственно
Они внемлют молитвословиям мук.Медленная, желтая, многоногая,
Наползает в их постели горячка.
И они в нее глядят, онемелые,
И в зрачках их – выцветшая тоска.Солнце тужится на пороге ночи.
Пышет жар. Они раздувают ноздри.
Их палит огонь,
Красный круг их взбухает, как пузырь.Там, над ними, Некий на стульчаке
Ими правит жезлом железным,
А под ними роют в жаркой грязи
Черные негры белую могилу.Меж постелей идут похоронщики,
Выдирая рывком за трупом труп.
Кто не взят, тот взывает, уткнувшись в стену,
Ужас гнусного мертвецкого «прощай!».Комары зудят. Воздух плавится.
Горло пухнет в багровый зоб.
Рвется зоб, льется огненная лава,
Голова гудит, как каленый шар.Они рвут с себя липкие рубахи,
Пропотелые одеяла – прочь,
Голые до пупа,
Качаются они маятниками бреда.Смерть паромом подплывает сквозь ночь,
Через темный ил и слизь морских топей.
Они слушают, замирая, как гремит
Ее посох у больничных порогов.Вот к постели несут причастие.
Поп больному мажет маслом лоб и рот.
Выжженная глотка мучительно
Вталкивает просфору в пищевод.Остальные вслушиваются,
Словно жабы в красных пятнах огня.
Их постели – как большой город,
Крытый тайной черных небес.Поп поет. В ответ ему каркает
Их молитв жуткий пересмех.
Их тела трясутся от гогота,
Руки держатся за вздутый живот.Поп склоняет колени у кровати.
Он по плечи ныряет в требник.
А больной привстает. В его руке
Острый камень. Рука его в размахе,Выше, выше. И вот уже дыра
Вспыхивает в черепе. Священник – навзничь.
Крик
Замерзает в зубах навстречу смерти.
Адская вечеря
I
Вы, чья от горя выцвела кровь,
Вы, бичуемые бурями мук,
Вы, чьи лбы простерлись под гнет,
Вы, в чьих очах, как стекло – тоска,Вы, чьи виски, как проказа, жжет
С детства родимое пятно мертвецов, —
Приидите ко причастию: вот дары,
Проклятые в обители вечных мук.Взойдите на мост над черной рекой,
Где без края толпится обреченный люд,
И темный вас приветит портал,
Блещущий в сумерках большим алтарем —Алтарем, озаренным тысячью свечей
Из жира и крови нерожденных тел,
Где свисают кости и веет в лицо
Дьявольских фимиамов красная грязь,Где в адских ризах святители гнут
Колени под звон небывалых месс
И по всем амвонам за стягом стяг
Грозят вам, как алые адские языки.Перед Божьим образом голый аббат
Вздувает брюхо, выводя напев.
Он хватает чашу, в чаше красная кровь,
Он вздымает ее над лбами толпы:«Пейте мою кровь». Он пьет ее сам,
Красной лавой вскипает его душа,
Его глотка горит, как чермные моря,
Божьей кровью блещущие чрез берега.Над вашими лбами, над гнездовьем мук,
Над черными флешами адских сил
Узкий, острый, как черный язык
Скорпиона, взвивается бегучий огонь.Ломятся в храм сквозь разинутые врата
Тучи, чреватые молнией и грозой.
Буря бушует. Ливень, как ночь,
Угашает дальний органный хор.Могилы взрываются. Вздыбились мертвецов
Белые и холодные костяные персты.
Они вас манят в родимый мрак.
Мертвыми криками гремит собор.Плиты проваливаются. Кипят
Водопады Леты внизу, в глуби.
Гудит многоверстный водоворот
Дальними отгулами чудовищных бурь.Исчадья ада устремляются в смерч,
С пеньем глядя в свой пенный гроб:
Черными парусами снащен их корабль,
А белые борта – из зияющих черепов.
II
В высях, где тени сгустились в тьму,
В тысяче вечностей над бездной мук,
Над бушеваньем ливней является
Бледное, как утро, Божье лицо.Дальние церкви наполняет сон
Сфер, безмерный, как лепет арф,
Когда, как месяц с большого небосвода,
Белое наклоняется Божье чело.Приблизьтесь. Рот его – сладкий плод,
Кровь его – тяжкое медленное вино,
На его губах в темно-красной заводи
Зыбок синий жар полдневных морей.Приблизьтесь. Нежен, как бабочкина пыльца,
Как юной звезды золотая ночь,
Мерцает рот в бороде златобородого,
Как в темном раскопе мерцает хризолит.Приблизьтесь. Прохладнее змеиной кожи,
Мягче он пурпурных царских риз,
Нежнее заката, который обесцвечивает
Дикую боль огненной любви.Скорбь падшего ангела – словно сон
На лбу его, белом троне мучений,
Грустном грустью того, кто пробуждается,
О виденьях, канувших в белый рассвет.Глубже, чем тысяча пустых небес,
Его горечь, прекрасная, точно ад,
В красной бездне которого теряется
Бледный луч с полуденной вышины.Его боль – как ночной двусвечник.
