Остановились у мощных стальных ворот, что одним своим видом заявляли о статусе хозяина той территории, которую они закрывали напрочь от любых посторонних взглядов и проникновений.

– Я не боюсь его! Ненавижу!.. – Фёдор потянулся рукой к кнопке звонка, но нажать не успел.

Дверь калитки, слева от ворот, мягко щёлкнула и отворилась. Из калитки вышел охранник и жестом пригласил их войти. Каким образом их распознали, и почему пропустили без единого к ним вопроса, оставалось только догадываться.

К главному дому с колоннами, вроде дворца, вела дорожка из рельефной мраморной плитки. Весь первый этаж был полностью остеклён, но не прозрачен. Весь второй этаж по периметру обрамлялся открытым балконом. За домом искрилось неоновым светом озеро. Везде было чисто, ухожено, тихо. И всё казалось ненастоящим. Даже небо над озером.

– Не хилые владения у наших полканов полицаев, как у фон-баронов каких-нибудь! – не преминул высказать Фёдор (надо думать, приближенность к Иисусу немало способствовала его храбрости). – Представляю, как живут наши слуги народа, если их верные псы в таком шоколаде…

Иисус ничего не сказал на это.

Охранник перед тем, как впустить их в холл, коротко глянул на Фёдора:

– Советую держать язык за зубами.

– Молчать, что ли? – хмыкнул Фёдор.

– Помалкивать.

Их провели по пустынному холлу через зимний сад с журчащим фонтанчиком, через полутёмный каминный зал, через бильярдную с барной стойкой, наконец, они вошли в обставленную мягкой мебелью комнату с панорамой на озеро…

Хозяин появился в форменной рубашке с погонами и в лёгких спортивных брюках: гладко выбрит; отличный парфюм; спокоен. В руках голубоватая прозрачная папка.

– Присаживайтесь, – он показал на кожаный полукруглый диванчик.

Сам же уселся рядом за столик, на котором уже были разложены: пепельница, вскрытая пачка импортных сигарет, изящная зажигалка, и маленький серебристый пульт с двумя кнопками.

Бульдозер вынул из папки листки с распечатанным текстом, бегло и выборочно пробежал по нему, положил поверх папки. Не говоря ни слова, даже не взглянув на своих-гостей, как будто их и не было здесь, он достал зубочистку и поднёс ко рту, – начал медленно и отстранённо ковыряться в зубах…

– Это он специально, – прокомментировал Фёдор. – Это у них манера такая, чтобы мы почувствовали разницу – кто мы и кто они…

– «Они», это, надо думать, «верные псы» наших слуг народа»? – спросил Бульдозер, продолжая ковырять во рту.

Фёдор оторопел, но быстро нашёлся:

– Да, верные псы! И мне чихать на вашу прослушку!

– Нет никакой прослушки, просто у охранника не был выключен микрофон. Но дело не в этом. Дело в том, что в этой избитой фразе нет ни единого слова правды, как это ни обидно звучит для тебя, – Бульдозер поднял голову, но посмотрел почему-то на Иисуса.

Они встретились взглядом.

– Ну, конечно! Вы же мните себя хозяевами над нами! – Фёдора словно дёргали за язык.

– Ни слова правды! – повторил Бульдозер, и перевёл взгляд на озеро. – Ну, какие мы «псы», настоящие псы служат преданно, без всякой корысти, а мы служим за хорошие деньги и за возможность приворовывать на службе. Следовательно, мы к тому же ещё и неверные, поскольку будем служить любому, кто лучше и больше платит. И в «слугах народа» тоже ни слова правды. Они никакие не «слуги», они желают быть привилегированным элитным классом над прочим быдлом, причём, желательно наследственным классом. Остаётся слово «народ», но и здесь неправда. Разве можно назвать народом это стадо, разбредшееся кто куда, не помнящее родства, мечтающее об уголочке более-менее сытого счастья, о жалкой подачке со стола своих господ – этой патологически жадной элиты? Притом, что половина из этого стада готова свалить со своей «богохранимой» родины к нашим врагам, а другая половина будет вечно терпеть над собой любого идиота и прощелыгу, и вечно ждать перемен. «Лишь бы не было войны!» – это главная их молитва…

– Да! – чуть не подпрыгнул Фёдор, – лишь бы не было войны! Ради этого воевал мой прадед, ради этого погибало его поколение, ради этого жили наши отцы и деды! Это для таких, как ты, нет ничего святого, и тебе никогда не понять этих слов, потому что они для тебя пустой звук!..

