Каждое воскресенье курсантов отпускали по домам. С семи утра до семи вечера. Витюша очень плодотворно проводил увольнения с Наташей, успевал в конце свидания с ненаглядной заскочить к Хохлову -пожать руку, ну, и в «тошниловку» непременно забегал перед отъездом – поздороваться с друзьями по бывшей своей злой напасти – пьянству. Друзья, конечно, не подавали вида, но очень хотели бы оказаться на месте Шанина. Не на сержантских курсах, конечно, а в трезвой жизни. Бухать устали все. Почти каждый чем – то болел. А главное – все путёвые места в жизни им были недоступны так же как трактору полёт над облаками в дальние дали.

– Ты, Витёк, когда станешь «мусорком» – нас не трогай.– Говорил ему, мягко обнимая, Вовчик Кропотов, бывший токарь на МТС. – Мы мирные. Даже драк нет. И не воруем ничего. Деньги выпрашиваем у кого попало, но это беда, а не преступление. Да и чего нас трогать? Сами вымрем скоро. Не всем же так везёт как тебе.

– Живите, братва.– Махал всем рукой Витюша.– Я же ваш. Хоть и бывший. А своих я не трону.

И после «тошниловки» бежал на автовокзал, спешил, чтобы не опоздать. И всегда успевал.

Наталью Хохлов пристроил на ту же молочную ферму, откуда она со стыда сама ушла после давнего запоя на целую неделю. Убедил заведующую, что Желябина снова трезвая, умелая, работящая женщина. После смены Наташа до полуночи делала из тусклой холостяцкой Витюшиной хаты тёплое, уютное пространство для радостной жизни. Шила на старой бабушкиной машинке «Зингер» модные фланелевые рубашки дорогому – любимому, себе поплиновые передники, вязала длинной спицей круглые коврики из разноцветных лоскутов. Подстилки под ноги и накидки на стулья.

Обои клеила, шторы меняла, украшала вышивкой постельное бельё. Накупила всяких безделушек для интерьера, репродукции картин великих мастеров, мягкие ковры на пол и стены, люстру, радиолу. Да и много чего такого, что вроде бы и не шибко – то полезно, но красиво и приятно глазу. К тёткам, с которыми когда – то пила, не ходила, хотя вспоминала их часто и жалела. Пропадали тётки, неплохие в общем люди. Могли бы тоже начать снова. Работать, любить, жизни радоваться. Печально, что не получалось у них.

За месяц до окончания Витюшиных курсов Хохлов пришел к ней вечером с разговором.

– Такое у нас в милиции правило.– Сказал он увесисто. – Его, правда, на бумаге нет нигде. Но говорю как есть и как быть должно. Короче -каждый милиционер должен быть женатым. Ну, вот я, честно, не знаю почему так уложилось. Но вот как есть правило, так оно и есть. Вам надо официально расписаться в ЗАГСе.

– А я что? Хоть сейчас! Витюша – мужчина! Надёжный причём. И любимый. Приедет – распишемся. – Засмеялась Наташа, хотя и смущенно.– Он, правда, мне предложения не делал. Вообще о ЗАГСе ни слова ни разу. Но, думаю, что мы оба любим и потому поженимся. Уверена.

– Я – то с ним тоже поговорю. – Андрей погладил её по плечу.– Свадьбу отгуляем – в Америке услышат наши гармошки!

Он ушел, а Наташа села на подоконник и почему – то заплакала. Наверное, сама не верила, что ей одной может достаться столько счастья сразу.

Курсанты за месяц до получения «свидетельства об окончании Школы сержантов МВД» практику проходили в городском Управлении. Витюша по вечерам ездил на мощном «Урале» с бригадой ППС на дежурство по трём районам Зарайска. Они лежали на окраине вокруг большого кирпичного и железобетонного комбината, металлоремонтного завода и огромной ткацкой камвольно – суконной фабрики. После восьми вечера народ практически прекращал движение по улицам и дома сидел. Районы эти считались хулиганскими. Здесь в стареньких неказистых домишках кроме заводских и фабричных работяг снимали жильё «откинувшиеся» зеки, которым ехать некуда, а в родные места не хотелось. Боязно было.

Они отыскивали в забегаловках почти зелёных ещё пацанов, которых по возрасту всё ещё тянуло на приключения и опасные делишки. От их дерзкого лихого исполнения горячее становилась кровь и в мозгах появлялась иллюзия собственной значимости. Вот с этими компаньонами бывшие урки шустрили до поздней ночи. Грабили поздних прохожих, чистили карманы у пьяных, дрались с пришельцами из других районов и время от времени нагло и умело «подламывали» всякие киоски, в основном продовольственные. Сгребали там курево, вино и водку, ну, если продавцы забывали забрать дневную выручку – то и деньги шпане перепадали.

