Но увы, недели летели со скоростью света, а мои надежды не оправдывались. Наоборот, моё тело всё больше давало мне понять, что я беременна. А начиная с седьмой недели меня начал одолевать жуткий токсикоз. Причём не только по утрам, а почти круглосуточно. Унитаз стал моим лучшим другом. И данный факт, естественно, начал сильно сказываться на эффективности моей работы. Я больше не могла продолжать скрывать новость о своём положении от коллег и особенно от Кайла. Мне пришлось во всём признаться своему работодателю, даже несмотря на то, что заведомо знала, что ставлю жирную точку в своей увлекательной работе на него.

Так и получилось. Кайл не стал входить в моё положение и не предложил мне вариант снизить уровень нагрузки. Ему нужен был здоровый и выносливый фотограф, готовый отдаваться работе на все сто. А я больше не была способна соответствовать его требованиям, поэтому он распрощался со мной, отчитав за неосмотрительность и прочитав нотации о том, как сильно я его подвела.

Я уже говорила: он урод, который не думает ни о ком и ни о чём, кроме контента для своего блога. Не сдержавшись, я послала его на хер на прощание и, будучи вдребезги разбитой и злющей на поселившегося внутри меня комка, вернулась в Спрингфилд, где обратилось в агентство по усыновлению и начала выискивать подходящих родителей, которые любили бы ребёнка так, как я это сделать не смогла бы.

Состоятельная образцовая парочка нашлась довольно быстро. Мы пообщались, обсудили все условия, составили контракт. И как только я его подписала, не могла нарадоваться, что сразу после родов вытравлю нежеланного ребёнка из своей жизни.

И, кажется, наша с комком неприязнь друг к другу была обоюдной. Моя беременность была сущим адом. Я постоянно была уставшей и толком не могла ничего есть. Еду с витаминами приходилось буквально заталкивать в себя. Не передать, каким это было испытанием для меня. Особенно в моменты, когда меня воротило даже от воды. Про отвращение к различным запахам я вообще вспоминать не хочу. Это было ужасно. Я по несколько дней не выходила из дома, боясь, что меня опять начнёт тошнить в кусты, как только я вдохну парфюм мимо проходящего человека, аромат выпечки из кондитерской или просто запах листвы.

В общем, если зачастую женщины набирают вес во время беременности, то я, наоборот, сильно похудела. Пока рос живот, все остальные части тела стремительно теряли жировую массу. Я почти превратилась в чёртову Бэллу Каллен из всемирно известной саги про вампиров. И даже когда токсикоз наконец прошёл, вернуть себе прежние пышные формы у меня не получалось.

Такое чувство, что все калории, которые я съедала, впитывал в себя комок. Мне же он оставлял самый мизер. Чисто чтобы я была способна продолжать есть, пить, дышать, дабы ежедневно снабжать его силами и строительным материалом для развития.

И если первую половину беременности я мучилась от токсикоза и вечной усталости, то вторую – от тотального бессилия, мигрени, бессонницы и ноющих болей в пояснице. А потом ещё и от сильных толчков мелкого засранца. И сколько бы я ни разговаривала с этим футболистом, сколько бы ни умоляла его угомониться и хотя бы денёк дать мне прожить без дискомфорта в животе, он меня не слушался.

Говорю же: комок ненавидел меня. И не хотел находиться внутри меня так же, как того не хотела я. А, может, даже больше, потому что он решил не дожидаться окончания положенных девяти месяцев, а начал рваться на волю на тридцать третей неделе беременности.

Несколько часов адской боли и состояния на грани потери сознания – вот, что заставил меня пережить комок в отместку за мою нелюбовь к детям. Но мне было плевать. Я нисколько на него не злилась. В первые секунды после того, как мои мучения закончились, я была способна испытывать лишь неземную радость. Жаль только, что она продлилась совсем недолго.

Когда сквозь морок эйфории я расслышала, как суетятся врачи, всё облегчение сменилось леденящим страхом. Я испугалась, потому что, кроме голосов врачей и писка медицинской аппаратуры, в помещении не было других звуков. В нём не было детского плача.