– И опять всё мимо, – отвечал Бульдозер. – У меня все предки – военные, все в роду воевали, кроме меня одного, поганца, но я за них горло перегрызу. А правда в том, что как народ, мы, русские, образуемся и сплачиваемся именно на войне, в борьбе и преодолении. Война сбивает нас в единый оплот, которому нет преград – по-другому не получается, так уж мы скроены. Нам только дай расслабиться – и нет народа. Нас ещё могут как-то держать какие-нибудь великие стройки, невиданные свершения, испытания, которые потребуют многих лишений и жертв, что, по сути, та же война…

– Бред! Демагогия! – фыркнул Фёдор. – Это надо отмочить такое: не будет войны – не будет народа! Ну, бред!..

Бульдозер, наконец, посмотрел на него в упор.

– Ты кто? Ты у нас, кажется, Фёдор Опушкин, то есть, неопределённых занятий и средних способностей, так? Может быть, ты кому-то сильно помог в его жизни, кого-то спас или пожертвовал для кого-то своим здоровьем? Нет? А что есть? А есть, прямо скажем, ни то, ни сё, и весь ты пока – от сих до сих, – он ткнул два раза по столику на небольшом расстоянии. – В лучшем случае, тебе ещё предстоит превозмочь самого себя, чтобы что-то постичь в этой жизни. Я таких много видел, наблюдал, и все, сколько знаю, так и остались – от сих до сих.

– А ты у нас, кажется, полковник полиции, так? – отвечал ему той же монетой Фёдор. – Ты у нас как бы на страже закона, и как бы местный защитник народа, да? то есть, начальник среднего уровня у наших защитников…

– У тебя, что ни слово, всё ложь, Федя. Это милиция была когда-то защитником народа, потому как считалась народной, а у полиции другие функции, она, по определению, в первую очередь на страже интересов власть имущих! Надо бы знать такие элементарные вещи, – пояснил Бульдозер.

– Теперь понятно, почему ты с людьми такой безжалостный, запугиваешь, обдираешь до нитки, бросаешь за решётку невиновных!..

– Федя, я тебя поздравляю, ты первый раз попал в самую точку! Я действительно творю безобразия, любого могу унасекомить, могу разорить, обложить данью, посадить ни за что за решётку, могу просто стереть в порошок… Про таких, как я, говорят: не боится ни бога, ни чорта. И ты не поверишь, я даже устал от этого, опротивело до тошноты. Серьёзно.

– Может, тебе ещё и посочувствовать?

– Ну, если ты способен на это.

– Не всякий достоин сочувствия, тем более, такой монстр, как ты… Бульдозер!

Хозяин дома покачал головой.

– Ты уже, как минимум, трижды оскорбил меня в моём доме, но я ни разу не сказал тебе ничего подобного. Ты нарываешься, что ли? Если да, то сначала подумай, уверен ли, что не пожалеешь об этом?

Фёдор покосился на Иисуса, смолчал.

– Скажи спасибо, что тебе позволили войти сюда и присутствовать здесь, – Бульдозер давил, и возразить ему было нечем, – тебя, Федя Опушкин, я сюда не звал, и не с тобой говорить собирался, ты здесь постольку-поскольку, а точнее, с боку припёку, понял? Надеюсь, в дальнейшем ты учтёшь этот несложный расклад, и не будешь мешать нам.

Бульдозер, как бы нехотя, вынул сигарету из пачки, щёлкнул зажигалкой. Выпустив дым, дотянулся до пульта и нажал кнопку. Заработал еле слышно кондиционер…

– А ты, значит, Иисус Христос, – они снова встретились взглядом. – Когда мне первый раз донесли о тебе, я подумал, что вот ещё один сумасшедший бездельник, или очередной мошенник. У нас тут кого только не было, и «пришельцы» были, и «киборги», и какие-то «эльфы» залётные, и «Велесов Сын» или «Сын Велеса», уже не помню, а в соседней губернии даже «бог Сеня» был, целую секту из баб организовал. Но ты не сумасшедший, нет, и не мошенник, уж в этом я разбираюсь. Никакой мошенник не стал бы так рисковать, тем более, задарма.

Он взял один из листков, лежавших на папке.