На пятом дежурстве группа патруля в придачу с Шаниным наткнулась часов в одиннадцать вечера на «гоп – стоп». Трое «лихих» гурьбой повалили идущего со свидания, наверное, парня, приземлили его и увлеченно пинали ногами. Все молчали, даже жертва. Один из грабителей присел на корточки, зажал между коленями его руку и отстёгивал браслет с часами. Ещё один уже наклонился и стал шарить по карманам. Третий продолжал носком ботинка бить лежачего по спине и ногам.

– Шанин, вот браслеты тебе, быстро вяжи того, который с часами возится.– Сказал командир группы лейтенант Борисенко. – Вы двое – за мной. Работаем быстро и жестко.

Витюша сзади перехватил урку за шею и поднял его на грудь. Тот обмяк, повис у Шанина на руках, он без особой аккуратности воткнул нападавшего носом в землю, закинул за спину руки и защёлкнул «браслеты». Остальные ППСники не сговариваясь дёрнули двух оставшихся грабителей за ноги возле щиколоток и они с громким хлопком плашмя повалились под ноги милиционерам. Через минуту все трое лежали лицом вниз, а парень, которого грабили, поднялся и подошел к лейтенанту.

– Часы сняли, двадцать рублей забрали пятёрками в кошельке. – Парень держался за правый бок. Там где нижнее ребро.– Медальон ещё был на серебреной цепочке. Его сдёрнули. В медальоне моя фотография и портрет моей невесты. А! Ещё авторучка. Дорогая. Импортная. Подарили на день рожденья.

Сержанты с автоматами вытряхнули всё из карманов бандитов и крикнули потерпевшему.

– Иди своё сбирай. Вот тебе фонарик. И нам отдай. Пройдут как вещдоки, а завтра днём заберёшь в канцелярии.

Остальное они тоже уложили в брезентовый мешочек. И отдали старшему.

– Первый, я шестерка.– Сказал лейтенант в рацию. – Трое задержанных. Машину дай на угол Силантьевской и Церковной. Там увидят нас мужики. Давай быстрее. У нас ещё работы до хрена. Мало проехали. «Гоп – стоп» время отнял. Запиши на шестёрку задержание троих налётчиков. Отметь, что одного повязал лично курсант нашей школы Шанин.

– Понял.– Почти без хрипа ответили по рации.– Всё запишем.

– Завтра приходите к часу дня в седьмой кабинет к следователю Домаеву. -Лейтенант прочел паспорт потерпевшего. – Игорь Васильевич, Вы услышали меня? Оформите всё и протокол опознания подпишите. Потом заберёте свои вещи. Канцелярия в конце коридора первого этажа. Вас подбросить до дома? А то …

– Да до дома сто метров не дошел всего. Вон дом мой.– Засмеялся Игорь.– Трое их. Один сразу ноги обхватил. Уже ничего не сделаешь. Одного бы я сам уделал.

Дождались машину. Задержанных уркаганов два старшины как мешки кинули в открытые сзади двери «ГАЗ»ика с решетками на окнах и уехали. Патруль с Витюшей Шаниным ездил до трёх ночи, но серьёзных происшествий больше не было. Усмирили, правда, в одном дворе мужика поддатого, который выгнал за что – то жену за калитку и орал на неё со двора.

– Давай,чеши тогда к своей мамане и целуйтесь там с ней на голодное пузо. У неё, небось, тоже дома жрать нечего.

Сержант с автоматом подошел к нему, пять минут что – то тихо мужику объяснял, после чего тот пошел, обнял жену, извинился и повёл её во двор.

– Если что – звонить знаете куда. Запомнили номер? – Крикнул лейтенант.

– Запомнила, конечно! – Ответила женщина и тихо прикрыла калитку.

Утром на разводе Витюше объявили благодарность с занесением в личное дело. Он обрадовался, но эмоций не выразил. Только сделал шаг вперёд, козырнул и громко оповестил всех.

– Служу Закону и Советскому Союзу!

– Братан, слышь, такое дело надо бы отметить. – Взял его под локоть после обеда Дима Горячев. – Из курсантов ты один реальное задержание провел. Я слышал – у бандитов и ножи были. Ты даёшь, братан! Орёл! Вспрыснуть надо это дело срочно! А то больше не задержишь никого.

