– Дарье… – нотки горечи и печали повисают в воздухе. Затаённая обида и злость имеют кисловатый привкус. Падчерица ревнует отца, ненавидит мачеху – классика. И вроде бы ничего нового и предельно ясно, но… Тоска с голубо-зелёных говорит, что всё непросто.

– Плохо ладите? – невольно интересуюсь у спутницы. Громкий ехидный смешок вырывается из девичьей груди:

– Ладите… Чтобы хоть как-то ладить, нужно видеться не два раза в год, – желчно шипит Настасья. – Как вообще можно ладить со змеёй подколодной?

Ничего не спрашивая, я терпеливо жду. Судорожный вздох и синеглазка продолжает рассказ:

– Увела отца из семьи! Ведьма длинноносая!

Эту историю знают все в посёлке. Лет десять назад обычная, не особо талантливая аспирантка Даша Третьякова стала женой уважаемого профессора Воронцова. Тётушка долго обсасывала эту солёную сплетню. Однако история умалчивает, куда пропала первая жена. Одни говорят, что померла Галина, другие – что уехала. Саму Настю поначалу иногда видели в усадьбе летом. Но с каждым годом всё реже и реже. А спустя три года девчушка-хохотушка после женитьбы Якова на Даше Воронцова младшая исчезла. Нынче вернулась… На мою голову. Болезненный ком застревает в горле от рассказа девушки:

– Крутила задницей перед папой… А он… Он хороший. Добрый. Только мягкий очень. Вот Дашка и вертит отцом как хочет. Мамочку выгнали. А меня в интернат отправили. Даже на каникулы не брали.

В ту далёкую юношескую пору я едва ли мог понять всё силу Настиного отчаяния. Одиночество… Безысходное… Полное… Пугающие… Как же тяжело малышке быть одной далеко от дома. Без тепла и поддержи. Без ласковых слов и объятий. На секунду представили? Жуть. Занятно. А мне безмерно повезло. Пусть я никогда не видел отца – папа погиб за четыре дня до моего рождения. Мама всегда была рядом. Ругала за тройки, заставляла помогать по дому, но любила, защищала и поддерживала. И тётка… Мила тоже по-своему любила вредного племянника. Бранилась, сердилась, но всегда оставляла самый вкусный кусок. Даже модные кеды и приставка к телеку были подарены Людмилой Ивановной. Ненавязчивый аромат вкусной выпечки снова возвращает в сладкие воспоминания, а голос Насти стрекочет в ушах, отрывая от настоящего:

– Иногда меня навещала Антонина Сергеевна. Я так ждала этих встреч. Мечтала и надеялась, что совсем заберёт. А Дашка всегда нагоняй давала за визиты, – сумбурно шепчет Настя. – А позавчера тётя Тоня мне денег на карманные расходы подкинула. Носатая так взбеленилась, что чашку швырнула в кухарку. Уклонялась Тонюшка и оступилась, упала с лестницы. Ногу сломала. В больнице пока.

Недолгая пауза и нежный голос синеглазки расцветает задорными смешинками:

– Дарья Николаевна имеет дурную привычку пить снотворное днём. Не может барыня иначе в полдень почивать. А чаёк-то был с добавкой. Так что мадам ждёт весёлое пробуждение.

Ого… Вот это девчонка. Огонь! Мстительная, коварная и бесстрашная. Мачеха сожрёт дочурку с потрохами. Или подавится? Но подведём итог: Настюша устроила не пакость, а справедливую, заслуженную виндетту. Молодец! Не зря я подставил свою шкуру. Кстати…

– А деньги откуда взяла? Вроде Дарья Николаевна платить отказалась… – спрашиваю с широкой усмешкой.

– Стащила из комода, когда ведьма уснула, – хихикает спутница. – Я слышала, как Людмила Ивановна ругалась… Мне всё равно влетит, так что пофиг.

Да уж, мою тётушку и за три версты слышно. Ор выше гор, щедро раскрашенный благим матом и стенаниями.

– Ну вот, мы и на месте… – милый щебет заставляет обернуться. Действительно… Увлечённый беседой, не заметил, как добрались до усадьбы Воронцовых. А мне так не хотелось расставаться…

– Слушай… Мы вечером на берегу костёр жечь будем… Гитара, песни, картошка и все дела. Приходи, а? – неловко приглашаю девушку на свидание.