– Меня, откровенно говоря, зацепили твои слова, здорово зацепили… «Я пришёл спасти русскую душу», – процитировал он. – Ты действительно так и сказал: спасти русскую душу?

– Да, – произнёс Иисус.

– Ты, наверное, в курсе, что в России уже, по сути, началась президентская предвыборная кампания? И вот об этом, – он постучал пальцем по листкам на папке, – известно также и в областном полицейском главке и губернатору.

– Уже донёс, – усмехнулся Фёдор. – Конечно!..

Бульдозер вздохнул.

– Опять в лужу сел, не надоело тебе? Меня загрузили этим из областной конторы и поручили разобраться с «данным объектом» согласно информации, полученной от источника из местных жителей, а ещё один сигнал ушёл в епархию от священника, а оттуда, думаю, всем понятно куда. Это я к тому, что ты, Иисус, можно сказать, под колпаком. Если там, – он поднял вверх указательный палец, – узнают, где в настоящий момент находится тот, кто заявил о спасении русской души и о сознательном уничтожении её носителей, мне моментально будет спущено указание задержать тебя и доставить в следственный изолятор, причём, не временного содержания, а именно в СИЗО.

– Это на каком основании?! – вмешался Фёдор.

– На основании возможной угрозы обществу и правопорядку в период президентской кампании. Если «объект» продолжит упорствовать на своём, то будущее незавидно. В лучшем случае – психушка и полная изоляция. В худшем – махровый национализм, да ещё фашистского толка, и срок с неизбежной втихомолку, ликвидацией.

– Теперь понятно! Ты хочешь, чтобы он сам выбирал себе наказание! Отлично! Просто супер!.. Да ты хоть понимаешь, кому говоришь? – Фёдор постучал себе по лбу. – Ты понимаешь, кто перед тобой? перед кем ты сидишь тут?!

Бульдозер затушил сигарету.

– Вот же нравится человеку из себя клоуна делать, что ни скажет – всё глупость какая-то. Слушай, клоун, я последний раз предупреждаю, будешь нам мешать, вышвырну отсюда, как паршивого щенка. Усёк?

– Фёдор, не надо, – сказал Иисус.

Опушкин отвернулся к окну.

– Так вот, Иисус, тебя уже ищут, – продолжил Бульдозер, – но здесь ты можешь считать себя в безопасности. Поэтому предлагаю пожить под моей, так сказать, крышей. Могу предоставить отдельный гостевой домик на берегу озера. Если предпочитаешь баню, то там есть и баня рядом, на втором этаже хорошие спальные комнаты…

– Это же западня! – рванулся к Иисусу Фёдор. – Неужели ты не видишь, что это подстава, что тебя заманили? Ты же Иисус! Разве не видишь, что ему нельзя верить!

– Заткнись, урод! – прорычал Бульдозер.

– Не вижу, – сказал Иисус.

– Ну, как скажете, – на лице Фёдора вызмеилась улыбка, он скрестил на груди руки. – Тогда я молчу.

– Если б не предвыборные дела, – тем же невозмутимым тоном продолжил Бульдозер, – тогда бы всё по другому воспринималось, тебя не сразу хватились бы, какое-то время ещё удавалось бы продержаться, чтобы успеть донести эту правду по России-Матушке. Но рано или поздно всё равно бы прикрыли, это сто процентов. Такие слова долго терпеть не будут. «Спасти русскую душу»!.. Это ж вообще на разрыв всей утробы!.. – он потянул себя за ворот рубашки. – Кстати, говоря, был бы ты в статусе официального кандидата, допущенного к выборам в президенты, ох, у тебя был бы шанс, дало отдачу, сдетонировало бы по всей конструкции, тебя бы услышали, это я знаю, что говорю. Мы же отслеживаем настроения в обществе, в этом стаде… да, оно пока ещё жуёт свою жвачку, и ещё долго может жевать, может изредка блеять, мычать, ворчать по своим клетушкам, самое большое – пошумят, потопчутся перед местной администрацией, помашут плакатиками, ну, в интернете позубоскалят, а голосовать на выборы поплетутся за эту же власть галочки ставить – за кого ж ещё на безрыбье-то?.. А только, какая она ни есть, она ж всё-таки Русь, а Руси, пуще всякой жвачки, что нужно? Ей идея нужна! ей зов – труба до неба нужна! – вот тогда она пойдёт ломить, и горы свернёт, и до звёзд достанет!..