– Да не пью я.– Витюша отвел взгляд.

– Так и я не пью! – Радостно прошептал Дима – По сто граммов коньяка пропустить, так это смешно питьём – то назвать. А кафе вот тут. За забором. В самоход сгоняем, отметим и к лекции по истории партии успеем как раз. Там всё выдохнется и на вечерней поверке будем свеженькие и пахнуть от нас не будет. Я туда часто бегаю. У меня семена кардамона есть. Вот, гляди. Пожевал и всё! Нет никакого запаха. Даже намёка на него нет. Ну, рванули?!

– Думал Витюша минут пять. Усиленно. Напрягся. Сопротивлялся, но с ужасом понимал, что выпить, однако, тянет. Волю собирал в мозг со всего тела. И, возможно, собрал бы! Если б вдруг не вскрикнул неожиданно для себя.

– А, ходи оно всё конём! Сто граммов, не больше! Пошли! Но денег нет у меня.

– Угощаю.– Засмеялся Димка.– Потом ты угостишь.

Они зашли за казарму, огляделись, сняли фуражки, чтобы не потерять, и в новенькой форме, стукнув бляхами ремней о бетон, быстренько и ловко перевалились через забор. В кафе было полно довольно приличной публики. Играл большой музыкальный автомат со стеклянным колпаком сверху. «Аргентинское танго» – за секунду определил Дима. Под стеклом виднелся набор пластинок. Штук тридцать, не меньше. По бокам стояли черные квадратные динамики, а сложный механизм проигрывателя конструкторы спрятали в высокую тумбу из дорогого лакированного дерева. Бросаешь в щель двадцать копеек, жмешь кнопку, под которой название пластинки и автомат сам её выбирает, вертикально ставит перед иглой и запускает музыку. Здорово придумано.

– Так тут, небось, наш патруль гуляет.– Насторожился Витюша. – Тут самое близкое место для курсантов, где поддать можно. Пачками через каждые десять минут можно собирать поддатых курсантов. Бухают втихаря, думаю, многие.

– Ещё как. – Согласился Дима. – А где ты видишь наших курсантов? Ни одного мля!Они, придурки, как и ты считают, что патруль здесь только и пасётся. А хрен там! В патруле люди тоже умные. Не тупее курсантов. Они рассуждают логично, что бухать курсант двинет подальше от училища. А, может, вообще в кустах на краю города сядет, куда даже собаки не заглядывают. А чтоб под носом у всего начальства? Да кому такая наглость в организм влезет? Я тут сто раз пил. Не очкуй, пошли.

Витюша испытывал жестокую, бескомпромиссную битву своего разума со здравым смыслом, который как – то отделился от мозга и бился с неправильным решением насмерть. И, что самое потрясающее – так ведь проиграл здравый смысл слабой воле. Мозг воля гнилая подавила, печень обрезанную, ум, инстинкт самосохранения и как кошка мышку удавила насмерть инстинкт самосохранения. Здравый смысл Витюшин не победил потому, что как и новый кореш Дима считал сто граммов коньяка ничтожным количеством, полезным даже грудным детям для правильного развития. В итоге Витюша шлёпнул фуражкой по коленке и гордо сказал своему внутреннему голосу, противнику питья спиртного.

– Заткнись пока!Чисто символически с новым кентом врежем по соточке. Мы с тобой и не почувствуем ничего. И организм ни фига не заметит.

Голос заткнулся, Витюша дружески стукнул Димку по горбу и радостно крикнул.

– Ну, угощай, мля! Потом, завтра, я тебя. Деньги найду.

Через три часа в стеклянные двери вошел патруль. Не милицейский. Пограничники пришли почему – то, хотя ближайшая граница Казахстана со страной, не входящей в СССР, была в паре тысяч километров на север. А, возможно, не погранцы пришли, а ребята из части ПВО. Она прямо в городе стояла. В центре. Рядом с тюрьмой. Короче – уже не могли точно сказать Витюша с Димой – кто именно их тут обнаружил. Да и какая разница?

– Надо окно открыть и выпрыгивать.– Предложил Витюша со второй попытки. После двух с половиной бутылок коньяка это был очень хороший результат.

С первой попытки получилось что – то вроде « На но рыть и вырыгать» Но Димка седьмым чувством понял товарища. Он прихватил недопитый флакон грузинского и пошел сквозь занавеску тюлевую и высокое, от пола до потолка, стекло. Витюша рванул за ним, рухнул на асфальт и что – то стал понимать когда патрульные распутали на обоих курсантах шторы – сети, и стряхнули с их формы осколки стекла.