А дети же должны плакать, когда рождаются, правильно? Это ведь означает, что с ними всё в порядке. Они живы. Не так ли?

В тот момент я напрочь забыла обо всём, о чём читала в книгах о родах. Единственное, что набатом гудело в моей голове, – это вопросы: почему мой комок не плачет? С ним что-то не так? Он родился мёртвым?

И как только последний вопрос прогремел в моём сознании, все мои внутренности скрутило такой агонией, что боль во время родов показалась мне цветочками.

Такого ужаса я никогда не испытывала. Я не могла дышать. В буквальном смысле. Доступ к кислороду перекрылся, словно кто-то пробил мне грудную клетку и вырвал лёгкие без анестезии. И в этом бескислородном аду я прожила бесконечно долгие секунды, пока комок наконец не заорал во всё горло, сообщив всему свету, что он жив. И этот оглушительный детский ор, который я всю жизнь на дух не переносила, неожиданно стал для меня самым потрясающим звуком на свете и будто вдохнул в меня не только воздух, но и саму жизнь.

Меня даже не волновало, что мне так и не положили сына на грудь и не дали посмотреть на него, а сразу унесли в реанимацию. Я просто ревела от счастья, требовала врачей сделать всё возможное, чтобы с ребёнком всё было в порядке, и благодарила всевышние силы за то, что мой комок не умер.

В общем, я была сама не своя, находясь будто в беспамятстве. И даже продолжительный глубокий сон не помог мне прийти в себя. Как только я очнулась на следующий день, первым моим порывом было помчаться к комку, чтобы посмотреть, как он там поживает.

Мне было больно передвигаться, всё тело ломило, но я всё равно добралась до отделения реанимации и интенсивной терапии, куда поместили комка.

И именно в тот момент, когда я увидела его столь крохотного, беззащитного, лежащего в инкубаторе и увешенного какими-то проводами, ко мне и пришло стопроцентное осознание, что я не смогу его никому отдать. Я разревелась во второй раз за минувшие сутки и просто смотрела на сына, боясь даже прикоснуться, лишь бы не навредить ему.

«Этот комок мой. И только мой! Никому его не отдам» – бомбило в моей голове беспрерывным басом.

И, как выяснилось тем же вечером, приёмные родители сами решили отказаться от ребёнка, когда узнали, что он родился не полностью здоровым. Нормально? Они спасовали на самом старте, поняв, что с малышом, рождённым на несколько недель раньше срока, в будущем могут быть проблемы. Вот такие вот дела. Образцовая парочка, блять!

Но меня эти трусливые ушлёпки мало волновали. Всё моё внимание принадлежало борющемуся за жизнь комочку. В нём было всего два килограмма и сто граммов и некоторые органы не могли нормально функционировать самостоятельно, поэтому ему требовалось некоторое время пробыть в реанимации под строгим наблюдением врачей.

И я практически не отходила от него ни на шаг, но, к сожалению, ничем не могла ему помочь быстрее набрать вес и стать полностью здоровым. Его нельзя было вытаскивать из инкубатора, а даже если бы и можно было, то я не смогла бы его накормить. Молоко не пришло ко мне. Как ожидаемо, правда? У меня же всё должно было происходить через задницу. Однако тогда, любуясь своим комочком и умоляя, чтобы он стал сильным и здоровым, я не догадывалась, что отсутствие молока окажется меньшей из всех проблем, которые ждали меня впереди.

На весь следующий год я забыла о полноценном сне, спокойствии и, в принципе, обо всём мире. Моя жизнь сузилась до Джереми, моего комка. Но не потому, что я после рождения ребёнка из детоненавистницы враз превратилась в повёрнутую на голову мамашу, которая зациклена на своём дитя. Нет. Дело не в этом. Я, конечно, бесконечно полюбила Джей-Джея, но не настолько, чтобы и дальше добровольно продолжать забивать на все другие аспекты своей жизни.