Это пламя облегло ему голову
И двумя рогами в дремучей роскоши
Из его кудрей вонзается в тьму.Его боль – как ковер, по которому
Письмена каббалистов горят сквозь ночь,
И как остров, минуемый плавателями
В час, как в дебрях кричит единорог.Его боль – в ней тень и сень дубрав,
Взлет печальных птиц над большими заводями;
Это царь, в горностаях и задумчивый,
Тихо шествует сквозь склеп своих предков.Приблизьтесь. Загоритесь его скорбями.
Впейте вздох его, холодный как лед,
Вздох, принесшийся из‐за тысяч эдемов
Ароматом, впитавшим всякое горе.Вот он смотрит, он улыбается, —
И душа у вас тиха, как пруд в камыше,
Тихо наполняемая пеньем Пановой
Флейты, льющимся из лавровых рощ.Усните. Ночь, сгущаясь в соборе,
Угашает огни на высоком алтаре,
И огромный орел его безмолвия
Зыблет тень своих крыл на ваших лбах.Спите, спите. Темный божеский рот
Вас коснется осеннею ли, могильною ли
Свежестью, и мнимый расцветет поцелуй,
Желт, как гиацинт, ядовит, как мучница.
СТАНСЫ
Все стихи Мореаса – из книг «Стансов» (нумерация их – на поле слева), где почти все стихотворения – по 16 строк. Когда они сжаты в переводе до 4 строк, то, кажется, ненамеренно становятся похожи на китайские или японские стихи.
ЖАН МОРЕАС
I, 11 Смейся как весенние ветки,
плачь как ветер.
Жизнь – она ни счастье, ни горе,
она – лишь призрак.IV, 8 Ты смеешься в горе и сам не знаешь,
зачем тебе песни.
А ведь жизнь и смерть, и доброе и злое —
все только для лиры.Add. Вспоминаю родину, бледные оливы,
взнесшийся кипарис.
Почему она перед глазами и в сердце?
Потому что она далеко.I, 15 Солнце из тумана, из юга – север:
я – как ты, Париж:
Радость плачет в глазах моих, и горек
Рок – в улыбке моей.I, 17 Пар, свисток, поезд в ночь, время влет,
вспыхнут розы, и пожелкнут листья.
Рождаясь, прощай! умирая, прощай!
Это горе мимолетно, как счастье.II, 12 Смеется апрель,
добрые мысли возвращаются, как листья.
Капля меда
в горькой чаше расставания с бытием.Add. Когда-то тенистый,
влажно лег мне на лоб осенний лист,
И душа в грезе
раскрывает преддверье своей судьбы.III, 18 Серебряная луна
над мачтами порта, над мраморами парка,
Над гранями берега, над безгранными нивами
и Парижем, где конец всех дорог.II, 7 От заботного города
в нежную бы рощу, к колыбельному бы морю.
Но увяли мои апрели,
и жатва моя – под чужим серпом.VI, 5 Тополя в закате
осыпают в растущий сумрак
Самоцветным севом
шитье лета по тканям осени.III, 11 На зеленом кладбище
под вечерними птицами
Я смотрю на пахоту,
где колосьями высятся кресты.IV, 7 Я как дым,
миг живущий, но вставший из огня.
Склонившись,
человек разгребает очажный пепел.V, 10 Радость и горе,
пролетите сквозь меня, не тронув,
Как сентябрьский ветер
пролетает сквозь вскинутые сучья.II, 18 Облака над волнами колосьев
как паруса.
Скоро вы отяжелеете бурей,
как сердце мое.III, 14 Дуб над долиной, ветер в листве,
птицы в гнездах.
Бьет гром в вершину, топор под корень, —
он печально терпит.VI, 11 Пруд у праздной мельницы —
в мертвых листьях.
В черную воду погляжу на себя
и на блеклое солнце.I, 13 Бледное солнце осени —
надо мной, над рекой, над рощей.
Вейся, лист, холодейте, волны,
крепни, сердце.V, 5 Мертвый лист
бьется о порог, а время в ставень.
Камин, свечка,
я один, и осень как «баю-бай».V, 6 Вздула парус над спящим городом
ночь, кишащая одиночеством.
Вскрой окно,
и она ворвется к тебе потопом.V, 8 Недолгая роза,
украшенье сада, любви и лиры,
Пьет, как сладость,
ржавь и смерть пронзающих ливней.
V, 7 Ветер,
раненный над каменной мостовою,
Дымная осень —
это сердце мое осыпает листья.Add. Роза, увядшая в вазе,
зачем ее я помню?
Усталому сердцу тяжек
даже призрак розы.V, 3 Осень
кружит листья и с ними – мою душу.
Дай им лечь помечтать на край
твоего бассейна.IV, 17 Чаша горя нам слаще меда:
Жизнь лишь дым, смерть лишь тень от дыма
На весах бытия. Равняйте чаши.