– Аха-ха-ха! – мелодичный, заливистый смех звенит в воздухе. – Ты серьёзно? Да меня теперь из дома лет сто не выпустят. Ещё и поселили на чердак! Чтобы не сбежала. Ладно, мне пора. Пока, Дима. Было приятно познакомиться…

Немного припадая на правую ногу, Настя ловко проскальзывает во двор и заходит в дом. Лёгкий взмах руки на прощание.

– Пока… – задумчиво смотрю на заросший диким виноградом фасад огромного дома.

Белый горьковатый сосновый дым струится мягкими клубами. Глухой треск сухих смолистых поленьев. Жёлто-красные язычки пламени пожирают шершавую древесину, даря нам тепло и оранжевый свет. Задорные искорки кружатся и взлетают в тёмное ночное небо, крадут меня из реальности. Мысли упрямо стремятся к новой знакомой.

– Мить, а сыграй «Группу крови», а? – сипло шепчет на ухо Надюха, прижимаясь тощим боком. Блин… Ну почему так? Главная краля деревни сама лезет обжиматься, а мне неинтересно. Скорее неприятно! Вот вроде красивая барышня. Волосы светлые, мягкого соломенного оттенка, но нет в них задорной рыжинки. И глаза у Надежды тоже голубые, но не такие. Глупые. Блёклые. Без ярких зелёных звёздочек и хитрых смешинок. И даже голос блондинки раздражает, смех невпопад и никакой мелодичности. Скука и тоска. Эх, беда…

Сбрасываю руки Надежды с плеч и поднимаюсь на ноги. Закидываю гитару на спину и прощаюсь с ребятами:

– Пойду я… Работы завтра много. Всем пока.

Убегаю в сторону дома Воронцовых, шустро перебирая конечностями. Растерянные ахи, рассерженные вздохи и недовольные взгляды. Особенно от Надежды. Пофиг… Ноги сами несут меня к загадочной, милой и смелой девчонке. Пара минут, и я растерянно стою у заросшей стены. И что теперь?

На часах глубокая ночь и Настя наверняка спит. Голубоглазая проказница бродит по дорожкам Морфея и видит нежные дрёмы. Ага, или боевики со Шварценеггером и Джеки Чаном. Не удивлюсь!

Приглушённый свет мелькает в крохотном окошке третьего этажа. Фонарик или свеча? Неважно. Главное, подружка не спит. Поднимаю с травы сухую веточку. И разломив на несколько частей, кидаю первый кусочек в окно. Бам… Ничего… Ещё разок. Бам… Бам… Луч мгновенно гаснет. Минута ожидания и скрип старой оконной рамы разрывает ночную тишину.

– Кто здесь? – голос Анастасии звучит твёрдо и бесстрашно. Смелая же.

– Прекрасный принц… Пришёл спасти тебя из лап носатого дракона… – негромко хихикаю.

– А… Понятно… Свободен… – синеглазка легко узнаёт меня по голосу и звонко смеётся. – Да ну их этих принцев… Стирай, убирай, обхаживай… Вот если бы ты, например, плотник был. Или автослесарь. Это я понимаю… А королевские отпрыски – непрактичны.

– Аха-ха-ха! – не выдержав, гогочу во весь бас. Девчонка так забавно бормочет. Жужжит. Жужа.

– Ну, ты даёшь, Настён… – пыхчу сквозь слёзы, – Будет новая сказка: Рапунцель и автослесарь. Так что давай, скинь свои волосы, прекрасная дева с чердака!

– А может лучше простыни? Понадёжнее будет… – девушка наматывает русый локон на палец и скептически осматривает.

– Да ничего не нужно… Как-нибудь сам, – хмыкаю и рассматриваю стену. Старые виноградные лозы, годами прораставшие в камень, выглядят весьма надёжно. Цепляясь за шероховатые ветки, легко и проворно взбираюсь на третий этаж.

– Подвинься, Байкальская Рапунцель, – протискиваюсь в распахнутое окно, сопровождаемый нежной, приветливой девичьей улыбкой

Так и начались мои ежедневные ночные «скалодромные» приключения. Каждый день я безропотно, быстро и, главное, качественно, чтобы не переделывать, выполнял наказы тётушки Милы. Работа горела в руках. Я делал всё, чтобы освободить вечера. И каждый раз с заходом солнца нёсся к заветному дому, скрашивал суровое наказание Дарьи Николаевны.