Я не хотела, чтобы материнство занимало сто процентов моей повседневности. Я хотела вновь начать фотографировать, выходить в общество и коммуницировать с людьми, но увы, единственные люди, с кем я постоянно общалась, были врачи.

У Джереми был очень слабый иммунитет. И как бы я ни пыталась его укрепить, ничего не получалось. Он болел так часто и сильно, что, казалось, мы большую часть времени жили в больницах, нежели дома. А сколько Джереми плакал… Господи! Не проходило ни дня, чтобы я не ощущала себя самой ужасной матерью, хотя, честно, старалась как могла, лишь бы осчастливить малыша и по возможности быстрее вылечить его от очередной простуды или аллергической реакции.

Сотни бессонных ночей и изнурительных дней и вдвое больше потерянных нервных клеток. А все деньги, оставшиеся после развода, были потрачены на лекарства, оздоровительные процедуры и пребывание в больницах.

Это был кошмар. Мне кажется, всего за год я постарела на десятилетие и из красивой женщины превратилась в изнурённую бабку. И когда однажды я реально аж вскрикнула от испуга, увидев своё отражение в зеркале, я поняла, что продолжать так жить больше нельзя. Мне нужна была помощь. Одна я не справлялась. Тем более учитывая, что мне нужно было срочно начинать искать работу.

К маме обращаться не было смысла. Она даже из роддома нас не встретила, а за целый год навестила от силы три раза, поэтому я позвонила в агентство и запросила список кандидаток на роль няни.

Выбирала я долго и дотошно, ибо кому попало я Джереми доверять не собиралась. И так, после двухнедельных собеседований с огромным количеством женщин, я остановила свой выбор на Марисе. И Боже правый! Эта чудо-няня стала моей спасительницей.

С её появлением наша с Джереми жизнь стала в разы легче. Не знаю, совпадение это или чудо, но сын вскоре перестал заболевать от малейшего дуновения ветра, его организм наконец окреп и начал давать отпор вирусам. А я начала чаще спать, есть, хоть немного заниматься спортом дома, чтобы подтянуть исхудавшее тело. Посетила салон красоты, привела себя в порядок и вновь стала похожа на женщину. Мужчины снова начали обращать на меня внимание, и я впервые после того рокового секса в Амстердаме захотела возобновить свою интимную жизнь, напомнив себе, что значит не только выглядеть, как женщина, но и ощущать себя таковой.

Естественно, моё времяпровождение с мужчинами не было частым явлением в моей повседневности, ибо с маленьким ребёнком и двумя работами, у меня не было времени регулярно ходить на свидания. Секс раз в несколько месяцев уже был счастьем. И так, к слову, продолжается по сей день, однако я не жалуюсь. Сын и его благополучие для меня на первом месте. Даже впереди моих желаний и потребностей.

– Спи сладко, мой маленький монстр, – бесшумно произношу я и аккуратно целую сына в лобик, а затем наконец принимаю долгожданный душ и заваливаюсь в постель.

И как только моя голова касается подушки, я сразу же засыпаю, погружаясь в сон, который видела уже неоднократно.

В нём Джей-Джей – сын Пола, а не неизвестного человека, которого мой сын никогда не увидит. А всё потому, что во сне я никогда не разводилась с Дэвенпортом, не улетала работать заграницу и не забеременела под кайфом. Во сне мы с Полом счастливы и вместе радуемся положительному тесту. Муж поддерживает меня на протяжении всей нелёгкой беременности, держит за руку, пока я рожаю бесконечное количество времени, разрезает пуповину, а после разделяет все эмоции, что приносит рождение Джереми: и счастье, и страх, и радость, и волнение, и, конечно же, безусловную, ни с чем не сравнимую любовь. Во сне Пол любит нас обоих больше жизни, оберегает ото всех невзгод, решает все проблемы и снабжает нас с сыном всем необходимым, позволяя мне проводить больше времени с Джей-Джеем и заниматься только любимым делом, а не хвататься за любую возможность заработать, лишь бы Джереми ни в чём не нуждался.