И как же мне было интересно! Мы вместе читали, играли в настолки и морской бой и много-много разговаривали. Настёна была прекрасным слушателем. Она умела искренне сочувствовать и сопереживать. Я рассказывал о многом. О маме и отце, о тётушке, московских друзьях и увлечениях. Даже про абрикосовый пирог растрепал. И не только слушателем… Умная и не по годам мудрая девчонка могла часами трещать, повествуя удивительные истории. Столько нового узнал от неё.

Однажды по дороге к синеглазке я наткнулся на чудом не отцветшую саранку. Огненно-алые лилии покачивали яркими бутонами в такт тёплому ветру. Я нарвал огромный букет и держал его в зубах, пока карабкался на стену.

– Ух ты! Саранки! – в пронзительных голубых глазах пляшут уже знакомые чертята. – Очень красивые! А ты знаешь, что у этих цветов есть несколько названий? Лилия кудреватая, царские кудри и мартагон. А ещё есть красивая легенда, связанная с саранками.

– Какая ещё легенда? Это же просто цветы… – удивлённо смотрю на Настю.

– Тёмный ты человек, Кудрявцев… – нагло хихикает всезнайка. – Ну тогда слушай… Давным-давно великий казачий атаман Ермак отправился в поход. Новые земли, новые племена и жестокие сражения. Но отважный воин был очень смел и силён. Он ни на секунду не сомневался в своих бойцах. Однако врагов было слишком много. В одной из битв Ермака смертельно ранили. Огонь жизни героя угасал, но воля атамана была так сильна, что из сердца умирающего казака появилась огненная саранка. Символ смелости и веры. Говорят, что если воин возьмёт жёлтую луковицу саранки на поле боя, то она защит его от смерти. А если съесть семечко, то сердце наполнится храбростью.

Да уж… Храбрость мне не помешала бы. Страшно признаваться даже самому себе, что я влюблён по уши.

Моё лучшее лето пролетало стремительно. Дни становились короче, а ночи длиннее. Мы много времени проводили вдвоём. Увы, Дарья Николаевна была беспощадна. Мачеха Настёны отказывалась снимать домашний арест. Но наш дуэт не сидел без дела. Я и синеглазка без конца пакостили вредной женщине. То крысу в кровать подбросим, то зелёнку в шампунь нальём. Как-то раз я притащил пчелиный улей из леса. Забавно было наблюдать, как Воронцова старшая улепётывает в сторону озера. Наши местами безжалостные проделки преследовали особенную цель – воссоединение Насти с мамой и бабушкой. Галина Васильевна была жива и здорова, но науськанный Дарьей Яков Владиславович запрещал видеться с дочерью. У профессора имелись огромные связи, и учёный недотёпа вполне мог испортить жизнь женщинам.

Увы, этот бой мы проиграли. Мачеха наотрез отказывалась возвращать падчерицу к родным, какие мотивы руководили женщиной – одному Богу известно. Именно вторая жена Воронцова отправила Анастасию в специальный интернет для будущих балерин.

Возможно, Настенька никогда бы не поделилась этой историей, если бы не роковая случайность. Подавая мне книгу, синеглазка неловко повернулась, запнулась и едва не упала. Я ловко поймал девчонку, но лёгкая плиссированная юбка успела задраться и обнажить коленки. На правой ноге красовался длинный, заживающий шрам. Помню, как я удивился:

– Откуда это? – бережно усаживаю напуганную синеглазку на краешек кровати. Громкий всхлип и жужа начинает рассказ:

– Я учусь, точнее, училась в закрытом интернате для будущих танцовщиц. Не то чтобы я очень люблю танцевать, но это единственное место, куда не стыдно сплавить чужого нежеланного ребёнка, – голос синеглазки звенит от непролитых слёз. – Нравы там суровые… В этом году к нам пришёл новый педагог. Молодой, но очень талантливый артист – Павел Павлович. Ты знаешь, своей безумной энергией и энтузиазмом учитель сумел вдохновить меня. Я старалась… Очень. Пыхтела на занятиях и после них. Ноги в кровь, мышцы в камень. Каждый божий день вставала раньше всех и к станку. Пал Палыч заметил моё усердие и выбрал на главную роль в отчётном спектакле. Увы… Рассказ без счастливого конца. Девчонки позавидовали и на генеральной репетиции разлили масло на полу. Падение со сцены, разрыв связок и операция. Конец недавно рождённой мечте и обучению в интернате.